Дочь фортуны (ЛП)

Точно некая сомнамбула выполнял все свои дневные обязанности, держа на уме лишь одну Элизу, но свободной минутки, чтобы с ней повидаться, не выпадало вплоть до наступления ночи. За половину утра матросам удалось выловить огромную акулу, что теперь издыхала на палубе, часто и ужасно ударяя о дощатую поверхность своим хвостом, и в это время никто так и не осмелился подойти ближе, чтобы ударами палкой уже окончательно ее добить. Тао Чьену как повару поручили следить за физической работой по свежеванию рыбы, разрезанию на куски, приготовлению части туши теперь и засолке остатка. Тем временем прочие матросы щетками отмывали кровь с палубы, а пассажиры отмечали ужасающее зрелище последними бутылками шампанского, таким образом, как бы предваряя грядущий званный вечер. Удалось незаметно спрятать сердце рыбы, что пошло бы в суп для Элизы, а также высушенные плавники, ведь последние стоили целое состояние в пунктах продажи стимулирующих половую деятельность средств. По мере того, как шло время за обработкой акулы, Тао Чьен представлял себе мертвую Элизу, лежащую в трюме судна. Его охватывало бурное счастье, когда удавалось спуститься и удостовериться, что девушка еще жива и, казалось, подает надежды на улучшение самочувствия. Кровотечение прекратилось, кувшин с водой стоял пустым, и все указывало на то, что в течение долгого дня все-таки наступали моменты просветления. Лаконично поблагодарил Лин за ее помощь. Молодая девушка с трудом открыла глаза, губы ее были пересушены, а на лице выступал вызванный лихорадкой румянец. Тогда помог приподняться и дал той «дангуй», крепкий напиток, восстанавливающий нормальное количество крови. Когда убедился, что все уже проникло в желудок, дал больной глотнуть немного свежего молока, которое та и выпила с жадностью. Немного оживившись, объявила, что голодна и попросила еще молока. Коровы, взятые на борт, не очень-то привыкали к своей новой жизни на море, почему и производство молока было, в общем-то, небольшим. От животных остались чуть ли не одни кости, почему и поговаривали их убить. Мысль пить молоко показалось Тао Чьену отвратительной, хотя его друг Эбанисер Хоббс и предупреждал когда-то насчет свойств этого напитка восполнять потерянную кровь. Если Хоббс включал молоко в особое питание серьезно раненым людям, должно быть, и в настоящем случае оно возымеет тот же эффект, - решил про себя молодой человек.

- Я умру, Тао?

- Да нет еще, - улыбнулся он, ласково гладя девушку по голове.

- Сколько нам осталось плыть до Калифорнии?

- Много и долго. Не думай об этом. Теперь тебе нужно помочиться.

- Нет, пожалуйста, - оправдывалась она.

- Как это нет? Ты должна это сделать!

- Прямо перед тобой?

- Я же «чжун и». Ты не можешь меня стыдиться. Более того, я уже видел все твое тело целиком.

- Я не могу пошевелиться и не смогу вынести этого путешествия, Тао, предпочитаю умереть…, - всхлипывала Элиза, опираясь на него, чтобы умудриться как-то сесть на небольшой ночной горшок.

- Мужайся, девочка! Лин говорит, что у тебя много энергии «ки», и ты плывешь так далеко не затем, чтобы умереть на пол дороге.

- Кто?

- Не важно, не бери в голову.

Этой же ночью Тао Чьен осознал, что человек не в состоянии сам о себе позаботиться, поэтому нуждался в помощи. На следующий день едва женщины вышли из своих кают и расположились было как обычно на корме для того, чтобы постирать одежду, мужчина заплел волосы, привел в порядок перья и бусы на своей форме знахаря и знаками показал Асусене Пласерес, что, мол, нужно бы и поговорить. Во время путешествия никто из представительниц прекрасного пола не носил свои наряды публичных женщин. Наоборот, одевались в темные юбки из плотной ткани и блузки без украшений, обувались в шлепанцы. По вечерам же закутывались в свои шали, пускали по спине две косички и совершенно не прибегали к макияжу. Все вместе напоминали некую группу простых крестьянок, полностью выкладывающихся, занимаясь повседневными делами. Чилийка с ноткой радости перемигнулась со своими знакомыми, после чего последовала за ним на кухню. Тао Чьен вручил ей большой кусок шоколадки, украденный из предназначенных для капитанского стола запасов, и попытался объяснить той свою проблему, но по-английски женщина ничего не понимала, ввиду чего уже начал было терять терпение. Асусена Пласерес понюхала шоколад, и детская улыбка осветила ее округлое лицо индианки. Взяла руку повара и приложила к груди, указывая тому на женскую каюту, как раз незанятую в это время, но мужчина отодвинул ее руку, более того, схватил ту сам и повел непростым путем в винный погреб. Асусена, слегка удивленная и одновременно мучимая любопытством, защищалась слабовато. Мужчина тем временем пресек все ее возможности отказаться и пойти назад. Затем открыл тайное место и легонько толкнул женщину на лестницу, все время улыбаясь, чтобы успокоить человека. В течение нескольких мгновений оба оставались в темноте, пока он не нашел подвешенный за балку фонарь и не смог зажечь. Асусена улыбалась: наконец-то, этот сумасбродный китаец понял условия договора или, другими словами, о чем шла речь. Женщине еще не приходилось иметь дело ни с одним азиатом. Вот и мучило огромное любопытство узнать, было ли его хозяйство таким же, какое оно и у других мужчин, хотя повар и не думал делать жеста, намекающего на моменты близости, напротив, потащил куда-то за руку, одновременно прокладывая дорогу по образуемому различными тюками лабиринту. Она боялась, что человек вот-вот собьется с ног, и начала дергаться, чтобы как-то отделиться. Тот же, не отпуская даму, вынуждал двигаться вперед, пока фонарь не осветил свинарник, где в ужасном состоянии находилась Элиза.

- Иисус, Мария и Хосе! – воскликнула Асусена и, увидев ее, стала несколько подавленной.

- Скажи ей, чтобы помогла нам, - Тао Чьен попросил Элизу по-английски, встряхивая девушку, чтобы та пришла в себя.

Добрую четверть часа Элиза медлила и, переводя, лепетала краткие указания Тао Чьена, который уже достал из сумочки брошь с бирюзой и заискивал ею прямо перед глазами дрожащей Асусены. Договор, - сказал тогда женщине, - состоит в следующем: нужно спускаться сюда дважды в день, чтобы мыть и кормить Элизу, и никто из остальных пассажиров об этом бы не узнал. Если выполните его, в Сан-Франциско брошь станет вашей, но если скажете хоть слово кому-либо, перережу вам горло. Мужчина снял с пояса нож и провел им перед носом, а другой рукой в то же время приподнял брошь таким способом, чтобы данное сообщение было понято как следует.

- Понимаешь?

- Скажи этому неблагодарному китайцу, что понимаю и чтобы спрятал этот нож, потому что при малейшей неосторожности он может запросто меня убить.

Проходило время, что, казалось, не закончится никогда, а Элиза все продолжала бороться с лихорадочным бредом, окруженная заботами Тао Чьена по ночам и Асусены Пласерес днем. Женщина помогала в первые утренние часы, и пока длился полуденный отдых, и когда большинство пассажиров слегка дремало, выпадала возможность тайно улизнуть в кухню, где Тао Чьен вручал ей ключ. Поначалу спускалась в винный погреб, умирая от страха, но в скором времени добрый нрав от природы и мысли о броши заметно перевесили испуг. Начала натирать Элизу с помощью мыльной тряпки и делала так до тех пор, пока не прошел пот от агонии, после чего заставила девушку поесть овсяную кашу на молоке, а затем и куриный бульон с круто сваренным рисом с добавлением «дангуй», что приготовил Тао Чьен. Еще рекомендовал девушке мате, как, по его мнению, и было положено, также по собственной инициативе давал ей ежедневно одну чашку настойки на огуречной траве. Слепо доверял этому средству, способному очистить живот от следов беременности. Ведь такая настойка вместе с образом Пресвятой Девы де Кармен были первыми, что она со своими подружками по путешествию положили в свои баулы, потому что без подобной защиты путь в Калифорнию мог запросто оказаться очень и очень нелегким. Больная потерянно блуждала по просторам самой смерти вплоть до следующего утра. А судно тогда пристало в порту Гуаякиль, напоминавший некий хутор, наполовину поглощенный пышной экваториальной растительностью, к которому подходили мало какие суда, и то лишь с целью торговли тропическими фруктами или кофе, хотя сам капитан Кац когда-то обещал вручить несколько писем некой семье голландских миссионеров. Подобная корреспонденция находилась в его распоряжении более полугода, но способного избежать компромисса человека так и не находилось. В предыдущую ночь, в меру обогреваемую пламенем очага, Элиза все потела в лихорадке вплоть до последней капли, спала, грезя, будто взбирается разутая по сверкающему склону извергающего лаву вулкана, после чего пробудилась мокрая до нитки, зато с ясными мыслями и свежей головой. Все пассажиры, включая как женщин, так и добрую часть самого экипажа спустились на несколько часов немного размять ноги, искупаться в реке и наесться фруктов до отвала. Тао Чьен же остался на судне, чтобы научить Элизу зажигать и курить трубку, которую захватил с собой в путешествие. У него были сомнения насчет того, каким образом стоит обращаться с девушкой - вот как раз и выпал один из тех случаев, когда отдал бы все что угодно за некоторые советы своего ныне покойного мудрого наставника. Понимал необходимость беречь душевное спокойствие девушки, и таким способом помочь той провести время, будучи заточенной в винном погребе, хотя уже потеряла немало крови и боялась, что оставленное ей лекарство только лишь более воспламенит все тело. Тогда принял нетвердое решение, и сделал подобное лишь после того, как умолил дух Лин полетать поблизости и последить за сном Элизы.