Страница 3 из 21
– Вот! – Она спрыгнула с кресла и чмокнула его в щеку. – Точно! Вешать, па. Повесим на ней наши игрушки, как раньше вешали. Помнишь?
Конечно, он помнил. Каждый декабрь, пятнадцатого. Доставали коробки, все втроем несли их во двор. Это Алена придумала, сказала, они в детстве так же наряжали елку в селе. Некоторые игрушки были еще с тех времен: самодельные, похожие на упитанных удавчиков хлопушки, мятые бумажные шары, снежинки… Каждый год арсенал приходилось подновлять: одни размокали под снегом, другие терялись, третьи расклевывали любопытные вороны и грачи…
На Новый год они никогда не покупали елку в дом, только ставили в вазы пару-тройку веток. А отмечать выходили во двор или, в те годы, когда Настена подхватывала к праздникам грипп, садились у окна, чтобы было видно «их елку». Гасили свет, звенели бокалами, шутили вполголоса…
– Па?
Он пожал плечами.
– Пойду, – сказал преувеличенно бодрым голосом, – попытаюсь завербовать Лену.
Настена помрачнела, но возражать не стала.
2
Добрую половину того, что было в коробках, пришлось выбросить. Артур съездил в «Ашан» и вернулся с новыми игрушками и стремянкой. Выходной оказался как нельзя кстати: после обеда развешивали игрушки и гирлянды. Постепенно стали подтягиваться со своими украшениями соседи: тетка из третьего подъезда притащила ворох спутанного, еще как бы не брежневских времен, «дождика»; гоблин Ерфем Степаныч – надколотую верхушку в виде курантов, юная парочка со второго этажа – плюшевых зайцев…
К вечеру управились. Елка теперь выглядела так, будто прямо над нею взорвались сани Санта-Клауса. Совершенно ничего общего с теми, прежними их елками.
А главное, Тихомиров знал наверняка: грузовичная троица не имеет к ЖЭКу никакого отношения и вряд ли спасует перед этими дешевыми трюками. Какой-нибудь средней руки депутатик захотел елку себе на дачу – а секретарская шушера подсуетилась, нашла исполнителей, пообещала как следует заплатить. Поэтому рано или поздно дождутся, спилят и увезут.
В общем, Артур не удивился, когда через пару дней обнаружил, что часть украшений пропала. Не стало обоих зайцев, игрушечного автомобильчика, трех сочно-оранжевых шаров и самой красивой хлопушки. Могло быть и хуже.
Тихомиров пожал плечами и пошел домой. День был тяжелый, он вернулся с очередной студийной записи, усталый и голодный; уже в дверях его настиг звонок от Горехина, какие-то проблемы с дублями или с озвучкой, Горехин сам точно не знал, но пытался договориться, хотя бы на следующую неделю, да, повторить, да, иначе никак, это в твоих же, Тихомиров, интересах, ну в самом деле…
Он односложно отвечал, между делом удивляясь, что в доме нет Антонины Петровны, потом сообразил: она ведь сегодня днем забегала, прибраться и приготовить ужин, – и, все так же прижимая трубку к уху, на ходу расстегивая кофту, постучался, заглянул к Настене, позвать на кухню, «питаться!» – и обнаружил вдруг, что дочка сидит за компом, правой отстукивает что-то в чат, левой вытирает слезы.
– Совсем не в роль… – бубнил в ухе Горехин. – Они когда просмотрели… рвут и мечут…
– Понял, понял. Потом, все, будь. – Тихомиров нажал на отбой и кивнул дочке: – Как ты?
– Все в порядке, – тихо сказала Настена. – Пап…
– Ты из-за елки расстроилась?
– Елки? – она сморгнула. – А что?..
Вот дурак, подумал Тихомиров, балда чугунная.
– Да ерунда, – отмахнулся он. – Там пара игрушек пропала, всего-то. Оно даже к лучшему, а то мы в субботу перестарались, если честно, с украшательством этим…
– Это они, – сказала Настена ровным, усталым голосом. – Точно. Сначала снимут все украшения, а потом… потом…
Ее вдруг затрясло всю, она отвернулась, кусая губы, потом бросилась через всю комнату и ткнулась Артуру в бок. Заревела приглушенно, как будто пыталась загнать обратно все эти всхлипывания, всю эту боль.
Тихомиров стоял столбом, затем обнял ее и стал гладить по голове, мягко-мягко.
– Ну что ты, – говорил, – ну, тихо, все, все, еще же ничего не ясно, мы не дадим ее в обиду, конечно, не дадим, что ты, ну… – И так, кажется, по кругу, он и сам себя толком не слушал.
И даже не понял, что же такое вдруг подступило к груди, холодное и пульсирующее, звенящее. Хотелось взять пилу, или топор, или даже простой кухонный нож – и срубить на хрен эту елку. Под корень, чтобы даже следа не осталось.
Хотя – понял он мгновение спустя – пустота на том месте, где она сейчас стоит, будет этим самым следом. И значит… значит…
– Сейчас, – сказал он чужим голосом, – сейчас мы все решим. Ну-ка, позволь.
Он высвободил руку, достал мобильный и набрал номер.
– Геннадьич! – мигом отозвался Горехин. – Слушай, дорогой…
– Не болбочи, – оборвал его Тихомиров. – Лучше ты меня послушай. Нужна помощь, я знаю, ты же у нас полномочный представитель Греции, сам говорил: все, что угодно достанешь.
– Ну, – осторожно сказал Горехин.
– У меня тут во дворе елка, видел, может.
Горехин издал некий горловой звук, среднее между кваканьем и кряканьем. Артур сообразил наконец, что да, конечно, видел: он же к ним в гости часто захаживал – то есть к ним с Аленой. Пару раз помогал развешивать украшения.
– В общем, тут кто-то повадился снимать игрушки. И подозреваю, только этим дело не кончится. Нужен… я не знаю… капкан, что ли… но безобидный, чтобы без увечий, понимаешь? Чтобы все законно.
Горехин снова крякнул.
– Подумай, – попросил Артур. – Очень надо – и срочно.
– Ты уверен?
Тихомиров промолчал, но так, что Димыч сам все сообразил:
– О'кей, понял-понял, извини. Хорошо. Но… Хорошо. Ладно. Как раз недавно я Петьке Извольскому такой же доставал, у него на даче, знаешь, есть там одна…
– Сколько и когда?
– Я тебе кину линк на почту. Это сетевой магазин, заполнишь форму – адрес там, имя-отчество, когда удобно, чтобы привезли, – товар доставят прямо под двери.
– Точно без увечий?
– Да ну блин, Геннадьич! А, я ж не сказал. Это не капкан, упаси бог. Это такой типа как подарок – ну, коробка в блестящей упаковке, с бантом таким.
– Для воров? Подарок?! Горехин!..
– Дослушай, что ты сразу!.. Новейшая разработка, говорят, цэрэушная вообще. Видел такие хрени, которые воткнешь в розетку – и они комаров отпугивают? Вот что-то вроде. Излучает волны в каком-то хитром диапазоне, отпугивает тех, кто приближается с дурными мыслями. Типа мозг тогда испускает волны особой длины, хрень эта их фиксирует – и выдает ответку.
– И что?
– Злоумышленник драпает, наклавши в штаны. Не буквально, конечно, не бойся.
– Горехин… а есть что-нибудь менее эзотерическое? Без лапши на уши, фольги на голову?
Тот хмыкнул:
– Пугало поставь, снеговика. И морду ему пострашней намалюй. Геннадьич, – добавил он обиженно, – мы с тобой сколько лет знакомы? Было такое, чтобы я туфту порекомендовал?
– Тебе по годам перечислить?
– Нет, ну тот случай с солнечными лампочками не считается, там я сам маху дал. А здесь все проверено, Извольский вон вчера звонил, сердечно благодарил и, между прочим, обещал проставиться. Как бы не намекаю.
– Как бы верю. Давай свой линк.
– Слушай, а насчет съемок вот…
– Потерпит завтра до утра? Сейчас не до них. Без обид, хорошо?
Настена уже не плакала, просто смотрела на него странным взглядом.
– Завтра все решим, – пообещал ей Артур. – Веришь мне?
Товар доставили к девяти, как Тихомиров и попросил в примечаниях к заказу. Сайт вообще оказался странноватым, предельно простым. Хотя, подумал Артур, может, так сейчас модно.
– Это тебе! – крикнула Елена. Она успела к двери раньше, пока он выкарабкивался из тренажера, уже открыла и заполняла платежку. – Слушай, что это вообще? – Она понизила голос: – Настене, что ли? Под елочку?
– Почти. – Он поставил увесистый, размером с обувную коробку, пакет под вешалкой и расписался на платежке. – Паспорт показывать?
Молодой курьер неловко дернул плечами и улыбнулся: