Поединок над Пухотью

Драганов рассмеялся. Сашке показалось, что он быстро трезвеет, на глазах превращаясь в совсем другого Семена — не того, что был в полку, и даже не того, который только что плакал пьяными слезами, а в третьего — спокойного, трезвого, расчетливого и холодного, отгородившегося от Сашки стеной непонятной обиды. Не взглянув больше на Стрекалова, он взял у одного из убитых «шмайссер», деловито обследовал его карманы, переложил запасные «рожки» в свои, отстегнул флягу, попробовал содержимое…

— А я ведь понял: ты из-за меня остался. Все передал, что надо, хотел уходить, а тут я… Прости, если можешь.

Где-то недалеко хрустнула ветка. Семен взял автомат, вынул из кармана «лимонку».

— Ну вот и дождались. Захлопнули нас обоих. А вот и машина. Слышишь? Это за нами. Жаль, поторопились. Я ведь, честно говоря, рассчитывал тут в одну деревушку заглянуть… Что глядишь? Думаешь, если рябой, так уж никто и не любит! Любят, Саня. Да еще как любят-то! — Он расправил плечи, потянулся. — На минутку бы к ней! Перед смертью…

— Перестань ныть! — Стрекалов не на шутку разозлился. — Может, еще и вырвемся. Бывало же не раз такое.

Драганов прислушался, потом осторожно выглянул наружу.

— Тихо чегой-то; Хуже нет — вот так… Хочешь, я тебе про нее расскажу? Про Глафиру?

— Не время, Семен.

— А другого не будет. Вот, значит, познакомились мы в сорок первом. Она нашу роту из окружения выводила. А после лесами вела… Короче, стали мы вроде как муж и жена. Потом она вернулась, мы дальше пошли. Как счас помню, говорю ей: «Прощай, Глафира Иванна!» А она мне: «Не говори так, Сема. До свиданья»… Я опять свое, она в слезы…

— Семен! — Стрекалов поднял руку. — Давай попробуем. Вроде нет никого.

Драганов не ответил. Он молча раскладывал возле себя трофейные гранаты.

— Семен! — сказал Стрекалов. — Мы должны уйти, понимаешь?

Драганов молчал.

— Ты что? — Стрекалов толкнул друга в плечо. — Не слышишь?

— Слышу, — Семен впервые поднял глаза. — Я ведь все понимаю, Саня. Ты свое дело сделал, тебе можно и за медалью рвать, а для меня одно осталось… Ну, чего уставился? Не узнаешь?

— Товарищ старший сержант Драганов!

— Брось, Саня. Был Драганов, да весь вышел. Поминай меня теперь как убиенного на войне Семку Драгана. Мать говорила, будто это и есть моя настоящая фамилия: отец-то хохол был… А тебе я пособлю. Пособлю, Сань, не сомневайся.

— На чужом хребте в рай собрался? Хорош!

Драганов выпучил глаза от изумления.

— Ты что, офонарел?

— Легкой смерти ищешь, да? Вы, дескать, тут деритесь с фрицами, освобождайте, спасайте, а я по-быстрому! Чтоб без мучений! Эх ты! Ребята небось думали: Семен отомстит… Черта лысого! Он в рай собрался. Дурак! На, бери свои гранаты, подорвись на них, я знаю, это легко, только кто потом из твоего автомата стрелять будет, знаешь? Фрицы! Возьмут и выстрелят в меня, в твою Глафиру, в любого из твоих друзей!

Сашка перевел дыхание. Семен слушал, по-бычьи опустив голову.

— Все?

— Все.

— Агитатор… Думаешь, сейчас Семен Драганов слезу пустит? Нет, Саня, далеко тебе до нашего замполита. Тот, если начнет мораль читать — до кишок продирает… А в одном ты прав, кореш: рано я в рай собрался. Так и быть, ради тебя еще немного погуляю.

Он стал рассовывать по карманам «лимонки».

— Давно бы так.

Стрекалов первым пошел к выходу и осторожно высунул голову из землянки. Снаружи отчетливо прозвучала команда:

— Русс, сдавайся!

Стрекалов сделал шаг назад.

— Много их? — спросил Драганов.

Сашка не ответил. Так вот почему немцы не забросали землянку гранатами! Им нужны живые!

— Много их? — повторил Семен и тоже высунулся до плеч. Тот же голос прокричал снова:

— Сдавайтесь! Вы окружены!

— А это видел? — прокричал Драганов и выстрелил на голос. И тотчас пулеметная очередь ударила в бревна землянки.

— Санька, у них пулемет.

— Сам слышу, не глухой. Где он?

— Не знаю.

— А ну, еще раз!

Семен поднялся и, далеко выставив автомат, выстрелил одиночным. И снова пулеметная очередь в верхний край дверного проема. Стрекалов — он прятался в это время за косяком — определил:

— Он справа, за грудой камней.

— Это ж совсем рядом! — обрадовался Семен.

— Да, близко, — подтвердил Стрекалов. Они посмотрели друг другу в глаза. — Повеселим фрицев, Сема?

— Напоследок — это можно, — согласился Драганов и громко крикнул: — Эй вы! Обождите стрелять! Мы вам тут подарочек приготовили.

Он подхватил ящик с РБМ, вышел с ним наружу, постоял, озираясь по сторонам, затем поднял рацию над головой. Но вместо того чтобы бросить ее на снег, с силой хрястнул о камни. — Получайте!

Кто-то выстрелил из пистолета в воздух, заругался сердито. Драганов задом вскочил обратно в землянку, отошел от двери подальше.

— Слушай сюда, Сань. Пулемет накрыть — плевое дело. Это я сработаю. Ты сними гада с землянки — целит прямо в спину!

— Где остальные? — спросил Сашка.

— Метрах в сорока, за деревьями, полукругом. Ближе боятся… Давай все барахло в мешок.

— Зачем?

— Сейчас увидишь.

Драганов сложил в вещмешок питание к рации, два чьих-то тощих рюкзака, обломки дерева.

— Мало…

Стрекалов снял эсэсовскую шинель, свернул, отдал Драганову.

— Теперь хватит! — Драганов взвалил мешок на спину. — Значит, так — идешь за мной следом, вплотную. Как только откроется этот гад на землянке, бей! И сразу — вправо, туда, где пулеметчик.

— Но…

— Не бойся, я его раньше прикончу.

Солнечный свет на секунду ослепил Стрекалова. Темная фигура на крыше землянки дернулась. Сашка нажал спусковой крючок. Позади гулко ухнул взрыв. Стрекалов в три прыжка достиг каменной гряды, нырнул за нее головой вперед. Семен уже лежал у пулемета.

— Гляди, обходят!

Стрекалов первой же очередью уложил четверых, Драганов из пулемета столько же. Немцы прятались за деревьями, ложились в снег, били по каменной гряде суматошно, почти не целясь. Под ногами у Сашки корчился в агонии немецкий пулеметчик.

Драганов, убедившись, что немцы отошли, вытер вспотевший лоб.

— Что дальше?

— Что-нибудь придумаем. Теперь уже легче…

Стрекалов оглянулся. Позади — крутой обрыв, за ним ровное поле, дальше — лес. Сашка на глаз прикинул расстояние до опушки.

— Семен, пока они не очухались, беги!

Драганов отрицательно помотал головой.

— Давай ты, я прикрою.

Сашка медлил. В щелях между камнями он видел, что немцы приближаются — ползут по снегу.

— Не медли, Санька, беги! — Драганов, прищурясь, водил стволом, выбирая ближайшую цель.

Стрекалов прыгнул с обрыва, зарылся в снег по самые плечи. Наверху снова заработал пулемет.

В перерывах между очередями Драганов оглядывался и видел, как по белому полю, утопая в снегу, нестерпимо медленно тащится Стрекалов. Немцы его пока не видели — весь их огонь был сосредоточен на Драганове.

— Наддай, Саня, наддай, — шептал Семен. Еще минута, и они заметят его, маленького, одинокого, и пришибут, как муху на скатерти. И вдруг Стрекалов остановился. Нет сил бежать? Ага, смотрит в его сторону… Грустная улыбка трогает колючие губы Драганова.

— Поздно до тебя дошло, Саня… Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Гитлеровцы заметили Сашку, когда до лесной опушки оставалось метров пятьдесят. Но их пулемет все еще у русского, а для автоматов расстояние великовато. Между тем Сашка лег в снег и изготовился для стрельбы. Он ждал Семена. Вот-вот умолкнет пулемет, Семен прыгнет с обрыва, побежит через поле, и он, Стрекалов, прикроет его отход.

Потом они вместе рванут через лес и еще засветло будут возле Алексичей, а оттуда до своих рукой подать…

Но пулемет не умолкает. Издали Стрекалов видит, как по крутому склону ползут эсэсовцы, обходя Драганова сзади. Командует ими коренастый офицер с резким, пронзительным голосом.

Стрекалов ползет вперед, потом останавливается, тщательно прицеливается и бьет по офицеру. Тот замечает Сашку и что-то кричит. Человек двадцать сразу же направляются к Сашке. Наконец-то! Он расставляет локти, устраивается поудобнее. Снег глубок и немцы двигаются медленно. Но почему же не умолкает пулемет? Самое время Драганову бросить его и уходить. И вдруг сержант понял: Семен не уйдет.