Страница 18 из 72
Неужели он все слышал?
— Ах ты!.. — вырвалось у Николая. Лицо командира налилось кирпичной краской, что напугало Рут даже больше, чем насупленные брови, и только тут она заметила положение его тела. Вместо того, чтобы держаться за опору, Уланов, оттолкнувшись обеими руками, развернулся вдоль пола, готовый бросить тело вперед ногами, как торпеду.
Так готовятся к боевому поединку.
Рут выдавила из себя писк, едва способный заглушить бешеное сердцебиение:
— Послушай…
Уланов одним движением могучих плеч отодвинул подчиненную в сторону. Оказалось, что он обращался не к ней, а к Миллзу. От волнения в его речи проступал сильный русский акцент:
— Ты! Я о тебе был лучшего мнения! Думал, ты — профессионал!
Рядом послышался шорох. Наверное, Миллз переменил позу в кресле. Рут хотела посмотреть на него, но, как завороженная, не могла оторвать взгляд от командира.
— Фотографии! — потребовал Уланов. — Дай сюда!
— Это я… — начала было Рут.
— Молчать! — Николай снова повел плечами, показывая, что не желает выслушивать ее исповедь.
Как долго он подслушивал? Черт! Остается переходить в наступление, вести себя как наночастица, иначе все пропало. Черт-черт-черт! Нельзя отступать…
— Командир…
— Отставить! Занимайся своими делами, — тон Уланова был теперь скорее усталым, чем недовольным. Он немного успокоился.
— Ваша страна ведет войну. На Ушбе, Шхелде… — Рут назвала горные вершины на Кавказе, где мусульмане прорвали оборону русских. — Вы больше поможете ей, если я смогу вернуться на Землю, пока мы окончательно не потеряли наш лучший шанс победить чуму. Иначе война никогда не закончится.
— Тебе-то что? Занимайся своим делом!
— Коля, они будут воевать до последнего человека!
— Я не потерплю мятеж на борту!
Ученой не приходило в голову, что ее действия могли быть оценены подобным образом. Какой там мятеж…
— Да нет. Я просто…
Уланов выдержал паузу, дождавшись, пока у Рут кончится запал, и повернулся к Миллзу:
— Дай сюда фотографии!
Напоследок Николай снова обратился к астронавтке:
— Чтобы я тебя в шаттле больше не видел!
Лихорадочный пульс не хотел успокаиваться, нарушал ход мыслей настолько, что тело, казалось, перестало подчиняться разуму. После того как Уланов выдворил ее из челнока, Рут уединилась в лаборатории — чтобы дать командиру успокоиться и спрятаться от других членов экипажа. Ей хотелось побыть в безопасности и комфорте.
Вполне вероятно, что лучший вариант — принять вызов. Ее останавливал лишь собственный страх.
Рут наконец придумала, каким образом вынудить экипаж МКС к эвакуации. К станции в качестве спасательной капсулы был пристыкован русский «Союз», который она не смогла бы пилотировать в одиночку. Значит, надо сделать так, чтобы весь экипаж покинул орбиту.
Рут планировала найти место подальше от лаборатории и проделать в обшивке крохотное отверстие, через которое постепенно уходил бы воздух. Повреждение могут списать на удар микрометеорита — Уоллес дважды выходил в открытый космос чинить панели солнечных батарей. Представление о вакууме как абсолютной пустоте в корне неверно. На орбите подстерегало множество опасностей — пыль, мусор, отходы человеческой деятельности.
Вот и еще один повод побыстрее спуститься на Землю: жизнь астронавтов в любую минуту могла оборваться из-за глупой случайности.
Рут была готова принять на себя нешуточную ношу — ответственность за прерванную миссию в космосе. Что бы ни думали о ней остальные члены экипажа, она ценила усилия, вложенные в обеспечение постоянной деятельности орбитальной станции, выше собственных научных достижений. Во-первых, она всегда с уважением относилась к людям, способным решать труднейшие задачи. Во-вторых, разделяла точку зрения, что Земля — слишком хрупкий сосуд для разрушительных человеческих страстей.
Наносаранча нагляднее всего доказывала: человечество, пока его не погубила новая катастрофа, должно как можно раньше рассеяться по всей солнечной системе, а то и за ее пределы.
Но сначала надо использовать предоставившийся шанс.
Рут принялась рыться в личных вещах в поисках подходящего инструмента, наткнулась на пакет с гигиеническими тампонами и расхохоталась. Четыре карандаша и больше ничего. При попытке перебраться в другой конец лаборатории она зацепилась ногой за открытую дверцу шкафчика и, ведомая инерцией, неуклюже повалилась на компьютерную консоль. Пытаясь не врезаться в нее лицом, Рут приняла удар бедром, предплечьем и потянула шею.
В итоге она все же оказалась у люка, к которому изначально направлялась. Пара синяков — невелика беда, подумала она, зависая на месте. Внезапная боль от ушибов ее слегка отрезвила. Рут потерла ногу.
Нет, нельзя торопиться. Если авария произойдет вскоре после перепалки, ее сразу же заподозрят.
При звуке отталкивающихся от стенок рук и ног ее сердце вновь учащенно забилось. Кто там? Николай? Этот хитрец уже показал, что умеет читать ее мысли…
Рут отодвинулась от люка. Взгляд ее скользнул по иллюминатору.
Тесную лабораторию заполнила фигура Густаво.
— Радиограмма от твоего друга Джеймса! — затараторил он. — Они согласились!
— На что?
— На все. АНЧ, возвращение на Землю — на все, что ты хотела!
Гус выставил руку жестом «дай пять», но Рут заключила его в объятья и заорала «а-а-а!» прямо ему в лицо. Радость победы была такой глубокой, что не выразить словами.
Рут вернется на Землю!
8
Лыжный подъемник № 12 торчал из развороченного горного склона, как инопланетный артефакт. Все лифты на пике Медвежьем были выкрашены в зеленый цвет, чтобы не выделялись на фоне растительности, но никакая маскировка не могла скрыть прямых линий сооружения. На выходе из ущелья между основанием пика и высшей точкой лыжного спуска Кэм ощутил безотчетный трепет. Когда-то давным-давно он любил бывать в этом месте. Теперь оно казалось чужим и мертвым.
Большой железный ящик редуктора примостился прямо над стеклянной кабиной смотрителя на высоте четырех с половиной метров. Под двумя рядами канатов, натянутыми между массивными столбами, с равными интервалами болтались двести кресел-близнецов. Подвесная линия уходила вниз за поросший мелким сосняком хребет.
Сиденья со скрипом и стонами раскачивались на фоне серого неба, предвещая грозу. Когда ветер дул в сторону их вершины, жалобные звуки не стихали часами.
Кэм отвел взгляд, повернулся к идущей рядом Эрин. Та тоже неотрывно смотрела на подъемник.
— На дорогу гляди, — посоветовал Кэм. Из спрессованного грунта на поверхность выступали гранитные прожилки, по большей части гладкие, но местами усеянные шишками и ямками, в которые легко было угодить носком.
Кэм старался не думать, что каждый их шаг поднимает в воздух невидимую пыль — тучи наночастиц. Из-под ног разбегались кузнечики такой же буро-серой расцветки, как окружающие камни. Насекомых становилось все больше и больше. Порой казалось, что сама земля шевелится под ногами.
В пятидесяти метрах впереди, словно наперегонки, шли в один ряд Сойер, Мэнни и Голливуд. Эрин жаловалась, когда Альберт отрывался от нее слишком далеко, но Кэм был доволен — кто-то же должен задавать темп. Основная группа поотстала, и это на несложном участке. Пригибаясь под сырым встречным ветром, путники продвинулись на запад лишь на километр с небольшим.
Кэм оглянулся через плечо. Бакетти не отставал. Все остальные сбавляли ход, озираясь на лыжный лифт.
Лоррейн споткнулась и растянулась на земле, пропав из виду за группой фигур. Кэм, заметив, что женщина не поднялась, повернул назад и двинулся на выручку. Эрин прошептала вслед:
— Не уходи.
Грозовые облака высосали краски из рассветного неба и окружающего мира. Поляроидные очки, помогающие различать оттенки белого на белом же снегу, делали лес у подножия склона почти черным. Переведя взгляд на синие и красные пятна курток, Кэм заметил, что Прайс стащил с Лоррейн лыжную маску.