Страница 12 из 21
А теперь, когда мы снова вдвоем, почему я не могу называть тебя «дорогая»?
Она подняла на него глаза – в них сверкнула еле заметная искорка – и снова опустила.
– Я уже сказала почему.
– Разве?
– Потому что ты не вкладываешь в это слово его настоящий смысл.
Он принялся намазывать бисквит маслом.
– Послушай, ты что, пытаешься читать мои мысли? Если да, советую отложить это занятие. Попробуй что-нибудь попроще. Ну, к примеру, это масло или маргарин? На вид масло, на вкус больше смахивает на маргарин.
– Может, и то и другое. Масло пополам с маргарином.
– Может, и так. – Он наклонился к ней через стол. Глаза его смеялись. – Ну вот, ты сама это сказала. И то и другое пополам. Возможно, так оно и есть, дорогая!
– О!.. – чуть слышно выдохнула Мид.
Сердце громко билось. Она должна научиться играть в его игру, играть столь же легко и естественно, как это делает он. Вот только слишком уж она к нему неравнодушна. Как легко и приятно было бы вернуться назад, в те первые несколько волшебных дней их знакомства, когда они еще только играли в любовь. Джайлзу это удалось. И вдруг она почувствовала, что тоже сможет. Сможет вынести насмешку в его глазах и ответить тем же.
А он сказал:
– Синица в руках лучше, чем журавль в небе, верно? Поэтому закажем еще и пирожные. А пока их принесут, перейдем к самому интересному моменту – так мы помолвлены или нет? Потому что если да, я имею полное право называть тебя «дорогая», да и ты могла бы обращаться ко мне поласковее, не просто «Джайлз». А если нет, почему бы не исправить ситуацию? Кто-нибудь из нас расторгал помолвку? Может, ты? Нет, ты этого не делала, иначе бы не флиртовала со мной, не ходила по ресторанам. И не носила бы траур, считая, что я утонул, верно? Тогда, может, это я расторгнул помолвку? Ну, отвечай!
Она была не в силах смотреть в эти искрящиеся глаза. Ей хотелось смеяться и плакать. Хотелось выплакаться в его объятиях. И она ответила тихим дрожащим голосом:
– Разве наша помолвка… не расторглась сама по себе… когда ты все забыл?
– Конечно, нет! Ведь человек не в силах отменить естественный ход событий, просто забыв о них. Допустим, мы бы поженились, и тут вдруг – бац! – я теряю память и решаю, что мы не женаты. Ну, куда это годится? Ладно… рад, что ты хоть в этом со мной согласна. Мы помолвлены, и точка! И если хочешь, чтобы я перестал называть тебя «дорогая», придется тебе самой разорвать помолвку.
– Или тебе.
– Но с какой стати, дорогая? Мне страшно нравится, что мы помолвлены. Нет уж, если так хочется, разрывай сама. Я кольца тебе не дарил, нет?
– Нет.
– Жадность или нехватка времени? Кстати, когда именно произошла помолвка?
– В день отплытия.
– Как скучно и не артистично! Ни для чего не было времени. Ну, слава Богу, что хоть жадность тут ни при чем. Страшно жаль, что у тебя нет кольца, потому что ты могла бы сорвать его, бросить на стол и крикнуть: «Между нами все кончено!»
И тут они снова рассмеялись.
– Но я же могу и просто сказать: «Между нами все кончено».
– Нет, пока не надо, потерпи хотя бы до кофе. Испортишь все удовольствие. Послушай, у меня идея просто отличная! Вернемся в город, я куплю тебе кольцо, и тогда ты сможешь красиво и эффектно разорвать помолвку. Ну как, согласна?
– Полное безумие, – пробормотала Мид.
– Dulce est desipere in loco [6]. Что в вольном переводе означает: делу время, потехе час. Пошли, черт с ним, с кофе. Он наверняка здесь паршивый. Ну, какое кольцо будем покупать – с изумрудом, сапфиром, бриллиантом, рубином? Что ты предпочитаешь?
Мид расхохоталась уже во весь голос.
– Ну и дурачок же ты, Джайлз!
Глава 9
В тот день произошло несколько событий. Само по себе каждое из них, казалось бы, не имело особого значения, однако складывались они в довольно удручающую картину. Так сплетаются в гобелене разноцветные нити – светлые для выражения радостного настроения, темные – для печали, красные означают кровь, черные – тень, павшую на Вандерлёр-Хаус и его обитателей. Взятая в отдельности каждая из этих нитей не имела ни значения, ни смысла. Но вместе они образовывали цельную картину.
Миссис Андервуд упаковывала посылки под бдительным присмотром мисс Мидлтон, но мысли ее неуклонно возвращались к Кароле Роланд, и, вспоминая об инциденте с письмом, она всякий раз вздрагивала.
– О нет, миссис Андервуд, боюсь, так никуда не годится. Этот узелок непременно развяжется.
«Просто невыносимая женщина. Одна надежда, что Мид мне благодарна – пусть девочка с пользой проведет время с Джайлзом Армитейджем – такой симпатичный молодой человек – и вообще они отличная пара. Если, конечно, все пойдет хорошо… Это проклятое письмо… Не представляю, как найти деньги, чтобы Годфри ничего не узнал. У меня даже ни одной драгоценности нет дороже двух пенсов… Мисс Сильвер… просто не могу позволить себе ее услуги. И потом, что она может сделать? Я должна сама что-то предпринять. Но что, если они не станут ждать, что, если расскажут Годфри?… Нет, они не посмеют, и я должна что-то сделать. Если в сумочке у Каролы Роланд было мое письмо?… Может, и нет, мало ли какие бумаги носит с собой эта…»
– Нет, правда, миссис Андервуд, это никуда не годится…
Машина съехала с дороги, Джайлз и Мид вышли и направились к лужайке, где с запозданием расцвел утесник.
– Мид… дорогая!
– Не надо, Джайлз!
– Почему нет? Я же люблю тебя! Или ты забыла?
– Это ты все забыл…
Крепкие руки обняли ее, губы прижались к губам.
– Нет, правда… это ничего не значит. Это только моя дурацкая голова дала сбой. Мид, неужели не чувствуешь, не понимаешь, что ты в моем сердце?…
Мисс Гарсайд, седовласая и сдержанная, подхватила кольцо, которое толкнул в ее сторону по прилавку полный еврей в очках. Он оттолкнул его так, точно то была какая-то мерзость. В жесте так и сквозило презрение.
– Но оно было застраховано на сто фунтов, – сказала она.
Еврей пожал плечами:
– Это меня не касается. Камень – страз.
– Вы уверены? – На секунду сдержанность покинула ее, на лице читались недоверие и страх.
Еврей снова пожал плечами:
– Да отнесите куда хотите, там вам скажут то же самое.
В квартире номер шесть на кушетке, зарывшись лицом в подушку с оборками, проливала горькие слезы миссис Уиллард. Кушетка была частью мебельного гарнитура, который они с Альфредом купили на накопленные к свадьбе деньги. Гарнитур сохранился – обивку поменяли как раз перед войной, – но Альфред… В руке она сжимала мокрую от слез записку, которую нашла в кармане пальто, – собиралась отнести его в химчистку. Ничего такого ужасного в записке не было, но для бедной миссис Уиллард, не имевшей опыта в подобных делах, этого было более чем достаточно. Альфред бывал нервным, Альфред бывал сердитым, он мог ругать ее за непунктуальность, за неряшливость, за легкомысленное транжирство, он забывал похвалить приготовленные ею блюда. Но изменять ей, волочиться за этой крашеной блондинкой с верхнего этажа, нет, этого она от него никак не ожидала!..
Однако верила, что такое возможно. Миссис Уиллард оторвала распухшее лицо от подушки, расправила отсыревшую от слез записку и еще раз перечитала ее вслух:
– «Хорошо, Уилли, дорогой, ленч в час, как обычно. Карола».
Особенно уязвлено было сердце бедняжки миссис Уиллард этим «обычно». И потом, как смеет эта особа называть его Уилли? Сопливая девчонка, вдвое его моложе!..
Карола Роланд нежно улыбалась низенькому мужчине с жидкими седеющими волосами, очень опрятно одетому, глаза за стеклами старомодного пенсне смотрят на нее, как смотрит рыбка через стекло аквариума. Мистер Уиллард просто ужаснулся бы, если бы кто-то посмел назвать его пучеглазым. Мисс Роланд не привыкла, чтобы на нее так глазели сквозь толстые стекла, однако это ничуть ее не оскорбляло. Напротив, она сочла это комплиментом. И позволила мистеру Уилларду заплатить за ленч и купить ей дорогущую коробку шоколадных конфет. Оказывается, в Лондоне военного времени вполне можно жить, и очень даже сносно. Если, конечно, знать, куда и с кем пойти. Мисс Роланд знала…