Жестокие цинковые мелодии

Паленая взмыла по шатким ступеням на крыльцо. Богомол не обращал на нее внимания до тех пор, пока она не замахнулась палицей, метя ему в голову.

Он метнулся вперед, из двери. Крысючка промахнулась. Жук сделал попытку взлететь, но крылья для такого дела оказались явно слабоваты и унесли его всего на несколько футов. Он приземлился неловко, врезавшись уродливой треугольной мордой в булыжную мостовую.

Паленая прыгнула следом. В другой руке у нее возник нож, которым она и отсекла твари голову. Из обрубка шеи полилась какая-то мерзость. Мне пришлось исполнить замысловатый пируэт, чтобы не испачкать костюм.

К моей помощнице подбежал какой-то мальчишка.

— Ух ты! Круто! Можно, я это возьму? — Он ткнул пальцем в голову. Жвала продолжали с щелканьем шевелиться.

— О нет! Что ты натворила?

— Полагаю, я убила крупное насекомое.

Пулар обращалась ко мне, но вопрос-то задал кто-то, стоявший у меня за спиной. Мальчишка, возникший в дверях дома-развалины. Ну, не совсем мальчишка: подобного пушка на верхней губе я давно уже не видывал.

Возраста он был примерно того же, что Кип, а может, даже чуть помладше, но более округлый и бледный, как вампир. Одежда его, хоть и не бедная, сидела на нем кое-как. И сложение его я бы не назвал спортивным: забега на милю он бы не пережил. В компании с Кипом я его не видел, это точно.

Вид он имел такой, словно у него на глазах убили любимого щенка.

— Осторожнее, Гаррет, — пробормотал Плеймет. — Если это тот парень, что сотворил этих чудищ…

Округлый юнец казался слишком маленьким, чтобы путаться с таким гадким колдовством, результатом которого стали огромные жуки-убийцы. Но я избегаю оценивать людей по внешности. Они то и дело дурят вам голову. Порой сознательно.

Плоскомордый с Плейметом как бы невзначай отошли от меня, Тинни и Пулар. Теперь округлый юнец, даже если бы и учинил какую-нибудь глупость, не смог бы убежать, окруженный с трех сторон.

Толпа негромко загудела.

В выбитом окне второго этажа показался огромный жук. Надкрылья у него были очень красивой расцветки: алые с желтым, как у парадного мундира.

С лязгом трущихся друг о друга жестяных листов жук расправил крылья и полетел. Точнее, спикировал под углом в шестьдесят градусов. Он врезался в булыжную мостовую с достаточным энтузиазмом, чтобы переломать себе все ноги и усики, да и панцирь треснул в нескольких местах.

— Размер имеет значение, — философски заметил Плоскомордый, — но не решающее.

Интересная реплика, особенно если учесть, что изрек ее человек, для которого крупный размер — образ жизни.

Округлый юнец разрыдался и двинулся вниз с крыльца. Только тут он заметил собравшуюся толпу. Семьдесят свидетелей. Он застыл.

В дверях появился еще один мальчишка. На сей раз один из тех, что были с Кипом. Этот увидел толпу сразу. Глаза его округлились, и он задрожал. Сложением он напоминал сказочный бобовый стебель, а чувством стиля уступал даже округлому. Заикаясь, он пробормотал что-то, схватил первого за шиворот и потянул в дом.

Секунду спустя из дома выбралось еще несколько жуков, по размеру заметно меньше двух первых. И несколько ночных мотыльков, размахом крыльев не уступавших хорошему ловчему соколу. Жестокий внешний мир быстро одолел их. Зеваки лезли друг на друга в попытке поймать жука на память.

Тинни поманила меня к себе.

23

— За нами следят, — шепнула моя ненаглядная.

— Угу. Человек сто. — Я не стал уточнять, что половина из них пялилась не столько на жуков, сколько на нее саму.

— Я не об этих бездельниках. Вон там, в просвете между руиной из красного кирпича и руиной из желтого.

Надо заметить, что оба цвета мало отличались друг от друга.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы углядеть его — даже зная, где искать. У рыжей острые глаза.

Он имел окраску матовой кленовой мебели — идеальную для того, чтобы растворяться в тени. Я видел только часть фигуры. Лицо производило впечатление морщинистого, кожистого. Судя по остальному, что я сумел разглядеть, сложение его подходило более всего для жизни на деревьях — он весь, казалось, состоял из длинных мускулистых рук и ног.

— Эй, Плоскомордый. Видишь парня, о котором говорит Тинни?

— Ага, есть. Должно быть, он здорово разволновался, если выставил себя вот так, почти что напоказ.

— Что ты сказал? Ты его знаешь?

— Я его не знаю. Никто не знает. Я о нем слышал. Эти мальчишки смылись. Ты пойдешь за ними?

— Нет. Я хочу знать, кто этот тип, что за нами следит.

— Он за тобой не следит. Ты ему недостаточно интересен.

— Плоскомордый!

— Это Лазутчик Фелльске, приятель. Тот самый Лазутчик Фелльске.

Я вздохнул. С какими людьми мне приходится работать!

— Тот самый Лазутчик Фелльске? Что еще, черт подери, за Лазутчик Фелльске?

— Так ты не знаешь? Дружище, право же, тебе надо почаще вылезать из дома.

Что-то изменилось в полуразрушенном доме. Паленую окружала толпа поклонников. Правда, всю эту малышню интересовали больше жуки, а не она.

— Его звать Фелльске. По фамилии, а имя у него, кажись, Трибун. Его прозвали Лазутчик Фелльске, потому что это его основное занятие. Он делает это лучше любого, если только тот не из меняющих форму, или если у того нет плаща-невидимки… или, там, кольца какого.

— Он шпион?

— Работает по частным контрактам. Только на самых больших шишек. Тех, с Холма. И мне не нравится, что он интересуется этим делом.

— С чего?

— Хотя бы с того, что это означает: тем, что здесь происходит, интересуется кто-то на самом что ни на есть верху.

— Интересуются огромными вонючими жуками? Кто бы мог подумать! И что тогда здесь делает этот твой Лазутчик Фелльске?

— Я же сказал. Наблюдает. А потом доложит о том, что видел.

— И все? И больше ничего?

— Больше ничего. Если им потребуется сделать что-то, пришлют другого специалиста.

— А-а…

— Ну что, — предложила Тинни, — пойдем посмотрим, что там внутри?

— Нет. Там сейчас столпотворение. — Люди валом валили в опустевший дом. — Эта развалина от одного их веса может обрушиться. И потом, нам ведь не хочется попасть в давку.

— Давку? Какую давку?

Должно быть, мелкие божества услышали меня — и откликнулись.

Квартал содрогнулся. Внутри заброшенного дома блеснула вспышка, а из окон повалили клубы то ли дыма, то ли пыли. Долю секунды спустя до нас донесся звук — словно настраивал свои инструменты какой-то демонический оркестр.

Люди с воплями, топча друг друга, бросились на улицу. Те, кто оставался снаружи, тоже вопили и разбегались во все стороны.

— Откуда ты знал, что это случится? — поинтересовалась Тинни, когда шум стих.

— Я не знал. Но эти юнцы занимались чем-то, чего им делать не полагалось. Разумно предположить, что они попытаются замести следы.

С неба продолжали сыпаться обломки. Включая довольно увесистые куски жуков. Люди помогали друг другу выбраться из дома. Как ни странно, обошлось без серьезных увечий.

— Куда делась Паленая? — спросила Тинни.

— Пошла вон туда, — ответил Плеймет.

— Если только у вас нет чертовски весомой причины оставаться здесь, — заметил Плоскомордый, — я бы посоветовал двигать отсюда. Сейчас сюда понабежит красных фуражек видимо-невидимо.

— Паленая… нет, ничего. — Она уже направлялась в нашу сторону, продолжая держать в руках свой трофей — правда, голова богомола не подавала больше признаков жизни.

— Я проверила запах этого Лазутчика, — объяснила она. — Теперь я узнаю его, если мы на него снова наткнемся. Он наблюдал не за нами. Он там давно уже сидел. Несколько дней подряд… ну, может, отлучался ненадолго.

Я восхитился ее сообразительностью. Нет, правда молодец.

— Зачем ты таскаешься с этой башкой? — спросил я.

— Может, Покойник сумеет вычислить что-нибудь по ней. Если я, конечно, принесу ее домой прежде, чем она начнет тухнуть.