Страница 42 из 96
Таковым было положение вещей, когда Тао Чьен познакомился с доктором Эбанисером Хоббсом, английским аристократом, совершенно неспесивым человеком и, в отличие от прочих европейцев, заинтересованном в местном городском колорите. Впервые увидел его на рынке, любопытствующим среди различных трав и лекарственного питья, что были в ассортименте у знахарей. Общался лишь с помощью десяти слов на языке мандарин, но повторял их таким громовым голосом и с непреложным убеждением, что окружающие начинали собираться небольшой толпой, среди насмехающихся и испуганных людей. Было совсем несложно заметить его издали, потому что на фоне китайского народа тот слишком уж выделялся своей головой. Тао Чьен никогда не видел иностранца в этих краях, таких далеких от мест, по которым, как правило, перемещались последние, и даже подошел, чтобы разглядеть того поближе. Это был человек еще молодой, высокого роста и худощав, с благородными чертами лица и большими голубыми глазами. Зачарованный, Тао Чьен убедился, что вполне сумел бы перевести десять слов того простачка, а сам он, по крайней мере, мог бы узнать и другие из английского языка, таким образом, открыв возможность общения друг с другом. Молодой человек поприветствовал его сердечным реверансом, на что другой ответил, подражая поклонам неповоротливого гражданина. Двое улыбнулись, а затем и рассмеялись, поддакивая любезному хохоту собравшихся зрителей. И начали страстно желаемый диалог, состоящий из двадцати плохо произносимых сторонами слов и некой комической, исполняемой фокусниками, пантомимы, что происходило на фоне нарастающего смеха любопытных собравшихся. Вскоре появилась значительная группа людей, которая мешала проходу транспорта и совершенно умирала от смеха. Она-то и привлекла конную британскую полицию, которая немедленно приказала разогнать скопление народа. И подобная сцена положила начало надежному союзу этих двух людей.
Эбанисер Хоббс так же осознавал ограничения, накладываемые его ремеслом, как и Тао Чьен понимал пределы своего поля деятельности. Первый желал изучить секреты восточной медицины, которые, несмотря на путешествия по Азии, представлялись еще слабо, особенно воздействие на боль посредством ввода иголок в нервные окончания и использование сочетаний растений и мате, чтобы вылечить различные болезни, которые в Европе до сих пор считали неотвратимыми. Второго заворожило очарование западной медицины, ее резкие методы лечения, тогда как родное ремесло скорее было тончайшим искусством равновесия и гармонии, неторопливой задачей привести в порядок отклоненную от нормы энергию, предотвратить болезни и отыскать причины симптомов. Тао Чьен никогда не занимался хирургией, и его познания анатомии, довольно точные в том, что касается различных биений пульса и точек, куда ставят иголки, сводились к тому, что было возможно лишь видеть и щупать руками. Знал на память анатомические рисунки из книг, находящихся в библиотеке его престарелого, ныне покойного, наставника, но молодому человеку так и не пришло в голову хоть раз вскрыть труп. Этот обычай еще не был известен в китайской медицине; его мудрый учитель, который тренировался в лечебном деле всю свою жизнь, редко когда сам видел внутренние органы и был не способен поставить диагноз, если сталкивался с теми симптомами, что еще не закрепились в списке известных болезней. Эбанисер Хоббс, напротив, в своей практике вскрывал трупы и искал причину - так, по крайней мере, того учили. Тао Чьен впервые сделал подобное в подвале больницы для англичан как-то ночью, когда бушевали тайфуны, в качестве помощника доктора Хоббса. После чего последний тем же самым утром поставил в первый раз в своей жизни предназначенные для иглоукалывания иглы, чтобы облегчить свою мигрень в той же консультации, где Тао Чьен обслуживал своих клиентов. В Гонконге было несколько миссионеров, настолько же заинтересованных в лечении тела, как и в воздействии на души своих прихожан, с которыми доктор Хоббс поддерживал отличные связи. Они оба были гораздо ближе к местному населению, нежели живущие в колонии британские медики, которые восхищались методами восточной медицины. Так мастера «чжун и» открыли двери своих небольших клиник. Энтузиазм Тао Чьена и Эбанисера Хоббса, проявляемый в изучении нового и различных опытах, неизбежно сблизил и породил их привязанность друг к другу. Эти двое встречались почти тайно, потому что, должно быть, уже прознали об их дружбе, поэтому совместное общение ставило под угрозу репутацию. Ни европейские пациенты, ни китайские не могли принять того факта, что у представителей другой расы тоже можно чему-то научиться.
Страстное желание приобрести супругу снова занимало мечтания Тао Чьена, едва лишь тот привел немного в порядок свои финансы. Когда стукнуло двадцать два года, он еще раз подсчитал свои накопления, как частенько то делал, и убедился, довольный тем, что с нынешними деньгами может позволить себе женщину с небольшими ногами и мягким характером. Ввиду того, что у молодого человека не было родителей, которые, как того требовал обычай, помогли бы ему с хлопотами, то возникла необходимость прибегнуть к посреднику. Ему предложили портреты различных кандидатов, но все они показались на одно лицо; для мужчины оказалось невозможным угадать внешний вид девушки – и тем более составить впечатление о личности - начав с этих скромных цветных рисунков. Не разрешалось увидеть молодую особу собственными глазами либо услышать голос, как сам того желал; также не было и женщины-родственницы, кто бы смог осуществить подобное для него. Так оно и было, мог видеть лишь ноги девушки, появлявшиеся из-под занавески, но ему рассказали, что нельзя доверять даже данному факту, потому что, как правило, посредники устраивали ловушку и показывали «золоченые ирисы», то бишь прелести совершенно другой женщины. Приходило доверяться самой судьбе. Был вот-вот готов оставить мысль прибегнуть к игральным костям, но тут татуировка на правой руке напомнила ему о прошлых неудачах в азартных играх, почему и предпочел поручить это задание духам своих матери и учителя иглоукалывания. После того, как обежал пять храмов, оставляя в каждом приношения, бросил жребий особыми китайскими палочками, по которым прочел, что, оказывается, теперь и есть благоприятный момент, и, таким образом, выбрал себе невесту. Метод молодого человека не подвел. Когда приподнял красный шелковый платок с головы своей новоявленной супруги, уже после отправления минимальных церемоний, ввиду отсутствия денег на более великолепное бракосочетание, взор упал на весьма гармоничное лицо, что упорно смотрело в пол. Повторил свое имя трижды, прежде чем избранница осмелилась взглянуть на него полными слез глазами и вся дрожа от страха.
- Мне будет хорошо с тобой, - пообещал молодой человек, столь же взволнованный, как и она.
С момента, как приподнял эту красную ткань, Тао все любовался молодой особой, которая так удачно ему досталась. Эта любовь столь неожиданно захватила молодого человека: даже не представлял себе, что такие чувства могли существовать между женщиной и мужчиной. Никогда не слышал о том, чтобы любовь выражали подобным образом, только лишь читал несколько туманных рассказов в классической литературе, в которых девушки, как, впрочем, пейзажи или луна служили обязательными мотивами поэтического вдохновения. Тем не менее, полагал, что в реальном мире женщины являлись этакими рабочими лошадками и были нужны для воспроизведения потомства, как все те крестьянки, среди которых рос он сам, либо считались дорогими предметами украшения. Лин не подходила ни под одну из этих категорий, и представляла собой личность загадочную и непростую, способную своей иронией обезоружить молодого человека, а вопросами бросить настоящий вызов. Как никто, та заставляла его смеяться, выдумывала невероятные истории и провоцировала словесными играми. В присутствии Лин все, казалось, сияло неотразимым блеском. Необычайное открытие близости с еще одним человеком, стало, пожалуй, глубочайшим опытом в жизни мужчины. Встречи с проститутками случались вечно второпях, и с ними никогда не располагал достаточным количеством времени и должной любовью, что бы дало возможность глубже узнать каждую. Открывать глаза по утрам и видеть Лин, спящей под боком, само это уже побуждало смеяться от счастья и мгновение спустя содрогаться от тревоги. А если однажды утром она бы не проснулась? Сладкий запах ее пота в ночи любви, тонкая линия бровей, приподнятых в постоянном выражении удивления, просто сказочная стройность талии молодой девушки, которая вся льнула к нему очень нежно. Ах! А этот смех обоих. Он был наилучшим, что только могло происходить, само беззаботное веселье настоящей любви. «Книжки под подушкой» пожилого наставника юноши, которые вызывали в годы созревания столько лишней восторженности, в час удовольствия оказались крайне полезными. Как и подобает молодой хорошо воспитанной девственнице, Лин отличалась скромностью поведения, но чуть только прошел первичный страх перед мужем, как лучшим образом проявила свою женскую природу, спонтанную и страстную. За очень недолгое время эта жадная до познаний ученица освоила двести двадцать два способа любить, и всегда была готова последовать им со всем сумасбродством, то и дело подсказывая своему мужу, какие иные позиции удалось еще изобрести. На счастье Тао Чьена утонченные познания теории, приобретенные в библиотеке его наставника, также включали в себя бесчисленные способы удовлетворить женщину, и знал, что силе придается куда меньшее значение, нежели терпению. Пальцы учителя были натренированны для того, чтобы ощущать разный пульс тела и нащупывать даже с закрытыми глазами самые чувствительные точки тела; его теплые и уверенные руки, умеющие облегчать боль пациентов, стали для Лин источником нескончаемого наслаждения. Вдобавок обнаружил и нечто такое, чему его позабыл обучить почтенный «чжун и»: на самом деле в делах любви это оказалось лучшим афродизиаком. В постели оба могли чувствовать себя настолько счастливыми, что за ночь прочие жизненные неудобства изглаживались совершенно. Тем не менее, подобных неудобств было немало, как то стало очевидным совсем немного времени спустя.