Убийство по лицензии

А. Г. Наглое вранье. Газетчики все это придумали. Да, нас раза два поселяли в одном номере, но только потому, что в провинциальных гостиницах не хватает приличных номеров с душем. К тому же это было давно, я тогда не был так популярен, как теперь (скромно опускает взгляд), и не мог диктовать свои условия организаторам гастролей. Сейчас — другое дело. Первым делом я требую, то есть мы с Гарри требуем, чтобы мне был предоставлен двухместный номер с кондиционером и ванной-джакузи, диетический стол, качественная аппаратура для сцены и спортзал с тренажерами.

Корр. Вы «качаетесь»? Принимаете анаболики, стероиды?

А. Г. Нет, не принимаю, медики говорят, что анаболики снижают потенцию. А «качаться» я должен для создания своего имиджа. Ведь от природы я не слишком силен, и поэтому приходится тренироваться каждый день по два часа, чтобы наращивать мышечную массу. Девчонки любят сильных парней и в жизни, и на сцене — Гарри говорит, что мне нужно соответствовать их мечтам.

Корр. У вас есть девушка?

А. Г. У меня слишком много девушек. Где-то полстраны, наверное. А еще страны ближнего зарубежья…

Корр. Нет, имею в виду постоянную девушку?

А. Г. У меня была такая девушка, еще когда я учился в музыкальном училище. Но сейчас она, наверное, уже вышла замуж.

Корр. Не могу поверить, что такой популярный певец страдает от одиночества. Как только мы напечатаем это интервью, редакция будет завалена письмами девушек, готовых сделать вас счастливым!

А. Г. Вы правда так думаете? (Задумчиво.) Как это было бы здорово… Я хотел бы найти свою девушку… Но ведь те, кто пишет мне письма, любят не меня, а мой имидж.

Корр. Но я думаю, вы нравитесь девушкам не потому, что вы знамениты. Они любят вас за нежный голос, ласковые песни. Вы ведь сами пишете свои песни?

А. Г. Да, я пишу сам.

Корр. Как это у вас получается?

А. Г. Ну, как вам сказать. Иногда сидишь, что-то мурлыкаешь себе под нос и вдруг чувствуешь — песня! Тогда записываешь ее, пока не забыл.

Корр. А что у вас сначала рождается — музыка или слова?

А. Г. (Задумчиво.) Наверное, музыка. А слова, они потом приходят. Главное в песне — это музыка, слова могут быть практически любые. Я вам открою профессиональный секрет. Слова почти всегда одни и те же: любовь — кровь, расставания — разлуки, ты меня бросила — я тебя бросил, встреча — вечер, вечер — свечи, время — лечит…

Корр. Речи — плечи, например, тоже неплохо.

А. Г. Как вы сказали? Речи — плечи? Да, вы правы, это тоже весьма неплохо.

Корр. Ясно. Рецепт прост. Разрешите его опубликовать?

А. Г. Да пожалуйста! Даже можете опубликовать мою последнюю песню. Она у меня на гастролях в Томске родилась. Очень забавная песенка…

Ну и так далее…

Корр. Например, хорошо бы так продолжить:

А. Г. Да вы что! Какая собачонка! Никакой собачонки, вы что!

Корр. Ну, тогда по-другому. Например, так:

А. Г. Милому вдогонку? Плачет милому вдогонку… Неплохо, очень неплохо. Можно я использую это?

Корр. Конечно! И в заключение, что вы хотите сказать нашим читателям и особенно читательницам.

А. Г. Я вас всех люблю!»

Глава 9

— Госпожа Резник, — решительно начал Марушкин. — Я человек деловой, и вы, надеюсь, тоже. У меня мало времени, и думаю, у вас тоже. Поэтому я буду откровенен.

— Откровенность — похвальное качество, — задумчиво произнесла женщина в инвалидном кресле. Ее глубокие глаза изучали посетителя. — Но боюсь, что быстрого разговора у нас не получится. В ваших же интересах рассказать мне все как можно подробнее.

— Подробности ни к чему, — обрубил Марушкин. — А суть дела в том, что у моей жены есть проблемы. А моя главная проблема на сегодняшний день — это моя жена.

Такое жесткое начало не сулило ничего хорошего — Раиса Резник не любила резких людей. Но чтобы найти благовидный предлог для отказа, нужно, как минимум, выслушать посетителя.

— Не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, что я безумно влюблен в свою супругу, — откровенно заявил Марушкин. — Мы с Лидией состоим в браке почти двадцать лет, и надо сказать, нам не удалось пронести через все эти годы, фигурально выражаясь, сокровища нашего чувства. У меня были другие женщины и сейчас есть. Да и Лидия не пренебрегала обществом других мужчин. Расстаться с ней я не могу — у нас дети. И не хочу, потому что иначе она сопьется; и пресса поднимет вой. Она лечилась в Бишкеке у Назаралиева, и довольно успешно.

— Вы хотите сказать, что она больше не пьет? — Левая бровь женщины чуть заметно приподнялась вверх.

— Ни капли, — подтвердил посетитель. — Тем не менее существует опасность того, что вместо алкоголя она утешится чем-нибудь более сильнодействующим — Лидия человек импульсивный и нерассуждающий.

— Так что же вы хотите?

— Ну, не знаю… Развлеките ее. Займите как-нибудь, чтобы у нее не было времени для новых глупостей. Ну, организуйте, наконец, какой-нибудь заграничный тур, найдите ей молодого человека, который бы ее развеселил. Ну, вы меня понимаете…

— У нас, — сухо возразил надтреснутый голос, — не турбюро и не бордель для скучающих господ. Мы не занимаемся поиском любовников для стареющих дам.

— Но я слышал…

— Нет, — резко возразил все тот же сухой бесстрастный голос. — Вас неверно информировали. Мы допускаем сексуальные контакты наших клиентов в процессе обслуживания, но только если они обусловлены психотерапевтическими показаниями и желаниями самих клиентов.

— Чем-чем? — слегка оторопел господин Марушкин.

— Рекомендациями психотерапевта. Если подобные контакты способны корректировать психосоматические расстройства клиента.

— Ну, значит, это как раз то, что прописал доктор, — с облегчением выдохнул Марушкин. — Не хотелось вам рассказывать… Но видно, придется принести семейную тайну на алтарь… Как бы это сказать…

— На алтарь семейного благополучия, — подсказала Раиса Александровна.

— Вот-вот… Ну, короче, у нее был любовник… Много ее моложе, смазливый парень… Ну, он ее бросил, и она запила после этого.

— Не очень-то приятная история…

— Вот именно… Мне казалось, что новое чувство поможет ей забыть старое. Ну, вы меня понимаете…

— Я вас понимаю, — спокойно подтвердила собеседница. — Но мы всегда лечим не следствие, а его причину. Это — кредо мое и соответственно моей фирмы.

— То есть? — настала очередь Марушкина поднять густую, с проблеском седины, бровь.

— То есть мы корректируем саму жизненную программу, вызвавшую сбои, а не стараемся ростками новых впечатлений прикрыть, образно говоря, пепел старой жизни. Мы не организуем развлечения ради самих развлечений и не генерируем впечатления ради самих впечатлений — мы помогаем человеку вновь ощутить вкус жизни. А это требует большой отдачи. Очень большой отдачи, — подчеркнула Раиса Александровна.

Посетитель мгновенно понял намек. Холеная рука полезла в портфель из толстой свиной кожи и выудила из него чековую книжку на предъявителя и золоченый «паркер».

— Сколько? Назовите вашу цену. Десять? Двадцать? Тридцать тысяч долларов?

— Я имела в виду не только и не столько финансовую отдачу, сколько моральную.

— Что это значит? — насупился Марушкин. Ему казалось, что его водят за нос, стараясь вытянуть сумму побольше. Моральная отдача в его представлении стоила намного дороже, чем материальная, и в чем-то он был прав.