Погашено кровью

Выезд на место следователя — дело необычное, и этот факт также беспокоил Петухова. Возможно, он что-то не понимал, либо в деле беглых имелись особые заморочки, о которых он ничего не знал.

Сычев не испытывал такого волнения. Он понимал, что его выгнали из города, дабы он не мешал. Сычев хотел помочь старому другу. Он оценивал себя как грубую силу, способную вытаскивать вещи из пламени, но не тушить сам пожар.

Сычев не хотел стать обузой для друга, у которого сейчас забот полон рот. По части розыска Петухов был высоким профессионалом, и двенадцать лет лишений не могли его дисквалифицировать.

Поезд замедлил ход и крадучись подобрался к платформе. Жалкая кучка пассажиров высыпала на заснеженный перрон и двинулась вперед, где стояла одинокая фигура человека в белом полушубке и унтах.

Их встреча выглядела сентиментально-киношной, со слезинками на глазах и долгими объятиями и похлопываниями по спинам.

— Привет, чертяка! Живем! — хрипел Сычев.

— А куда денешься, Алешка! Нас не так-то просто сгноить! — После долгой церемонии встречи друзья направились к машине.

— А ты, чертяка, небось от работы филонишь и решил ко мне на каникулы завалиться? — с хитрой усмешкой спросил Петухов.

— От тебя ничего не скроешь.

Сычев не сказал о ссылке, а Петухов понял, что рыбка с крючка сорвалась и истинной причины приезда Сыча он не узнает.

— Воздух, тишина, благодать! — начал Сычев петь гимн Сибири. — И ты здесь, как в холодильнике, сохранился. Здоровый, цветущий, румяный. Словно вчера тебя видел.

— Хорошо поешь, Леша. Давно в лирики перековался? — В машине Сычев согрелся. «Кукушка» едва отапливалась, и он немного замерз, а тут от печки шел жар.

— Да, легко ты оделся, Леша, — читая мысли, сказал Петухов. — Но я тебе подберу снаряжение по погоде. У нас градусов на пятнадцать ниже, чем в городе. Хорошо еще, солнышко несколько дней в году светит.

— Может, и я заморожусь. Не люблю крупные даты и юбилеи.

— Да-да, помню. Ты же на пять лет старше меня. Стрелки к полночи приблизились?

— Угадал. А дальше сплошная темень, настал период мемуарной хандры.

— Нормально, Алеша. Всех бандитов не переловишь и не пересажаешь. А вспомнить есть что.

— Утешаешь, Илюша. Я и сам все вижу.

— В Москву вернуться не хочешь?

— На экскурсию. Ничего уж там не осталось. Сын на Северном флоте в подводниках служит, старуху свою я здесь похоронил. Куда мне рыпаться и кто меня ждет? Лет этак на десять пораньше, то, может, и решился бы. Съезжу к сыну в Мурманск, заеду к Трифонову Сашке в Питер, и все мои задумки, а в столицу не хочу. А ты по Москве тоскуешь?

— Как каждый узник по дому. Меня тайга не скрутила. Правда, дома у меня не осталось. Дочь меня и не вспомнит. Что ей было-то? Десять лет, а сейчас двадцать два. Замужем, поди. Помню, когда я семью сюда привез, то где-то в глубине души надежда теплилась. Вот скоро добрый царь придет и вернет нас назад, в строй. Мы же гвардия! Черта с два!

— Она ушла от тебя? — оборвал подполковника Сычев.

— Недели не выдержала. Поначалу тут и поселка не было. Жили в зоне. Страшно ей стало, схватила Юльку и в Москву подалась. На кой черт ей эта тайга сдалась в сорок лет. Украдкой сбежала.

— И с тех пор не виделись?

— Нет. Я каждый отпуск в Москву срывался. Приеду — а она с дочерью в Сочи либо еще где. Через пять лет бросил я эту затею. Жил лишь надеждой: а вдруг вернется. Дом отгрохал на целую семью. Поселок с клубом. Дверь на ночь не запирал. Все мне чудилось, будто она прийти должна. Куда там! Слышал, что она замуж вышла за штатского. Плевать! Жаль, что дочь от меня прятали. Но и с этим смирился.

— Ты смирился? — глухо спросил Сычев. — Брось! Я смирился, ты смирился, Глеб смирился, в гроб от самогонки травленой лег. Кешка в Одессе на бандитский нож налетел, Николай под Мурманском под лед ушел, преследуя урок. Так и перешибут всех по одиночке.

— Ну о нас руки марать никто не будет. Чего мы стоим? Нас проще за дверь выставить. — По коже Сычева пробежала дрожь. Петухов попал в десятку, сам того не понимая.

Дальше ехали молча, запала надолго не хватало. Весь пар давно уже вышел.

Машина пересекла шоссе и через десять минут въехала в поселок, где стояли рубленые избы.

— Сейчас ко мне заедем, — сказал Петухов. — На зоне работает желторотый лейтенантик. Краевой отдел УВД прислал. Пусть они с кумом в казаки-разбойники поиграют, а мы с тобой о деле подумаем.

Аргумент был принят, и Петухов привез старого друга в свой дом.

Добрый сруб, с огромной печью. Иконы в красном углу, рушники, чистота, стол накрыт.

— Да, на лешего ты не похож, Илья. Не холостяцкая это хибара, — оглядываясь по сторонам, сказал Сычев. — Женским духом пахнет.

— От тебя ничего не скроешь. Взял я одну бабенку на вокзале в Чулыме. Под Барнаулом в женской колонии срок тянула. Мужа замочила. Пьяный я был. Пожалел бабенку. На вид не скажешь, что мокрушница. А я и сейчас не уверен, что она за дело сидела. Подставили бабу!

— Да ты не кипятись, Илья!

— Извини. Срываюсь. Одичал в зоне. Короче говоря, утром похмелился, но выгонять ее на мороз не стал. Четвертый год душа в душу живем. Вот такая, брат, аптека!

— Так это же хорошо, Илюша. Теперь и смерть не страшна. Одному подыхать тяжело. А когда теплая рука на твоей груди лежит; и смерть сладостной покажется.

На столе появился штоф с первачом.

— Садись. Подкрепимся малость, чем Бог послал. Выпили, закусили.

Еще раз выпили, раскраснелись, разомлели, но держались крепко.

— Ты мне скажи, Илья, почему побег двух зеков событием стал?

— Событие или нет, тут трудно сказать. Зимой у нас в тайгу не ходят. Не сезон. Оба побегушника сидели за мокруху. Ну и главное, что разоружили конвой и ушли с оружием. Карабин «СКС» с магазином.

— Значит, сам тревогу дал?

— Обязан. Особо опасные с оружием на свободе.

— Опасные, говоришь?

— Я бы так не сказал, но, согласно статьям, так выходит.

— Значит, очень надо было, коли скачок зимой сделали.

— Тут всякое может быть. На воле тоже трудно выжить, избежать розыска и победить тайгу и мороз удается единицам. Впрочем, если смерть лучше неволи, то можно рискнуть. Но больше всего не вяжутся друг с другом партнеры по побегу. Вот я и хочу начать с них.

— Логично. Сначала «кто», а потом «как».

— Давай прикинем, Алеша, что у этих людей общего. Кроме того, что оба побегушника москвичи, ничего. У нас из Москвы людей мало. Но я так думаю, их дорожки вряд ли пересекались в столице, и здесь они относились к разным прослойкам зековского общества. Один ходил в мужиках, вкалывал, часто конфликтовал, другой тихий, молчун, но выдвинулся в авторитеты, и пахан сделал его смотрящим барака. С него и начнем. Сергей Белый. Умышленное убийство, восемь лет. Отсидел семь, осталось восемь месяцев. Посадили его, когда парню стукнуло двадцать два. Учился на пятом курсе очного отделения Первого медицинского института. Жил с матерью, болезненная женщина, пенсионерка. После года отсидки она умерла. Когда в колонию пришло письмо о ее смерти, Белый сделал попытку соскочить, но его взяли в двух шагах от зоны. Я не стал поднимать шума и сажать парня в ШИЗО. Но с тех пор он замкнулся и ушел в себя.

Других попыток к побегу не предпринимал. В зоне прижился благодаря случаю. На лесоповале один из авторитетов получил перо под ребра, и Белый его спас.

Остановил кровотечение и оказал первую помощь. Не зря пять лет в медицинском учился. Пахан приблизил его к себе и сделал его смотрящим. Блатарем его не назовешь, но жил он по их законам и пользовался всеми привилегиями особой касты. Придворный лейб-медик! Чего ему здесь не хватало, я сказать тебе не могу.

— По твоим словам, Белый — нормальный парень. Что известно из дела?

— Очень мутное болото. Я не юрист, но невооруженным глазом видно, что в деле полно погрешностей. Он жил с матерью в старой коммуналке. Ее пенсия, его стипендия, не разгуляешься. Белый с дружками или с сокурсниками нашли лазейку и таскали морфий из Института Склифосовского. В его деле отвели этому факту мало места, и странно, что он обошел статью, либо никто не хотел копать глубже. Ни одного свидетеля по фактам нет. Суть сводится к тому, будто бы один из его подельников решил расколоться и Белый его застрелил. Мало того, его тут же накрыли, потому что опера шли брать этого подельника, в квартире которого и произошло убийство. Стрелял он из нагана. Как наган попал в руки Белого, никто до сих пор не знает. Парень заперся изначально и подписал все обвинения.