Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 107

Эшер искоса глянула на меня:

 — Ты что, только что пригласил меня на ужин?

Я почувствовал, что губы сами собой растянулись в улыбку. Ничего я не любил сильнее, чем отчаянных женщин.

— Послушай-ка, когда мы оба выберемся отсюда в целости и сохранности, я покажу тебе, где продают лучшие сэндвичи со стейком в городе, — сказал я и добавил: — Удачи!

Эшер бросила мне быструю нервную улыбку и повернулась к проходу. Она всматривалась туда несколько секунд, облизнула губы, пару раз нервно сжала руки, а затем стиснула зубы и, обнажённая, шагнула через проход в огонь Подземного мира.

Конечно, мне раньше не встречался никто, владеющий такой же точной и сильной пиромагией, как у неё, но, несмотря на это, я сжался, когда она столкнулась с первой стеной пламени. Пламя потянулось к ней навстречу, словно обладало разумом и жаждало её поглотить... но добилось не больше, чем волны, бьющиеся о каменистый берег. Огонь окутал её и тут же отпрянул, скрученный в крошечные вихри, трепавшие её длинные тёмные волосы и так и этак. Ветер, дувший со стороны пламени, ревел и то и дело менял направление. Порывы были так сильны, что заставляли её шататься. Она расставила руки в стороны, как будто шла по скользкому льду, и стала двигаться медленно и осторожно. Я видел, какой прямой и напряжённой стала её спина от постоянной сосредоточенности, — и нет, я не пялился на её задницу. Только немного, в пределах приличия.

Я заметил, что Грей стоит рядом и пристально наблюдает за Эшер с непонятным выражением лица. Я сознавал его присутствие, хотя мы не смотрели друг на друга, разве что периферийным зрением.

— Люблю отчаянных женщин, — сказал он.

— Вы слишком много болтаете, — заметил я.

— Как она это делает? — спросил он. — Я понимаю принцип, но никогда не видел ничего похожего.

— Перенаправляет энергию. Видите, как пламя бьётся об неё, отскакивает и закручивается?

Он хмыкнул.

— Она берёт тепло и превращает его в кинетическую энергию, когда оно касается её ауры. Это чертовски впечатляет.

— До некоторой степени. Но почему вы так считаете?

— Потому что иметь дело с таким количеством тепла, когда ты в него погружён, чертовски трудно, — пояснил я. — Она не просто останавливает его в нужный момент. Она останавливает его со всех сторон одновременно, и ей нужно в одно мгновение использовать магию не меньше дюжины раз, чтобы остановить тепло совсем, на всех доступных уровнях.

— И это так трудно?

— Вот что, попробуйте сыграть одновременно в «Саймона», «Память», шашки, шахматы, солитер, «Монополию», судоку, «Улику», «Риск», «Ось и союзников», покер, блэкджек, перечисляя все простые числа до двадцати тысяч, стоя на одной ноге и пытаясь удержать на голове пластиковый стаканчик с горячим кофе. И когда научитесь, можно будет поговорить о том, чтобы пройти через небольшой костёр.

— Я умею играть в покер, — сказал Грей без тени иронии. — Так значит, она отчаянна и она хороша.

— Ага.

— Хорошо иметь её в нашей команде.

— Или плохо иметь её в чужой команде, — добавил я.

Глаза Грея повернулись ко мне. У его взгляда был почти физический вес.

— В каком смысле?

— Ни в каком, — покачал я головой.

Он пялился на меня некоторое время, затем пожал плечами и снова повернулся к Ханне Эшер. А кто поступил бы иначе?





Она уже прошла почти весь путь к воротам, прежде чем на сцене появилась саламандра.

Нечто похожее на комодского варана, будто состоящего из звездной материи, с рёвом вышло из самой плотной завесы пламени под вратами. Варан двигался с той же поспешностью, которой обладает ящерица, и Эшер сумела лишь перекатиться в сторону, прочь от его первого рывка. Саламандра выразила своё неудовольствие рёвом, схожим с рычанием доменной печи, и свет вокруг её туши стал ещё сильнее и интенсивнее. Огненная буря вокруг Эшер тоже закружилась сильнее, и она отступила на несколько шагов назад с напряжённым от концентрации лицом. Огонь вокруг неё завихрился и уплотнился, превратившись в миниатюрный и медленно кружащийся ураган, а глазом этого урагана была уязвимая плоть.

Саламандра снова взревела и кинулась на неё.

— Проклятье, — произнёс я.

Майкл встал возле меня и заметил:

— У неё даже нет оружия.

— Ты можешь до неё добраться? — спросил я своего друга.

Майкл покачал головой, его глаза выражали беспокойство:

— Она не невинная душа в опасности. Она сама избрала свою участь.

— Грей?

— Я тут тоже не помощник, — ответил он. — Я продержусь там не дольше твоего.

Я повернулся к Никодимусу и произнёс:

— Помогите ей.

Он пронзил меня взглядом и кивнул. Затем вытащил висящий на боку меч, прищурился, сделал два лёгких шага вперёд и метнул оружие.

Мечи не предназначены для подобного рода вещей. Тем не менее, летящие куски метала с длинными острыми краями и заострёнными же концами по умолчанию опасны, а Никодимус, возможно, проводил выходной каждые несколько десятилетий, швыряясь вокруг мечами просто развлечения ради. И после двух тысячелетий подобного хобби он точно знал, что делает.

Вращающийся клинок врезался в морду саламандры, прочертив на её раскалённой плоти линию расплавленного огня и выбив фонтан багровых искр. Существо снова взревело, на этот раз — от неожиданной боли, и попятилось вбок, а потом ринулось к Пути, разъярённо стегая воздух хвостом. На нас хлынул бешеный порыв раскалённого сернистого воздуха, и края моего пыльника яростно захлопали, а из глаз хлынули слёзы. Майкл в колыхающемся белом плаще поднял руку, чтобы прикрыть лицо.

— Рычаг! — крикнул я. — Беги к рычагу!

Не знаю, услышала ли меня Эшер, или наши мысли просто совпали. Когда саламандра от неё отвернулась, она быстро побежала к рычагу во вратах. Саламандра увидела её и развернулась, пытаясь цапнуть за ноги, но Эшер уже проскользнула мимо, быстро и грациозно. Она бросилась к рычагу и навалилась на него — испустив при этом крик боли.

Раздалось громкое шипение и оглушительный металлический скрежет... и внезапно пламя во всей комнате потемнело и опустилось ниже. Я сразу понял, что происходит. Чтобы поддерживать столько пламени, требовалось огромное количество кислорода, и рычаг каким-то образом снизил его приток.

Плоть саламандры за несколько секунд из желтовато-белой стала тёмно-оранжевой, и она снова зарычала, испустив из пасти ещё одну волну жара, а затем отступила назад, гораздо медленнее, чем двигалась всего секундой раньше. Она нырнула в нору в одной из стен арки. Её огонь и свет на мгновение заполнили туннель, а потом увяли. И одновременно с этим всё пламя у Врат Огня сошло на нет, оставив после себя лишь едва теплящиеся угли.

— Ещё не время! — крикнула Эшер напряжённым голосом, тяжело дыша, когда Никодимус шагнул к Пути. — Дайте ему пару минут, чтобы охладиться!

Я подождал секунд сорок пять, а затем поднял вокруг себя сферический щит, направляя энергию через посох. Мой старый браслет из щитов, конечно, годился для этого лучше, но собрать приличный набор инструментов для тонкой работы по металлу стоило времени и денег, и у меня не хватало времени даже на то, чтобы восстановить хотя бы их часть, а не то, чтобы оборудовать такую же лабораторию, какая была в моей старой квартире.

Заклинания, которые я вырезал на моём новом посохе, были почти такими же, как и на моём старом браслете из щитов, хотя и менее эффективными и хуже фокусировавшими силу. Но всё же это было куда лучше, чем обходиться без фокусировки вообще, и вполне достаточно, чтобы защитить меня от ещё дымящейся раскалённой земли.

Переход из мира смертных в Небывальщину не так уж впечатляет, как можно подумать. Никаких ощущений, кроме похожего на затяжную дрожь слабого покалывания на коже, когда вы идёте по проходу. Но войдя в Небывальщину, я знал, что только что преодолел невообразимое расстояние. Моё тело стало немного тяжелее, как будто сама гравитация была иной, чем на Земле. Горячий воздух, с примесью серы и других минералов, казался совершенно чуждым в моём носу и рту. Земля вокруг была каменистой, присыпанной глыбами чего-то похожего на ещё не потухший уголь, я видел оплавленные куски, видимо, бывшие когда-то известняковыми сталагмитами, а сейчас похожие на растаявшие восковые свечи. Разбитые и наполовину расплавленные остатки того, что, видимо, было сталактитами, упали с высоты теряющегося во тьме потолка и теперь валялись вокруг.