Страница 31 из 72
Это утешало. Троица потеряла всякую способность к скрытным маневрам — Бакетти надсадно хрипел, шаги обутых в тяжелые ботинки ног отзывались гулом в гранитных пластах, как под сводами храма. Путники больше не могли позволить себе роскошь прокладывать новый маршрут в обход возможных мест засады. Даже вооруженный помповиком калека был способен остановить их продвижение. Застряв здесь даже на короткое время, они сами превратились бы в таких же калек.
Значит, здесь до них был Голливуд, и они на верном пути. Хорошо!
В действительности Кэм чувствовал себя хуже некуда.
Они шли все дальше. Перелезли через гряду валунов, каждый — размером с автомобиль. Кэм первым опробовал надежность опоры. Стоя на краю естественного стока, юноша свесил больную руку, как веревку, помогая Альберту взобраться наверх.
Они явно не укладывались по времени.
Сойер рухнул на землю, колотя кулаком по виску. Рана была очищена и перевязана, и это снижало степень заражения, однако наночастицы все равно проникали через нее под кожу.
Кэм наклонился и прохрипел:
— Где она? Говори!
Сойер мотал головой, как собака, отгоняющая ос. Что-то не похоже на ответ.
— Говори, сукин сын!
Альберт лишь молча приподнял руку в изорванной перчатке. Он лежал и пыхтел, пока Кэм не помог ему встать.
Троица продолжала подниматься все выше. Бакетти не отставал, целых триста метров передвигаясь на четвереньках, его мучили спазмы и удушье. Даже если бы он мог на кого-то опереться, вряд ли дошел бы до цели, но помогать никто и не пытался. Кэм решил до конца держаться рядом с Сойером.
Они забрались выше солнца.
На этих высотах медленное весеннее утро внезапно сменялось полуднем, за которым быстро опускался вечер. Желтый свет поблек и отступил далеко на запад. Скоро его проглотит зубастый хребет на горизонте.
С наступлением сумерек зрение слабело. Они перебрались через остров грязно-коричневого снега и льда — первый на всем пути. Кэм вспомнил, что это почему-то важно. Наткнувшись на лежащую фигуру, юноша не сразу понял, что их снова трое. Он наклонился, чтобы помочь Сойеру встать, но обнаружил, что перед ним кто-то другой.
Голливуд, прежде чем отключиться, расцарапал себе лицо. Может быть, пытался таким образом не потерять сознания. При свете звезд его кровь выглядела черной и блестящей, а оставленные ногтями рваные борозды на щеках были почти не видны.
— Эй! — шепотом позвал Кэм. — Эй! Вставай!
Кэм не сомневался, что они почти пришли. С этой стороны долины снег не таял только у самой вершины. Ниже все съедало солнце, оставляя каменистый лунный ландшафт, так хорошо знакомый по их родной горе. Еще чуть-чуть.
Голливуд выстоял. Парень дважды совершил мучительный переход, на который никто бы не решился, не подай он личный пример, но Кэм не сомневался, что у порядочных людей дорога отняла бы куда меньше времени. У таких, которые живут без грызни, не лгут и не убивают друг друга.
Если кто и заслужил спасение, так этот пацан.
— Сойер, — позвал Кэм, оборачиваясь. — Сюда!
Тот уже подползал по гравию на коленях. Он протиснулся мимо Кэма и ткнул Голливуда камнем в зубы.
Глаза юноши широко раскрылись, сверкнув в темноте.
— Гы-ы-ых! Гых!
Кэм тоже закричал, загораживая парня руками:
— Ты что, сдурел!?
— Он упал, — Сойер отодвинулся, снова поднял камень и надавил им на запястье Кэма.
— Хватит! Хватит! Не надо…
— Он упал. Ударился головой, и мы донесли его до вершины. Всю дорогу на себе несли.
— Да, но ведь мы этого не сделали! Могли, но не сделали!
Сойер тяжело дышал.
— Другого не дано. Мы — хорошие, мы — свои. Что, если Прайс опередил нас? Кому поверят на слово — ему или нам? А мы — свои, вот, притащили их друга…
— Могли, да не притащили. Господи, а ведь точно могли!
— Прайс хотел все захватить для себя одного. Запомни! Так им и скажешь. Прайс вооружился и решил подчинить своей воле всех остальных.
Они доползли до границы безопасной зоны, таща Голливуда, который или умирал, или уже умер, — кровь сочилась сквозь его куртку. Внезапно внутри них словно обрушилась, рассыпавшись на мелкие кусочки, невидимая стена.
Боль не исчезла как по волшебству. Слишком много тканей были поражены заразой. Слишком много частиц успели проникнуть в организм.
Кэм пронзительно вскрикнул и грохнулся на землю. Он заранее знал, что это будет мучительно, но столь сильные повреждения получил впервые.
Он хватался руками за безучастные камни, пытался по-крабьи переползти повыше, непослушные нервы беспорядочно сокращали распухшие, потерявшие тонус мышцы. Комки и сгустки мертвых частиц поднимались к поверхности кожи, сливались, ширясь и образуя наросты волдырей. Юноша извивался всем телом, но застрявшая под туловищем Голливуда нога удерживала Кэма, как привязь. Он ничего не видел, не замечал, что бьется на одном месте, не продвигаясь ни на сантиметр. В мыслях он все еще полз вверх, боясь остановиться, и продолжал кричать, в кровь обдирая тело, с головы до пят, об острые камни.
Сойер подкатился, извиваясь в таких же животных судорогах, издавая лишь придушенный, сиплый хрип.
На крики Кэма откликнулись голоса с небес.
Он потерял ощущение времени и не мог сказать, как быстро звуки шагов и лучи фонарей спустились на землю. Общая агония сменилась жжением и болью в конкретных местах. Кэм успел испугаться, что их нашел Джим Прайс, который поднялся до безопасного участка несколько часов назад и теперь готов прикончить их обоих.
В сознании напоследок мелькнула мысль, что, даже останься они в живых, это, возможно, ничего бы не изменило.
Альберт все еще катался по земле, во власти сильнейшего припадка, скрипел зубами и бился головой о гравий.
Чужаки спустились в ореоле света, его лучи, разрезав тьму, уткнулись в дрожащее, запачканное кровью тело Кэма. Высокие силуэты не приближались. Они бормотали, переговариваясь между собой, на быстром, гортанном, незнакомом наречии. Потом расступились и окружили лежащих. Юноша заметил утолщение бейсбольной биты, блеск топора…
В затуманенном мозгу вспыхнуло понимание.
Сойер не зря осторожничал, он опять, как и много раз прежде, оказался прав. Положение на здешнем пике, очевидно, было не менее безнадежным, чем на их собственном. Голливуда послали за «едой». Его неуместное воодушевление, нетерпение, посулы — все предстало теперь в истинном свете. Их подогнали на убой, как скот.
Они заслужили свою участь, но Кэм все же прохрипел, обращаясь к безликим теням:
— Подождите… я сейчас…
Черная пустота долины нахлынула и погасила его разум прежде, чем он успел убедить их не убивать Сойера.
14
Звуковые удары шаттла пушечными выстрелами прогремели над горной котловиной. Двигаясь со скоростью, при которой воздух не успевал расходиться перед носом и крыльями «Индевора», челнок запустил в колорадском небе двойную ударную волну.
Джеймс Холлистер закинул голову вверх, потом обвел взглядом толпу.
Котловина представляла собой гигантский естественный амфитеатр, очертаниями напоминавший яйцо, — три километра в поперечнике и пять в длину. Соседние холмы были изрезаны каньонами, провалами и оврагами. Общая площадь поверхности, по подсчетам Джеймса, составляла около сорока квадратных километров.
Северные и западные склоны — заросшие бурьяном и усеянные камнями лысые бугры — по большей части пустовали. Но по всему восточному склону плечом к плечу от горизонта до горизонта выстроились люди, издали напоминая гигантское стадо бизонов из легенд местных индейцев.
Джеймс умел точно определять численность толпы на глаз, но такую прорву людей даже человек с его способностями не смог бы сосчитать. Картина завораживала, вызывала ощущение нереальности. Когда далекий гром «Индевора» расколол ясное голубое небо, холмы ответили нарастающим неровным гулом.