Эффект Ребиндера

Завидовала ли Ольга Кире? Нет, скорее мучилась от смешанного чувства восхищения и обиды, но даже Тане она бы никогда в этом не призналась.

Олины родители всегда были тихими и пожилыми, войну провели в эвакуации со своим заводом, комнату тоже получили от завода, праздники проводили в заводском доме культуры. Самой ценной вещью в доме считался чайный сервиз, полученный мамой от заводского профсоюза по случаю рождения сына. Оля тогда жутко стеснялась маминой поздней беременности, она уже слышала во дворе, как появляются дети, сама мысль, что родители могут этим заниматься, казалась ужасной и стыдной. Маленький Володька рос забавным, как все малыши, но ужасно мешал в доме и все время пытался добраться до Олиного школьного портфеля. Портфель его просто завораживал, больше любой игрушки, и в один несчастный день, когда Оля на минутку вышла в коридор, братец ухитрился открыть замок и вылить в открытое отделение полную чернильницу. После этого случая Ольга окончательно перебралась к Тане и домой приходила только ночевать.

Как хорошо они дружили с Таней до появления Киры! И как несправедливо в один день нарушилась жизнь.

Жуткую весть принесла вездесущая Коза, Светка Баранова – Танину маму Асю Наумовну Левину уволили из больницы по подозрению во вредительстве.

Конечно, Оля давно знала и понимала, что у первой в мире Советской страны есть много завистников и врагов. Еще в младших классах читали Гайдара и плакали с Таней над «Судьбой барабанщика». Хорошо, что шпионов поймали в конце концов и отца барабанщика освободили! А маленький Алька из «Военной тайны» погиб, ужасно и несправедливо погиб, как и чудесный Мальчиш-Кибальчиш. Но если бы только в книжках! На уроках истории рассказывали о настоящей большой группе врагов народа, разоблаченной перед войной. Кажется, в нее входили даже крупные военные и члены правительства!

И вот теперь новая ужасная весть – врачи-вредители покушаются на жизнь самого Сталина! Сталина, который выиграл смертельную войну и спас все человечество от фашизма! Слава богу, что их сразу распознали и арестовали, иначе и не могло быть, но как попала в число врагов Танина мама? Неужели она нарочно вредит больным и неправильно их лечит? Какая глупость! Может быть, ее запугали, обманули? А Танин папа? Хирург Михаил Аркадьевич Левин, погибший под Сталинградом. Он тоже был вредителем?! А вдруг он не погиб, а сдался в плен, как отец Витьки Гусева, и вот теперь Танина мама вынуждена участвовать в заговоре, чтобы скрыть его страшное предательство?

Оля никогда не забудет тот ужасный день. Папа вдруг позвал ее погулять. Ее одну, без мамы и Володьки. Колючий снег резал щеки, они шли вдоль темной пустой улицы в сторону такого же пустого неуютного сквера, и папа чужим тусклым голосом говорил, что он ничего не имеет против евреев вообще и Таниной мамы в частности и что он допускает возможность недоразумения, но категорически просит, нет, настаивает, чтобы Оля перестала ходить к Левиным! И она должна немедленно, завтра же пересесть за другую парту! Например, в их классе есть дочь Героя Советского Союза, почему бы не подружиться с этой девочкой, а не с еврейкой из сомнительной семьи? Ольгу чуть не вырвало от отчаяния, она пыталась спорить и плакать, но отец оставался непреклонен: его дочь пионерка и не должна обсуждать решения правительства, если Танину мать уволили с работы, значит, для этого были основания!

Всю ночь Оля пыталась представить, как открывает дверь класса, проходит мимо их с Таней парты и садится отдельно. Это было так ужасно, что под утро ее все-таки вырвало, и даже любящая порядок мама разрешила не пойти в школу. Еще два дня Оля изображала головную боль и тошноту, отказывалась от еды, но отец строго-настрого велел прекратить спектакль и отправляться на занятия.

Казалось, прошло не три дня, а целая жизнь, когда она последней, перед самым звонком, все-таки вошла в класс. О, спасение!.. Место рядом с Таней было занято! И сразу же обожгла обида – ее родное, привычное с первого класса место, третья парта у окна. Кира Горячева сидела на Олином месте и спокойно доставала тетрадки и учебники. Та самая Кира, которую они презирали и считали воображалой и кокеткой.

– Попова, надеюсь, ты не возражаешь, – промямлила математичка, – Кире плохо видно с последней парты, она попросила пересесть.

– Что ей сделается, дылде, – с удовольствием, нажимая на последний слог, прошептала Светка Баранова, которая всегда бегала за Кирой. – Ей с любого места видно, даже на пол может сесть, как дядя Степа.

– Молчи, Коза несчастная! – выдохнула Оля, стараясь не расплакаться. – Я не возражаю… но хочу… как пионерка… заявить…

Она понимала, что нужно остановиться, что ни папа, ни учителя не простят никаких выступлений, но уступить Таню, ее любимую Таню наглой уверенной Кирке?!

– Да, я хочу заявить! Как пионерка и подруга Тани Левиной. Заявить… что сын за отца не отвечает, вот! То есть я хочу сказать, что дочь за мать тоже не отвечает! И Таня не отвечает. И я как дружила, так и буду с ней дружить!

Она вдруг поняла, что права! Что именно так поступил бы Олег Кошевой или Ульяна Громова. И уже спокойно и даже снисходительно добавила:

– Но, конечно, если Кире плохо видно, я могу уступить свое место, пожалуйста!

– Спасибо, Оля, – тихо сказала Таня и заплакала. – Спасибо, но я отвечаю за свою маму. И моя мама, – вдруг закричала она, – никогда, вы слышите, ни-ког-да не была вредителем!.. Моя мама прекрасный врач, и мой папа был прекрасным врачом, и моя сестра будет прекрасным врачом, и мы никогда-никогда никому не вредили!

– Успокойся, Левина. Партия сама разберется и накажет виновных. И с твоей мамой разберется. А ваше дело – учиться и трудиться на благо народа! Поэтому прошу срочно достать тетради, объявляется контрольная на простые дроби.

Да, именно с того случая Кира стала считаться их подругой. Хотя никто ее не просил лезть с благородством и пересаживанием. С годами Оле все чаще казалось, что она вовсе не собиралась предавать Таню. К тому же вскоре умер Сталин, Асю Наумовну вернули на работу, началось объединение с мужской школой.

Но все-таки их дружбу спасла Кира. И ничего нельзя было с этим поделать.

Перемены наступили такие немыслимые, что взрослые совершенно онемели, только крутили головой на любой вопрос. Сначала смерть Сталина, потом арест Берии – это всё были цветочки! Кстати, от участия в похоронах Сталина их спас Зямка. Накануне твердо решили идти всем пионерским звеном из шести девочек (тогда еще и слухов не было про объединение с мужской школой), Оля с утра прибежала к Тане, и они с нетерпением ждали остальных, в том числе Киру и Светку Баранову, которые жили совсем рядом, но почему-то опаздывали. От родителей решили скрыть, в тот ужасный период Оля вообще старалась поменьше посвящать их в свою жизнь и научилась рассказывать про абстрактных подружек, с которыми якобы делала уроки в библиотеке. Танина мама куда-то уехала с утра, в доме стояла нехорошая напряженная тишина, все старики-соседи совершенно затихли, как неживые, и тут ворвался Зямка с мешком картошки.

Зямка и раньше часто бывал у Левиных, а после увольнения Аси Наумовны незаметно стал их единственным кормильцем, хотя сам жил на стипендию. Как он ухитрялся и где подрабатывал, никто не знал, но самые простые и необходимые продукты в доме регулярно появлялись.

Вот и на этот раз он победоносно втащил в комнату довольно увесистый серый мешок, уже собрался запихнуть его подальше к окну, но тут обратил внимание на девочек с траурными повязками на рукавах пальто. Повязки накануне смастерили из черных сатиновых нарукавников, которые надевали на уроки труда.

– Куда это собрались? – строго, как директор школы, спросил Зямка.

Отвечать не хотелось, настроение у обеих было возвышенно-траурное, как и полагается в час великого бедствия.

– Та-ак, понятно! Патриотки хреновы! А вы подумали, как обратно выбираться будете? А если растеряетесь в толпе?