Страница 4 из 103
Михаил нервно вытер рукою губы и быстро произнес: «Хорошо, хорошо, хорошо. Главное – успокоиться и не паниковать, надо что-то придумать, надо что-то делать. Вон там трое мужчин наблюдают за мной уже целых полчаса. А что если у них дурные замыслы? Физически я здоров. Я явно сильнее любого из них. Я знаю восточные боевые приемы. Я смогу дать отпор. Однако их трое. Вот один из них направился ко мне. Ага, та дубина, что лежит справа от меня, может быть, мне и сгодится».
– Вот мы тут с приятелями поспорили. Одни говорят, что ты вроде как Боярский, раз уж на тебе черная шляпа, патлатый и с усами. А другие говорят, что просто похож на него.
– Нет, любезный, – стараясь сразу же пресечь фамильярность, нервно произнес Михаил, – я не из боярских, я скорее из посадских.
Мужчина округлил глаза от неожиданного отпора и уставился на Михаила, отразив на лице глуповатую улыбку.
– А понятие «одни и другие» предполагает как минимум четверых, а вас, как я успел заметить, всего трое, – с нервной дрожью в голосе добавил Михаил.
– Круто. Умыл по полной. Слушай, а как ты вообще здесь очутился? Мы сидели, курили. Никого не было, и вдруг раз – ты нарисовался.
– Вы, конечно, извините меня, сударь, но я совершенно не понимаю, о чем идет речь.
– Нет, так дело не пойдет, я с тобой по-людски, а ты мне какую-то лапшу на уши вешаешь.
– Извините, любезный, «лапша» – это такой жаргон?
– Мужик, ты, я вижу, достать меня хочешь?
– Откуда? – не понял Михаил. Его вообще неприятно удивляла такая манера обращения. Фамильярность и хамство!
– От верблюда. А чего ж ты тогда так вырядился? Слушай, не валяй дурака, ты ведь артист, да? Хотел нас разыграть? А может, напугать? Франкенштейн Смоленского кладбища! – мужчина добродушно хохотнул. – Молчишь. Игноришь меня, что ли?
– Вероятно, вы хотели сказать – игнорируешь. У вас большие проблемы с русским языком, любезный, – самообладание постепенно стало возвращаться к Михаилу.
– Вот зараза, умник попался. Думаешь, можешь пальцы загибать, мол, такой я крутой и грамотный. Да мы тут тоже не ботфортом суфле хлебаем. У нас тут тоже у всех высшее. Мы, между прочим, тут тоже интеллигентные люди. Бывшие, но интеллигентные. Ладно, чего там о прошлом, надо думать о настоящем. Так сказать, о насущном. Идем к мужикам. Я вижу, ты прикольный.
– Что-то мне без словаря стало трудно разговаривать.
– Люблю артистов. Забавный вы народ. Как-то, помню, с Хочинским познакомился, в кафешке на Лермонтовском. Супермужик. Только не говори, что не знаешь. Он нам песни из «Бумбараша» пел.
Мужчина сделал глубокий вдох и весьма недурно запел: «Журавль по небу летит, корабль по морю идет, а кто меня куда влечет по белу свету? И где награда для меня, и где засада на меня – гуляй, солдатик, ищи ответу».
После продолжительной паузы он продолжил:
– Короче, идем к мужикам, там у нас кое-что есть. Мы живем тут неподалеку, на 5-й линии, и рано утречком у бани бормотухи купили. Идем, идем. Компания у нас неплохая и приличная. Мужики говорят: «Мы не бабники, а алкоголики», а это как ученая степень.
Мужчина от души рассмеялся.
Тем временем его друзья сами подтянулись к ним и стали за спиной у приятеля. Тот на миг обернулся и снова продолжил:
– Ну вот, гора сама идет к Магомету. Ты, Михаил, не бойся, мы не вурдалаки, пьем хоть и красное, но не кровь.
«Откуда они узнали мое имя?» – с ужасом подумал Михаил.
Все трое громко рассмеялись. Один из них достал из кармана пальто граненый стакан и большую бутыль из зеленого стекла с наклейкой, на которой были нарисованы три большие семерки. Он откупорил бутыль и налил полстакана вина, цвет у которого был не красный, напоминающий кровь, а напротив, приятный – темно-янтарный.
– Ну что, за знакомство? – он протянул Михаилу стакан.
– Нет-нет, мне нельзя, у меня с печенью проблемы, – соврал тот.
– Печень – это святое. Тут ничего не попишешь. Ну тогда мы сами выпьем за твое здоровье, – сказал новый знакомый Михаила и залпом осушил стакан. То же сделали и его друзья. Они только крякали, но ничем не закусывали.
– Во-о-о, класс, теперь самое время поговорить и по папироске.
– Я не курю, – снова запротестовал Михаил.
– Что, у тебя еще и легкие больные?
Всем опять стало весело. Михаил поймал себя на мысли, что ему явно начало нравиться их настроение. Все трое закурили.
– Михаил, ты не сомневайся, у нас здесь, на Ваське, все схвачено. Загни нам что-нибудь эдакое, про баб или про политику.
– Ага, один хрен, – поддержали его друзья.
– И только не свисти, в таком прикиде сегодня или бомжи, или артисты ходят. Для бомжа ты слишком свежий и хорошо пахнешь. Ты не думай, мы не бездомные, у нас у всех хаты есть. Время такое. Мы свое отгорбатили, пусть теперь перестройка на нас горбатится. Ты понял, да? Водку продавать по талонам удумали, да еще и с одиннадцати часов. А что, до одиннадцати помирать человеку? Гниды они все. Вот за это и выпьем, чтобы не огнидиться.
– Ага, – поддержали его друзья, – чтобы у следующего начальника страны не было фамилии Гнидин.
Они снова хохотнули и выпили. Михаил понял, что именно сейчас настал момент, когда надо предложить самую нелепую версию, но на ум ничего не приходило. Медлить было нельзя. Пришлось начать издалека.
– Видите ли, милостивые государи…
– У-у-у-у-у! – все трое выразили свое восхищение, не скрывая кривых саркастических улыбок. Так высокопарно к ним еще никто не обращался.
– Я не артист, – словно не замечая этого, продолжил Михаил, – я, как бы это лучше выразиться…
– Сбежал из психушки, – помог толстяк.
– Вот именно, – обрадовался Михаил удачной подсказке.
– То-то я смотрю – речь какая-то ненормальная: «сударь», «любезный», «уважаемый».
– А что, милостивые государи, даже прикольно, – добавил толстяк.
– Что тебе прикольно, сударь?
– А все прикольно, уважаемый.
Троица веселилась вовсю. Вволю насмеявшись, первый знакомый Михаила вернулся к начатой теме.
– Значит, из психушки, говоришь?
– Именно так.
– С Пряжки, стало быть?
– Оттуда.
– Ну ты даешь, прямо как Шурик. Но ведь ты ж не псих, да?
– Лично я думаю, что не псих, а что думают другие, не знаю. Во всяком случае, государству и обществу вреда не причинял и дурно ни на кого не влиял.
– Куи продест? – многозначительно и на полном серьезе произнес длинный.
– Да-а-а, – с пониманием протянул добродушный толстяк, – куи?
– Не выражайся, старпом, это тебе не женщина, это интеллигентный человек.
– А что я? Я только хотел сказать, что если пойдешь против общества и начальников, то тебе верная дорога на Пряжку.
– Ну, вы, знатоки хреновы, – прервал их первый собеседник Михаила, явно не желавший уступать другим свое лидерство, – хорош умничать. Видите, у человека проблема. А вам все хиханьки да хаханьки. И за что тебя туда упекли?
– Ну как вам сказать, уважаемый, – Михаил задумался. – Сложно самому себе поставить диагноз, найти повод, за что меня можно было бы изолировать от общества нормальных людей.
– Бред! Причин и поводов можно найти миллион. Это в наши дни диагноз номер два после гриппа, – неожиданно возразил высокий и худой мужчина. При этом он даже как-то по-военному приобрел осанку.
– Тогда, может быть, за это? – издалека начал Михаил, – Представим себе, что у меня в одночасье, по непонятной причине, все вдруг изменилось. Я жил-поживал, знал, что было вчера, что будет сегодня, и представлял себе, что будет завтра. Я жил по определенным правилам. И вдруг раз – просыпаюсь утром, а правила уже другие. Более того, я даже не знаю, какие они, эти новые правила. Все произошло без моего желания и участия. И я уже не знаю, какое оно – сегодня и что будет завтра. Вы это можете себе представить?
– Слышь, старпом, ты можешь привести хотя бы один пример, когда что-нибудь делалось с твоего согласия, короче, с согласия народа?
– Что-то не припомню.