Страница 52 из 69
— Можно выразиться и так. — Мэлори посмотрела в глаза Хоуку. — Вы думаете, что вся эта история — одна из разновидностей помешательства?
Джордан вспомнил появление и исчезновение нескольких тысяч долларов.
— Не обязательно.
— А если бы я сказала, что собираюсь в «Галерею» после закрытия?
— Я бы ответил, что обитатели Ворриорз-Пик выбрали именно вас как творчески мыслящую и изобретательную женщину, способную на риск.
— Мне нравится такое определение. Не знаю, всегда ли оно применимо, но в данный момент подходит точно. Мне надо кое-кому позвонить. И знаете что, Джордан? Мне кажется, нужно быть очень преданным другом, чтобы потратить целый день, присматривая за незнакомым человеком просто потому, что тебя об этом попросили.
Мэлори взяла у Тода ключи и отблагодарила крепким объятием.
— Я у тебя в долгу.
— Конечно, но хотелось бы услышать объяснения.
— Как только смогу. Обещаю.
— Медовая моя, это становится совсем странным. Сначала тебя увольняют. Потом ты крадешь файлы Памелы. Затем отказываешься вернуться к родному очагу, да еще с существенной прибавкой к жалованью. А теперь хочешь тайно проникнуть сюда после закрытия.
— Знаешь что? — Мэлори позвенела ключами. — Это еще не самое странное. Единственное, что я могу тебе сказать, — я делаю важное дело, и намерения мои чисты. Я не причиню вреда ни «Галерее», ни Джеймсу, ни тебе.
— У меня и в мыслях этого не было.
— Ключи верну ближе к ночи. В крайнем случае завтра утром.
Тод выглянул в окно. По тротуару слонялся Флинн Хеннесси.
— Это не имеет отношения к сексуальным фетишам и фантазиям?
— Нет.
— Очень жаль. Я ухожу. Выпью бокал мартини, а может, два и выброшу все из головы.
— Правильно.
Тод направился к двери и на пороге оглянулся.
— Что бы ты ни делала, Мэл, будь осторожна.
— Обязательно. Обещаю.
Она ждала, наблюдая, как приятель разговаривает с Флинном, потом уходит. Затем открыла дверь, махнула Флинну, чтобы он входил, заперла замки и набрала код системы защиты.
— Что тебе сказал Тод?
— Если я втяну тебя в неприятности, он подвесит меня за яйца, а затем отрежет другие части тела маникюрными ножницами.
— Ух ты! Ну и перспектива.
— Действительно. — Флинн выглянул в окно, чтобы удостовериться, что предполагаемый палач ушел. — Позволь заметить, что, будь у меня намерение втянуть тебя в неприятности, картина, нарисованная этим служителем искусства, заставила бы меня отказаться от такого плана.
— Если уж речь идет о неприятностях, это я тебя в них втягиваю. Мы нарушаем закон, и на карту поставлена твоя репутация как издателя и главного редактора «Курьера». Ты не обязан этого делать.
— Пути назад у меня уже нет. Маникюрные ножницы — это такие маленькие, острые и закругленные, да?
— Совершенно верно.
Флинн понурился.
— Именно этого я и боялся. С чего начнем?
— Думаю, со второго этажа. Пойдем сверху вниз. Если на картинах соблюден масштаб, ключ должен быть около трех дюймов в длину.
— Невелик.
— Да, маленький. На бородке один простой выступ, — продолжала Мэлори, протягивая Флинну небольшой рисунок. — Головка сложной конфигурации. Это кельтский узор, тройная спираль. Зоя нашла такой узор в одной из книг у Даны.
— Из вас троих получилась отличная кома-нда.
— Похоже. Ключ золотой — возможно, из чистого золота. Думаю, когда увидим, мы его сразу узнаем.
Флинн посмотрел в сторону главного зала, просторного, со сводчатым потолком. Там были, разумеется, картины, а также скульптуры и другие художественные работы. Множество витрин и подставок, бесчисленные шкафчики с выдвижными ящиками.
— Тут есть где спрятать ключ.
— Это еще что! Ты не видел запасники и склад.
Они начали с кабинетов. Роясь в ящиках и перебирая личные вещи сотрудников, Мэлори сражалась с чувством вины. У нее нет времени на эмоции. Она встала на колени, заглянула под письменный стол Джеймса, потом стала выдвигать ящики.
— Неужели ты думаешь, что такие люди, как Ровена и Питт, будут прятать ключи в ящик стола? Да, они ведь не люди, а боги… Тем более… Фу, бред какой-то…
Мэлори угрюмо глянула на Флинна и задвинула ящик на место.
— Я думаю, что нужно проверить все.
«Какая она красивая, — подумал Флинн. — Волосы собраны на затылке. Взгляд непреклонный. И наверное, решила, что черная одежда как нельзя лучше соответствует обстоятельствам».
Очень похоже на Мэлори.
— Справедливо, но мы проверили бы все намного быстрее, если бы позвали остальных.
— Им тут нечего делать. Это незаконно. — Чувство вины острыми когтями царапало Мэлори сердце. — И тебя тут не должно быть. Кстати, ты не вправе будешь писать о том, что здесь увидишь.
Флинн присел на корточки рядом с ней. Взгляд его стал жестким.
— Ты действительно так думаешь?
— На это есть причины. — Мэлори встала и сняла картину со стены. — Я кое-чем обязана этому месту, — продолжила она, осматривая обратную сторону холста и раму. — И Джеймсу тоже. Я не хочу, чтобы его в это втягивали.
Мэлори повесила картину на место, затем сняла другую.
— Может, ты составишь список, о чем я могу писать, а о чем нет? На твой взгляд.
— Не обижайся.
— Да, конечно. Я потратил столько времени и сил на эту историю, но еще не напечатал ни строчки. Не нужно ставить под сомнение мою порядочность, Мэлори, просто потому, что сомневаешься в своей. И никогда не указывай мне, о чем я могу или не могу писать.
— Речь всего лишь о том, что это не для печати.
— Вовсе нет. Речь о доверии и уважении к человеку, о любви к которому ты постоянно говоришь. Я начну искать в другом помещении. Думаю, нам лучше разделиться.
«Интересно, — подумала Мэлори, — как это я умудрилась все испортить?»
Она сняла со стены последнюю картину и приказала себе сосредоточиться, но сделать это оказалось непросто.
Очевидно, Флинн чрезмерно чувствителен. Ее просьба абсолютно обоснованна, а если он хочет обижаться, это его проблема.
Мэлори двадцать минут тщательно обыскивала комнату и успокаивала себя, убеждая, что Флинн чересчур болезненно отреагировал на ее слова.
В течение следующего часа они не разговаривали и, несмотря на то что делали общее дело, умудрялись избегать контакта.
К тому времени, когда дошла очередь до первого этажа, в действиях установился определенный ритм, но они по-прежнему молчали.
Это была утомительная работа. Мэлори и Флинн проверяли каждую картину, скульптуру, каждый постамент. Все ступеньки лестницы и плинтусы.
Потом Мэлори отправилась в запасники. Она с волнением разглядывала недавно приобретенные произведения или те, что были проданы после ее ухода из «Галереи», — их предстояло упаковать и отправить.
Когда-то она была в курсе всех стадий процесса, имела право приобретать экспонаты и договариваться о цене. В глубине души Мэлори считала «Галерею» своей. Она много раз засиживалась тут допоздна, и никто этому не удивлялся. Не было нужды просить ключи у друга или чувствовать себя виноватой.
И сомневаться в своей порядочности, призналась себе Мэлори.
И все из-за того, что эта часть ее жизни осталась в прошлом! Может быть, она сошла с ума, когда отказалась вернуться? Может быть, совершила ошибку, что пренебрегла разумным, осязаемым? Еще можно вернуться и поговорить с Джеймсом, сказать, что передумала, и жизнь снова войдет в привычную колею.
Но прежней она уже никогда не будет.
Об этом Мэлори и печалилась. Ее жизнь изменилась, и возврата назад нет. Она не успела оплакать потерю и делает это сейчас — прикосновением к каждому предмету в «Галерее», которая когда-то так много для нее значила.
Мэлори перебирала в памяти тысячи событий, по большей части мелких, повседневных, ничего не значащих. Всего этого она лишилась.
На пороге появился Флинн.
— Что бы ты хотела…
Мэлори повернулась к нему. Глаза ее были сухими, но в них плескалась боль. В руках она держала, словно ребенка, грубую каменную скульптуру.