Проект «Крейсер»

— Я заплатил собой за Люсию. Не могу сказать, что это было приятно. Больно. Страшно. Но… в одном фит’данго и я совпали по всем параметрам. Им было безумно интересно узнавать новое. Мне — тоже. И ради новых знаний я терпел все, что со мной проделывали.

— Полагаю, что именно — вы мне не расскажете?

— Самой невинной вещью была трепанация черепа. Заметим, я был в полном сознании при любой операции. Но это было не так важно. Важны были их знания. Я получил свободный доступ к их компьютерам — и впитывал информацию часами.

— К их компьютерам? Но у фит’данго нет своих компьютеров. И кораблей. И даже зданий. Или все это расположено под землей?

— Нет. Все это расположено на поверхности земли.

— И никто этого не заметил?

— Конечно. Рядом с компьютером фит’данго может пройти сотня человек и даже не понять, что это такое. У них биологическая цивилизация. Цивилизация, которая может путешествовать в космосе. Но недалеко. Их система полностью освоена. Большего им не надо. Имеющееся количество фит’данго позволяет функционировать с максимальной эффективностью. Посольства накапливают знания и передают их на родину. И все. Этого довольно.

— Знание ради знания? Непримененное?

— Иначе галактикой давно бы правили фит’данго.

— Я не сказал бы, что они стремятся к власти.

— Ну да. Фит’данго — цивилизация, пошедшая по иному пути развития. Поэтому мы, наверное, никогда не найдем общего языка с человечеством. Поэтому любой человек пройдет мимо нашего компьютера, как мимо обычной лужи.

— Лужи?

— Да. Биокомпьютеры. Невероятно сложные, невероятно технологичные — и живые. Полуразумные. Способные сами выбирать, с кем им работать. И видящие цель своей компьютерной жизни также в накоплении знаний.

— С вами они работали, док?

— Да.

— Я заметил, вы сказали: «Мы, наверное, никогда не найдем общего языка с человечеством». Относите себя к фит’данго?

Доктор пожал плечами:

— Не знаю. В своем роде я тот же Маугли. Ребенок, воспитанный волками, ребенок, воспитанный фит’данго… Разница между нами только во времени и пространстве.

— И в образовании, полагаю.

— И это тоже. Но мы отвлеклись, капитан. Что я могу предложить вам? И что вы можете предложить мне?

— Начнем с первого вопроса, — усмехнулся Сарн. Его забавляла наглость ученого. И не просто забавляла. Вызывала уважение. Пусть даже его отношение к смерти — вопрос воспитания. А к мучительной смерти? А Сарн мог это обеспечить.

Страх он распознавал под любыми масками. Дрожание пальцев, чуть заметная нотка в запахе пота, попытка отвести взгляд, покраснение или побледнение кожи — те непроизвольные реакции, которые люди не могут контролировать. Он легко читал их. Очень легко. Но здесь и сейчас его не боялись.

— Что я могу предложить? Многое. Начнем с моей маски. Надев ее, вы сможете проникнуть даже в сенат нопашцев. И вас не распознают. Операции по смене отпечатков пальцев и сетчатки, генетического кода — в пределах, достаточных для неопознания ваших людей. Это — для них. Разумеется, все эти операции будут проходить без последствий для организма.

— Это замечательно. А для меня?

— А для вас я могу приоткрыть другое направление. Вы знаете, что идут работы по созданию идеального солдата?

— Вы хотите предложить мне именно это?

— Нет. Это неинтересно. Интереснее другое.

— Вот как? И что же?

Против воли Сарн заинтересовался. Вырастить идеального солдата… Кто и когда не пытался этим заниматься? Даже нопашцы, хоть и орали на каждом углу о правах человека, все равно проводили те же эксперименты. Втихую, на заключенных, на пленных пиратах, на «мусорных людях»…

И Сарн не отказался бы иметь абсолютно послушную ему армию. Сверхсильную. Сверхбыструю. Сверх…

— Мне жаль разочаровывать вас, капитан, но это — пустые мечтания, — раздался рядом мягкий голос.

Сарн вздрогнул и зло поглядел на доктора.

— Так не разочаровывайте, док. Это ведь может быть опасно. Смертельно опасно.

— Увы. Капитан, вы не представляете, о чем говорите. Человеческие болваны-ученые могут пытаться улучшить то, что дала природа, но никогда не добьются результата.

— Почему?

— Потому что. Человек — это отлично сбалансированная система. И все в ней находится в равновесии. Можно улучшить его незначительно. Зрение, слух, осязание, обоняние, скорость реакции… Можно уменьшить чувствительность. Можно многое. Но существуют Весы. — Доктор произнес это слово так, что Сарн невольно прислушался.

— Весы?

— Если хотите, закон природы. За улучшения здесь и сейчас расплатятся последующие поколения.

— Вот как?

— Да. Если позволите, я прочитаю вам краткую лекцию на эту тему. Иначе мне будет сложно обосновать свое предложение вам.

— Читайте, — вальяжно разрешил Сарн, откидываясь на спинку кресла.

Пират был далеко не глуп. Да, Сарн Готтран был садистом. Жестоким извращенцем, который не то что не ведал жалости, но даже не знал такого слова. Он понятия не имел ни о морали, ни о нравственности. Не собирался держать данное кому бы то ни было обещание. И любой человек мог пострадать от его взрывного характера.

Но!

Одного у пирата было не отнять.

Он был умен. Холодным, рассудочным умом купца. И единственное, что могло остановить его гнев, — это напоминание об упускаемой выгоде.

Эрасмиус Гризмер мог ему пригодиться. Стало быть, пока он останется жив.

А если для большей осведомленности о его талантах надо выслушать лекцию, Сарн выслушает ее. В конце концов, надо знать, куда приспособить этого ученого. Эту… новую вещь в хозяйстве.

Но, судя по улыбке, играющей в уголках губ доктора, он тоже это отлично понимал. Хотя и не собирался злоупотреблять хорошим отношением пирата.

У него тоже были свои планы.

— Впервые люди начали играть с генетикой еще на Земле Изначальной, до эпохи Взлета, — просто сказал Эрасмиус. — Почти четыре века назад они уже знали, что такое генотип и фенотип, могли выделить генную цепочку, а в некоторых случаях могли и модернизировать ее. К сожалению, они не учитывали очень простой вещи. То есть тех же самых Весов. Появлялись генетически модифицированные растения и животные. И — автоматически — появлялись уродства и болезни у людей, которые употребляли в пищу генетически измененные продукты. Разумеется, это замалчивалось. Разумеется, все видели только положительную сторону проблемы. А отрицательная… если бы люди не вышли в космос, через несколько веков они просто вымерли бы как вид. Фит’данго давно открыли первый закон природы. И свято соблюдают его. А именно: любые насильственно и искусственно введенные в природу изменения вызывают десятикратный откат на изменяющих. Даже если это проявляется не сразу.

— Откат — болезни?

— Да. Нарушения генокода. Смерти детей еще в материнской утробе. Утрата способности к размножению. Может быть много вариантов. Когда люди вышли в космос, они столкнулись с множеством неизвестных им ранее вещей. И заметьте, первый закон Конфедерации, в которую входят все населенные людьми планеты и большинство планет, населенных иными цивилизациями, гласит: «Никаких вмешательств в генетический код живого существа».

— Я задумывался над этим. Но так и не понял — почему?

— Потому что нас в обязательном порядке заставили принять этот закон. Вот и все. Поэтому я могу сделать для вас идеального солдата. Но… овчинка не будет стоить выделки.

— Почему?

— Это дорого. А размножаться, как нормальные люди, они не смогут. Уродства будут уже через поколение. Максимум — через два.

— На мой век хватит.

— Капитан, неужели вы собирались всю жизнь оставаться… хм… джентльменом удачи?

Сарн сверкнул глазами. Этот ученый был умен. Даже слишком.

— Об этом мы еще поговорим, док.

— Безусловно. Размножение — это один вопрос. А второй — краткий жизненный цикл подобной особи. Двадцать лет полноценного роста — и лет сорок полноценного функционирования. Невыгодно.