Дочь фортуны (ЛП)

- Это Элиза, наша подопечная, - сказал Джереми Соммерс.

Тут Джекоб Тодд сделал очередное неловкое движение.

- Как это – подопечная? - спросил он.

- Просто дядя хочет сказать, что я не из этой семьи, - терпеливо объяснила Элиза тоном, каким говорят с дурачками.

- Нет?

- Если я стану плохо себя вести, меня отошлют к католическим монахиням.

- Да что ты говоришь, Элиза? Не обращайте внимания, мистер Тодд. Детям в голову приходят странные вещи. Ну, разумеется, Элиза – член нашей семьи, – прервала разговор мисс Роза, приподнимаясь.

Элиза провела день в компании Мамы Фрезии, готовя ужин. Кухня выходила в патио, но мисс Роза объединила ее с домом с помощью навеса, чтобы летний зной не препятствовал ставить на стол охлажденные блюда или же спрыскивала последние анисовой водкой. Эта почерневшая от сала и копоти, исходящей от кухонной плиты, комната была неоспоримым владением Мамы Фрезии. Коты, собаки, гуси, курицы гуляли как им вздумается по полу из грубого не вощеного кирпича. Там всю зиму что-то жевала коза, которая вскармливала Элизу, уже очень и очень старенькая, и ее никто не осмеливался принести в жертву, иначе подобный поступок расценили бы как злодейское убийство матери. Деточке нравился аромат сырого хлеба в «формочках» для выпечки, когда в промежутках захватывающего процесса подхода теста образовывалась закваска, запах сладкой карамели, взбитой для украшения тортов, и шоколадных возвышений растворенных в молоке. На музыкальных вечерах по средам служанки – две туземки, девочки-подростки, что жили в доме и отвечали за кухню – полировали посуду, гладили скатерти и начищали хрусталь до блеска. В полдень их посылали с кучером в кондитерскую, где надо было купить сладости, чтобы готовить по рецептам, ревниво охранявшимся со времен колонии. Мама Фрезия извлекала пользу из навешенной на лошадей сбруи, принимая последнюю за кожаную сумку со свежим молоком, что превращалось в сливочное масло, пока лошади пробегали туда и обратно.

В три часа пополудни мисс Роза звала Элизу к себе, где кучер и лакей готовили бронзовую, на львиных лапах, ванну, которую служанки оформляли простынями и наполняли теплой водой, пахнущей листьями мяты и розмарина. Роза и Элиза отмокали в ванне, точно неземные творения, пока не остыла вода, и не возвращались служанки с перевешенной на руках одеждой. Далее им помогали надеть чулки и носки, затем бермуды чуть ниже колен, батистовую рубашку и еще широкую короткую юбку с каркасом для кринолина. Одежда подчеркивала стройность талии, после чего в дополнение надевались три накрахмаленных нижних юбки и, наконец, само платье, которое закрывало их целиком, оставляя на виду лишь голову и руки. Кроме того, мисс Роза носила тугой корсет на китовом усе; в нем невозможно было ни глубоко вздохнуть, ни поднять рук выше плеч. А еще нельзя было самостоятельно одеться и нагнуться, потому что при этих движениях вылетали китовые усы и кололи, точно иглы, все тело. Это была одна ванна за неделю, целая церемония, что только можно было сравнить с процедурой мытья головы по субботам, поэтому могла отмениться из-за любого предлога, потому что считалась опасной для здоровья. На неделе мисс Роза хитроумно пользовалась мылом, предпочитала втирать его с помощью губки, пропитанной молоком, и освежаться «туалетной водой» с ванильной отдушкой. Она, как слышно, была модна во Франции аж со времен Мадам Помпадур; даже среди толпы Элиза могла распознать ее с закрытыми глазами по характерному благоуханию. Прошлые тридцать лет некоторые молодые англичанки обладали прозрачной и тонкой кожей, до того как на ней не появлялся оттенок пергамента благодаря светскому обществу и собственной пигментации. Она ухаживала за своей внешностью, применяя розовую воду с лимоном, за счет чего кожа становилась светлой. Также использовала гамамелис для смягчения, ромашку, чтобы придавать волосам блеск, а еще коллекцию экзотических бальзамов и лосьонов, привезенных братом Джоном с Далекого востока, где жили самые красивые женщины мира, если верить слухам. Изобретала для себя платья, вдохновляясь просмотром лондонских журналов, и сама же их шила в собственной швейной мастерской; благодаря интуиции и мастерству преобразовывала личную одежду с помощью обычных лент, цветов и перьев, что не теряли свой вид довольно продолжительное время. В отличие от чилиек она не пользовалась черной накидкой, чтобы прикрываться при каждом выходе из дома. Данный обычай она считала заблуждением, напротив, предпочитала свои короткие накидки и собственную коллекцию шляпок, несмотря на то, что при выходе на улицу на нее смотрели так, будто это идет настоящая куртизанка.

Обрадованная тем, что видит новое лицо на еженедельном собрании, мисс Роза простила Джекоба Тодда, что поцеловал ее так некстати и, взяв его за руку, отвела к круглому столу, расположенному в углу зала. Затем предложила тому выбрать среди нескольких ликеров, настаивая, чтобы он отведал ее «мистелу», довольно необычное пойло на водке с сахаром и корицей, что было совершенно невозможно проглотить, поэтому пришлось незаметно опорожнить рюмку в подставку для цветочного горшка. Затем она представила молодого человека скоплению народа. Мистеру Аппельгрену, изготовителю мебели, что был в сопровождении своей дочери, молодой бледной и робкой девушки; мадам Кольберт, директору детского английского колледжа. Далее обратила внимание мистера Эбелинга, владельца лучшего магазина мужских шляп, и его супруги, что тотчас набросилась на Джекоба Тодда, так расспрашивая молодого человека о новостях английской королевской семьи, словно речь шла о его собственных родственниках. А еще познакомила с хирургами Паже и Пойет.

- Доктора оперируют, прибегая к хлороформу, - объявила восхищенная мисс Роза.

- Здесь это все еще новость, а вот в европейской медицине данная вещь давно в ходу, - объяснил один из них.

- Я понимаю, что в Англии они имеют дело с акушерством. А не обращалась ли к вам королева Виктория? – добавил Тодд, чтобы уж совсем не молчать, ввиду того, что совершенно не разбирался в данной теме.

- В этом вопросе видно большое сопротивление католиков. Согласно библейскому пророчеству женщины рожают в боли, мистер Тодд.

- А не кажется ли вам данная вещь несправедливой, сеньоры? Проклятие человека состоит в том, чтобы работать до выступившего на лбу пота, однако ж, в этой гостиной, если далеко не ходить, кабальеро зарабатывают на жизнь за счет пота, что льется с чужих спин, - возразила мисс Роза, неистово краснея.

Хирурги неловко улыбались, а Тодд, напротив, очарованно за ней наблюдал. Он оставался рядом с ней всю ночь напролет, несмотря на то, что это было в порядке вещей на некой лондонской вечеринке, как помнил Джекоб Тодд, ушедший спустя полчаса. Мужчина хорошо понял, что на данной встрече люди, казалось, намеревались остаться, и предполагал, что социальный круг, должно быть, очень ограничен, и, возможно, встреча у Соммерсов была единственным еженедельным собранием. Молодого человека терзали подобные сомнения, когда мисс Роза объявила о начинающей играть музыке. Служанки принесли еще канделябров, освещавших гостиную точно днем, разместили стулья вокруг пианино, шестиструнной гитары и арфы, женщины сели полукругом, а мужчины заняли места, стоя сзади них. Толстощекий человек расположился за пианино, и из-под его рук мясника послышалась великолепная мелодия, в то время как дочь изготовителя мебели исполняла старинную шотландскую балладу на свой манер и таким чудесным голосом, что Тодд напрочь забыл о собственном виде испуганной мыши. Директор школы для девочек декламировала какую-то героическую, излишне длинную поэму; Роза спела пару гнусных песенок дуэтом со своим братом Джоном, несмотря на явное осуждение подобного поступка Джереми Соммерсом, а затем потребовала у Джекоба Тодда, чтобы тот подарил им что-нибудь из своего репертуара. И это предоставило гостю возможность показать в обществе свой хороший голос.

- Вы – настоящее открытие, не так ли, мистер Тодд? Мы вас никому не уступим. Отныне вы просто обязаны посещать нас каждую среду, - воскликнула она, как только стихли аплодисменты, не обращая внимания на собственное изумленное выражение лица, с каким наблюдала за гостем.