Мороз по коже

— Позвольте? — Марецкий протянул руку.

Длинный, потемневший от времени ключ с примитивной головкой, громоздкий, неудобный и без связки. Непонятно, почему его носили отдельно. Скорее всего, им редко пользовались. Мысль Марецкого буксовала. Что-то этот ключ ему напоминал, но с чем его связать, он сообразить не мог.

— С вашего позволения, я оставлю его временно у себя. В какую-то минуту, но он прожжет мне карман. Сейчас не соображу.

Куроедов пожал плечами.

— Как я понял, дело передано вам и объединено в одно производство, так что я не могу вам возражать.

Марецкий глянул на своего эксперта. Кораблев только этого и ждал.

— Что скажешь, Альберт Леонидович?

— Все совпадает. У наших пуль есть такие же характерные царапины. Только я думаю, они не от глушителя, а от небрежно спиленного ствола. Наган — оружие громоздкое, а с глушителем и подавно. Не исключено, что стволы укоротили, а потом на них сделали нарезку под глушитель. Стружка могла попасть в ствол и, что называется, прикипеть, отсюда щербинки на пулях. Очень незначительные, но они есть и совпадают.

— Хорошо, кажется, все высказались. У каждого свой участок работы, я никого не задерживаю. Следователь прокуратуры добавил:

— Мне хотелось бы побеседовать с майором Куроедовым более подробно, чтобы лишний раз не вызывать его из Подольска, а потом поговорить с экспертами.

Все стали расходиться, на месте остался только старший лейтенант Горелов.

— У вас есть ко мне какие-то вопросы, Михаил Палыч? — спросил Марецкий.

— Извините, Степан Яковлевич, я, конечно, человек не такой опытный, как вы, но дело в том, что я привык доводить начатое дело до конца. А так получается, что вы у нас дело забрали, а нас побоку.

Марецкий вздохнул.

— О вашем опыте я уже наслышан, Палыч. И о том, как вас уважают в райотделе. Никто вас от работы не отстраняет. Я выслушал сейчас ваш доклад, и у меня не возникло ни одного вопроса. Все четко, грамотно, лаконично и предельно ясно.

— А что мне теперь делать?

— Хотел я отправить вас к свидетельнице, но боюсь, этот хлеб мне придется у вас отобрать. Ее зовут Анастасия Викторовна Совальская, частный детектив.

Дело в том, что я знаю эту женщину лично. Мы не раз ударялись лбами на перекрестках.

— Могу в это поверить. Она человек неординарный. Да и профессию себе выбрала неженскую. С ее внешними данными на подиум выходить под аплодисменты и вспышки камер, а она в грязи копается.

— Это ты верно заметил, Палыч, — небрежно переходя на «ты», улыбнулся Марецкий.

Затрещал зуммер селектора. Майор нажал кнопку. Голос дежурного по городу едва не разодрал мембрану динамика.

— Майор Марецкий с группой на выезд! На Чистопрудном бульваре убийство.

— Понял.

Марецкий выдвинул ящик стола и достал пистолет. Горелов продолжал сидеть, словно каменное изваяние.

— Чего ты ждешь, Палыч? Поехали.

Еще по дороге на Чистопрудный бульвар Марецкий догадался, что могло произойти в доме, где он был днем раньше. Во дворе у подъезда оперативную группу поджидал участковый лейтенант Дубинин.

— Не думал, что мы так скоро встретимся, лейтенант, — с грустью в глазах произнес Марецкий, пожимая руку участковому-Ну, докладывай.

Марецкий кивнул экспертам, и те направились в подъезд.

— Не люблю я в испорченный телефон играть, товарищ майор.

— Это я помню. У тебя, как всегда, свидетель в рукаве припасен?

— Вон он в беседке сидит. Гриша Зацепин.

— Ага, это тот, который разливает водку по часам. Слышал о таком. Идем пообщаемся.

Майор кивнул Горелову, который стоял чуть в стороне и старался оставаться незамеченным.

— Смелей, Палыч. Запрягся в телегу, так тащи.

Они прошли сквозь дворовый скверик к обветшавшей беседке, где сидел неказистый мужичок и курил, делая затяжки одну за одной. Спившийся интеллигент — дал ему оценку Марецкий, входя в беседку.

— Здравствуйте, Григорий. Я майор Марецкий из уголовного розыска. Это оперуполномоченный Горелов, а участкового вам представлять не надо. Что произошло и что вы видели?

Мужчина встал, но майор положил ему руку на плечо, усадил на место и сам сел рядом. На скамейке стояли три пустые бутылки из-под пива и одна недопитая.

— Если б я сам знал, что произошло! Вчера днем я выспался, а в пятом часу пришел ко мне один знакомый, попросил починить телевизор. Я пошел повозился с его машиной и сделал. Он мне две сотни отвалил. В общем-то я не люблю пить в одиночку без общения. Ну я зашел к Лехе. Кобра его вчера работала. Мы выпили бутылочку, но, как это обычно бывает, одной не хватило. Я пошел за второй.

Возвращаюсь, а Лидка уже дома. Ну Леха сказал мне через окно, мол, что она устала и скоро спать ляжет. Дал знак, мол, подожди в беседке. Ну я и ждал, а он так и не вышел. Бутылку я допил один и пошел спать. А сегодня утром купил пиво, посидел дома, а к часу пошел к Лехе. В это время Лидка обычно уходит на барахолку. Прихожу, звоню. Не открывают. Я вышел во двор и постучал в окно.

Тихо. Еще стучу, знаю, что Леха из дому не выходит, кроме как во двор. Ну я приподнялся на приступочек и заглянул в окно, а там такой кошмар. Леха на полу лежит весь в кровище, а Лидка в постели. Вся кровать кровью залита.

Марецкий глянул на участкового.

— Сделай милость, лейтенант, сходи в квартиру художника. Врача зовут Виктор Николаевич. Уточни у него ориентировочно время смерти.

Участковый кивнул и ретировался.

— Скажите, Григорий, в какое время вы сидели вчера в беседке и ждали Алексея Кудрина?

— За второй бутылкой я ушел часов в восемь. До метро идти минут пять.

Купил сигарет, бутылец в ларьке и вернулся. Меня не было минут пятнадцать. За это время Лидка пришла. Сидел до двенадцати, но он так и не вышел.

— У вас часов на руке нет, как вы определили время? — подал голос Горелов.

— Так ведь лето. Все окна открыты, а двор, как колодец, здесь каждый шорох слышен. Новости по НТВ кончились, и я ушел около полуночи. Я понял так, что он уже не выйдет. Свет в окне не зажигали. У меня мысль мелькнула, может, Лидка сама ему пузырь купила, вот он и завалился спать с ней вместе, а про меня забыл. Правда, такого никогда не случалось раньше. Алексей человек слова: сказал — сделал.

— А теперь о главном. Вы с Алексеем видели «джип» и чужаков в коже позапрошлой ночью. Вчера вы ждали его. Как я думаю, частенько поглядывали на подъезд. За то время, что вы его ждали, вам ничего подозрительного не показалось?

— Мне очень трудно судить. Я ведь в соседнем дворе живу и местных жильцов не знаю. Чужой он или свой, кто его знает.

Тут опять голос подал Горелов.

— Знать не обязательно. Тут есть определенный ход событий. Если человек зашел в подъезд и не вышел, то он здесь живет. Убийцы, как правило, на месте преступления не задерживаются. Приехал, сделал свое дело и уноси ноги.

— Да-да, вы правы. Вчера такое было. Приехали «Жигули», модель не знаю, но не «восьмерка» и не «девятка», не новая машина… Светлая, либо белая, либо кремовая. Из нее вышли двое мужчин в спортивных костюмах, кроссовках, бейсболках. Они заходили в подъезд. Минут семь-восемь их не было, потом вышли и уехали. Часов в десять это происходило. И еще один случай, и тоже двое, но только они были без машины, со спортивными сумками на плечах. Одеты нормально, джинсы, футболки. И в том, и в другом случае люди молодые, не больше тридцати.

Те, что пешком пришли, минут на пятнадцать пораньше появились. И тоже не больше десяти минут в доме находились. Вообще-то ничего подозрительного не происходило. Стрельба доносилась с верхних этажей. Какой-то боевик по ящику показывали. Надо сказать, что по вечерам во дворе шумно, но весь гвалт слышен из окон, а здесь тихо.

— Никто из них не похож на тех из «джипа»?

— Если только возрастом, а так люди разные. Я бы даже сказал, что из разных прослоек общества. Иногда человека можно охарактеризовать по походке. Нет, я не думаю, что их что-то могло связывать.