Страница 13 из 21
Джек Бонд объявился в городе семнадцать дней назад. Он приехал с востока на собственной лошади, у него с собой было полфляги воды, два кольта и неотразимая улыбка. В его глазах светилось то, чего не хватало в наших: жизнь. Он спешился, зашел в салун и попросил пива. Пиво Бак варит сам. Хорошее пиво, не думаю, что где-нибудь еще есть такое.
Джек Бонд сидел у стойки и провожал глазами Китти, дочку старика Картера. Картеру – за шестьдесят, а девочке – семнадцать. У нее ладная фигурка, грудь под блузкой вздымается привлекательно, волосы черные, ниже пояса.
То есть были. Была фигурка, были волосы.
Бонд прожил в городе три дня. А затем сел на лошадь и уехал. Ночью. И забрал с собой Китти. Она оставила Картеру записку: мол, захотела уехать сама, не желаю прозябать в этой дыре, Джек увозит меня в город. Буду писать, все в порядке. Наивная глупышка.
Но вернусь к дилижансу. Он останавливается. Кучер сползает вниз. Это Дженги, молодой парень, решившийся на такую работу из-за неплохих, в общем, денег. Он приезжает всего в четвертый раз, но его уже любят. Он заботлив, письма раздает лично, всегда спрашивает, не надо ли кому что привезти из большого города, и ведь привозит. Но сегодня он мрачен.
– Привет, Дженги! – говорит Систей.
Систей – это начальник нашей полиции. То есть единственный носитель закона в городе. Он не именует себя шерифом: шериф в пятистах милях. Систей – вроде местного представителя. Ему около пятидесяти, но он подтянут и силен. Только стреляет плоховато из-за зрения. Он справедлив. Когда у жителей возникают конфликты и ссоры, они идут к Систею, и он всегда находит верное решение.
– Привет.
Дженги, подбоченясь, стоит у дилижанса.
– У меня тут невеселый груз.
Толпа обступает его.
В городе около двухсот жителей, даже больше. Для такой дыры – достаточно. Зато у нас есть море.
Дженги забирается на крышу дилижанса и аккуратно начинает спускать большой сверток из тряпья. Это человеческое тело, запеленатое в тряпки и простыни. Систей и Бык принимают груз. Бык – двухметрового роста, туповатый, но очень добрый и отзывчивый. Его все любят. Он всегда помогает с тяжелыми работами.
Тело кладут на землю. Систей разворачивает тряпки.
Это Джек Бонд. Его еще можно узнать, хотя лицо покрыто пятнами разложения. Старик Картер поднимает голову и смотрит на Дженги. Когда Дженги начинает спускать второе тело, старик Картер падает на колени и плачет.
Берта Хоспейна поначалу никто не замечает. Они разворачивают второй сверток, смотрят на обезображенное лицо Китти, переговариваются. Кто-то пытается успокоить Картера, гладит его по сутулым плечам. Дженги молча стоит у дилижанса.
Дверь кареты открывается, и выходит Берт Хоспейн. Я сразу его замечаю, потому что не хочу смотреть на трупы. Пока все рассматривают Китти, Берт идет по направлению к салуну, прочь от толпы. Собственно, тут большая часть жителей города. Но у Берта другие цели. Я провожаю его взглядом, он оборачивается и обращает на меня внимание. Подходит ко мне.
– Привет. Я – Берт Хоспейн.
– Билл.
– Очень приятно.
У него столичный выговор, здесь так не говорят.
– Сколько жителей в вашем городке? – спрашивает он.
– Человек двести.
Отец учил меня читать, писать и считать. Я могу сосчитать до тысячи, умею складывать и умножать. Делить, кстати, тоже. Большая часть городка – неграмотные. Иногда меня зовут на помощь, чтобы рассчитаться за что-нибудь.
– Двести первый не помешает?
Это шутка. Она сейчас неуместна, но он, видимо, не понимает ситуации. Его можно простить.
Он одет в серые брюки и сапоги с острыми носами. Пиджак – поверх клетчатой рубашки. Такое ощущение, будто он насмотрелся на ковбоев из родео (я видел родео дважды, когда мы ездили в большой город с отцом пару лет тому назад). Так ярко и вычурно тут не одеваются. Хотя черт его знает: может, в центре так принято. Это у нас, в глуши, одеты все непонятно во что, никто ни перед кем не выставляется. Хотя не думайте: мы тоже умеем принарядиться. На праздники всякие, на свадьбы.
– Не помешает, думаю. Хотя сейчас не время, – киваю на толпу и мертвецов.
– Это кто-то из жителей?
Он мгновенно мрачнеет.
Киваю.
– Дочь старика?
Снова киваю.
– Ну извини, не знал.
Пожимаю плечами. В общем, он ничего не сделал. Мне она, конечно, нравилась, как все девчонки нравятся парням в моем возрасте. Но в целом мне ее смерть безразлична. Все когда-нибудь скопытимся.
– Тут у кого остановиться можно? – спрашивает он.
Можно у Бака. Можно у Дылды. Можно у Роджерсов. В общем, много у кого можно.
– Вон, – показываю, – Роджерсы стоят. У них спросите.
– Спасибо.
Он идет к чете Роджерсов. Они благонравные, лет пятидесяти, спокойные. Они постоянно ждут писем от своих детей (все трое давно уехали покорять мир), порой их даже получают, но к дилижансу подходят последними, чтобы не усугублять толкотню. Они разговаривают.
На самом деле это довольно сложно – создавать видимость безразличия. Мне страшно интересно, что он за человек. Что ему понадобилось в нашей дыре. Как он будет тут жить и чем заниматься.
Старик Картер лежит лицом вниз и бьет кулаком по земле. Дженги достает письма и передачи. Жизнь идет своим чередом.
Джек Бонд за два дня своего пребывания в городе успел организовать местечковые соревнования по стрельбе. Мишень сколотили из досок, намалевав на них красный круг с белым пятном посередине. То есть сделали несколько таких мишеней, конечно. Одну-единственную пули расколошматили бы в минуту.
Бонд взялся быть судьей и обещал обучить стрельбе мальчишек. Он очень красиво доставал револьвер, крутил его на пальце, а потом стрелял от бедра, не целясь, и всегда попадал в белое пятно, пусть и не в самый его центр. Он сказал, что принимать участие в соревнованиях не будет, поскольку так нечестно.
Соревноваться пришли все, у кого было хоть какое-то оружие. Старик Картер принес огромное ружье, переделанное из охотничьего в боевое. Его засмеяли. Эта штуковина не имела даже прицела, а два ствола были такого калибра, что можно положить слона. Картер целился быстро. Он вскидывал ружье (и откуда только силы у старика?) и нажимал на спуск.
Картер не промахнулся ни разу. Его удивительная ручная мортира в умелых руках оказалась точнее новенького кольта Дылды (ему как раз привезли из большого города) и проверенного годами «смит-вессона» Систея.
Джек Бонд вручал Картеру приз (ящик пива от Бака и отличный нож от самого Бонда) с видимым уважением. Китти смотрела на отца и на Бонда с восторгом. Она уже знала, что завтра уезжает со своим героем. Но она мысленно клялась писать отцу, я уверен. Вряд ли она бросила бы его навсегда и никогда бы не вспоминала.
Каждый день я вижу Берта Хоспейна. Он хорошо вписался в городок. В какой-то мере он своим появлением облегчил старику Картеру утрату Китти. Каждый день они играют в карты на крыльце дома Роджерсов. Билл Роджерс иногда присоединяется к ним, но все-таки большую часть времени проводит на огороде.
В какой-то момент я иду мимо забора вдовы Бранк и вижу Берта, развешивающего белье. Я останавливаюсь и смотрю на него.
– Привет! – он широко улыбается.
– Привет. Это не мужская работа.
Берт качает головой.
– Нет работы, которая была бы «женской» или «мужской». Запомни это. Если мужчина способен помочь женщине развесить белье или вымыть посуду, он не перестает быть мужчиной. Зато он становится галантным и вежливым мужчиной.
– Да вдове Бранк ваша галантность уже ни к чему.
Ей, кажется, девяносто лет. Ее дочь умерла, но внуки поддерживают ее.
– Но помощь-то ей нужна. Она сама постирать любит, а вот повесить уже не может, потому что позвоночник старый. Мне-то помочь нетрудно.
Это эпизод, очень хорошо характеризующий Берта Хоспейна. Я постоянно замечаю его, помогающего тому или иному человеку. Вот он вырезает игрушечную лодку для сына Джета Филлза. У Филлза нет трех пальцев на правой руке, и он не может сделать сыну хорошую лодку. Вот Берт перекрывает крышу у Маргарет Бэнкс, и Маргарет, сорокалетняя старая дева, провожает его томными взглядами. Вот Берт первым встречает дилижанс Дженги и помогает выгружать посылки и письма. Вот он ведет лошадей в стойло, чистит их, кормит.