Убийство по лицензии

— Я думала, что убила его… — пробормотала Лиза.

— Ну послушай, Игорь, — вступился за нее Губкин. — Сам пойми, девушка испугалась, да еще и медведь… Ну с кем не бывает…

— Все ясно. — Стеценко всем свои видом показывал, что имеет дело с командой сбежавших из психушки олигофренов. — Разговор окончен. Всем спать. Я, Губкин и Воронцов будем посменно дежурить всю ночь, поскольку от вооруженных бандитов и раненых медведей мы отныне не застрахованы…

Через минуту в палатке погас свет.

Устав брести в темноте, Парнов подремал полчаса, прикорнув у корней дерева. Однако спать было невозможно — холод заползал в дыры порванного ватника, противно ныл бок, не давая уснуть, в темноте мерещились странные шорохи, как будто опасные тени осторожно подкрадывались к нему со всех сторон.

Парнов решился на отчаянный шаг: он принялся разводить костер. Сухих веток вокруг было навалом. Они, правда, не давали того тепла, что поленья, но все-таки… В кармане нашлись драгоценные спички, таблетка сухого спирта. Вскоре яркий горячий цветок расцвел посреди студеной ночи, заливая оранжевым светом ночной лес. Тьма, казалось, еще плотнее обступила костер со всех сторон.

Дежурство Андрея Губкина пришлось на время от четырех до шести утра. Он долго клевал носом, борясь со сном, но сон то и дело оказывался сильнее, и тогда со всех сторон на него наступали странные видения: смеялось веселое лицо Лизы, превращаясь в полную луну, мелко хихикал Батырин, а сам Губкин бесконечно бежал по лесу, не понимая, зачем и куда бежит.

Чтобы разогнать сон, Андрей поднялся, с сожалением сбросил накинутый на плечи уютный спальник и отошел за палатку. Черный лес, казалось, спал мертвым сном. Зевая, Андрей расстегнул штаны и долго журчал, дрожа от холода и желания спать. В бархате чернильной ночи, где-то за черными деревьями, слабо мелькнул желтоватый тревожный отблеск.

Сон мгновенно слетел с глаз. Андрей застегнулся и, осторожно похрустывая мерзлой травой, прокрался вперед. За черными стволами пылал яркий огонь.

«Это он! — мелькнула мысль. — Конечно, это он!» Рука скользнула в карман — оружие было при нем.

Целясь и дрожа от возбуждения, он стал осторожно приближаться к костру.

«Эх, жаль, все переполошатся, — мелькнула мысль. — Но ничего… Сейчас я прикончу эту сволочь, этого гада… Право первого выстрела останется за мной!»

Палец плавно тронул спусковой крючок. Прогремел выстрел. Черная тень метнулась в сторону и помчалась в чащу, треща сухостоем.

Андрей рванул вслед за ней.

Стеценко выскочил из палатки с карабином наперевес. «Кто стрелял, зачем?» — растерянно пульсировало в голове. Он побежал было в темноту, потом метнулся вправо, влево — туда, откуда, как ему казалось, доносился шум, затем бегом вернулся к палатке.

Губкина на месте не было. Значит, стрелял или он, или в него.

— Что такое? Что случилось? — послышались перепуганные сонные голоса изнутри.

Новый выстрел прокатился громовым раскатом в мерзлой тишине.

Стеценко не отвечал. Он схватил фонарик и снова побежал в лес. Луч света выхватывал из темноты причудливо сплетенные ветви деревьев.

— Игорь, он здесь! — послышался неподалеку сдавленный голос Губкина. — Вон там.

Фонарик осветил его лицо с грозно оскаленным ртом. Далеко впереди слышался треск. Преследователи помчались на звук ломаемых кустов.

После пятнадцатиминутной погони Стеценко остановился и прислушался. Тихо.

— Все, ушел, — обескураженно произнес он, опуская фонарик.

— Нет, он там, я его ранил! — запальчиво кричал Губкин, показывая рукой в темноту.

— Одна девушка его вчера даже убила, — съязвил Игорь и круто повернул назад.

— Игорь, ну что же ты! — кричал Андрей, размахивая пистолетом. — Надо его добить! Он затаился и надеется, что мы его потеряли!..

Не отвечая, Стеценко побрел назад, к палатке. Охота начинала напоминать фарс.

Воспаленный бессонницей и страхом, Парнов понял: они выслеживают его. Эти люди решили его убить. Они подкарауливают его и при каждом удобном случае расстреливают, будто он зверь, предназначенный на убой. Живым они его не выпустят. Они жестоки, безжалостны, хитроумны. После перестрелки накануне они сделали вид, что отступают, а на самом деле, наверное, всю ночь прочесывали остров, чтобы его найти.

Он чудом пока остался жив. Нет, нельзя ждать помощи от этих людей, они жаждут его крови. Почему? Неясно. Может быть, они боятся его даже больше, чем он их. Они караулят его ночью, они окружают его днем, они решили уничтожить его. Кто они? Возможно, сбежавшие из мест заключения уголовники, здесь, на Севере, их много.

Надо бежать с острова, пока не поздно. Его силы на исходе. Еще день-два, и он не сможет подняться, обессилев от холода, от голода, от постоянного страха. Он — загнанный волк, у которого остается лишь один шанс остаться в живых — уйти по воде. У него есть лодка. И пусть он лучше утонет, но не станет живой мишенью для этих озверевших дикарей!

Черт, как ноет бок! Болит, тянет, будто жилы вытягивает. Наверное, он содрал тонкую кожицу начавшей подживать раны, когда несся сквозь кустарник.

Как жаль, что он потерял вчерашний день. Погнался за девушкой, вместо того чтобы сразу же отправиться на материк. Он потерял целые сутки. Теперь лишние двадцать четыре часа отделяют его от тепла, еды, от чистой постели и от свободы. Да-да, от свободы, потому что сейчас он не свободен, он в клетке. Он чуть не потерял жизнь, и сейчас за ним гоняется озверелая толпа с ружьями. У него есть последний шанс выжить — убраться с острова до рассвета.

Поняв, что погоня потеряла его след, Парнов привалился к стволу лиственницы и немного расслабился. Сейчас главное — определить, в каком месте острова он находится. Над ним как огромная скатерть, полная рассыпанных звезд, простиралось чернильное небо. Беглец задрал голову. Все, что он знает из астрономии, — это Большую и Малую Медведицу. Он вспомнил, что, когда сидел у костра на берегу, там, где находился причал, Большая Медведица была несколько слева. А сейчас она у него за спиной.

Значит, ему нужно развернуться и идти вон туда…

Собрав последние, еще остававшиеся в нем силы, он медленно побрел вперед.

— Теперь он понял, что мы его засекли, и попробует удрать с острова, — мрачно произнес Стеценко, когда охотники вернулись в лагерь после учиненного переполоха.

В палатке дрожали и жались друг к дружке испуганные женщины. Слава Воронцов строчил в записной книжке конспект последних событий.

— Каким образом? — удивился Губкин. — На чем?

— У него есть лодка.

— Он не сможет плыть ночью. Еще темно.

— Сейчас уже утро. Через час начнет светать. У нас есть только час, чтобы опередить его и перехватить около лодки. Собирайся.

— А я? — Воронцов с трудом оторвался от записной книжки.

— Ты тоже пойдешь.

Стеценко стал зашнуровывать ботинки.

— А мы? — тонким голоском пропищала Лидия.

— А с вами остается известный стрелок по медведям Евсей Самойлович, — с издевкой произнес Игорь. — Несомненно, это его доблестный выстрел привлек к нам опасного преступника.

— Я попросил бы, — начал Батырин, — не сваливать с больной головы на здоровую… Кроме того, я тоже намерен идти с вами!

— Вы останетесь в лагере, — безапелляционным тоном сказал Стеценко. — Мы будем двигаться бегом, вы не выдержите такой темп. Кроме того, мы не можем оставить женщин одних.

— Это произвол! — вскипел политик. — Я буду жаловаться! Мне обещали охоту на преступника, а вместо этого я должен сидеть в палатке. Один выстрел мой! А вы не смеете мне указывать…

— Все, — жестко произнес Игорь. — Это наш последний шанс его задержать. Если этот зверь вырвется с острова, я себе этого никогда не прощу.

Лиза и Марушкина тяжело вздохнули. Они, кажется, были единственными, кто мечтал, чтобы «дичь» благополучно убралась восвояси.