Апология

IVдуша ещё присутствующаятянущая с уходомдвоящаяся сущаяв тумане над ледоходомпрощай говорит прощай прощайно дай надышатьсянапоследок снегом напоследок светоммне таять и превращатьсяв то что неведомо никому никомуникому из живущихзаворачиваться в бахромусвисающую с небосводаот изношенной жизни перепутались нити они рвутсярвутся под новым грузомменяя мою природумне ещё две неделидве недели с живыми встречатьсяа потом неизвестно что будетнеизвестно куда стучатьсякакой я буду какой я станунепонятно в пределене объяснить как страннобыть ещё две неделихочется всё потрогатьнапоследок на прощанье погладитьжизнь моя срезанный ноготьснятое с телом платьекак мне странно скитатьсяв воздухе без сосудамедлить и оставатьсяне хотяуходяотсюдавидеть что я бесплотнаперетекать в амальгамузеркала беззаботновходить не сгорая в ямупроникать сквозь полотнастены закрытые двериощущая предметыкак приметыпотеритого что мне было милочто меня волноваложизнь моя скользкое мылоплохо её держаласколько ни наклонятьсясколько ни шарить рядоммне отсюда смыватьсяпримиряться с распадомVКого там хоронят в гуденьи органа и пении детского хора,под горное эхо, под куполом гулким,под каменным небом собора?В гранитных стволах, в холодных углах, в дугах голых,ходил беспрепятственно, бился о свод потолка,ударился воздух в подсолнух гранёный — в подсолнух…Разбухшая месса заполнила строгое мессиво сводов крестовых,и Моцарт, гниющий с бродягами в общей могиле,терялся, толпы не расстрогав.Запаянный гроб, атрибуты скорбей,святых изукрашенных тихая свита,ногами вперёд — вперёд ногами отплывают по курсу из вида.Хотелось, чтоб голубь влетел, чтоб забилиживые несчитанно серые крылья.Стояли минуты, в свечках бледные семечки засветили.И никли слова перед этой громадой,хлестнувшей в закрытые двери прибоем,забравшей его во мглу без возврата……собор отзывается воем…VIОн ушёл налегке по дороге слепых в воскресенье,у него на руке крестик с чётками — чьё-то раденье,в пиджаке у него на листочке чужая молитва —всё хозяйство его… и лицо аккуратно побрито;а очки он не взял, что покажут ему — то и будет,да не лезут в глаза посторонние вещи и люди,даже лучше смотреть через сжатые крепко ресницы,безотывно на смерть из красивой заморской гробницы.

17 марта 96

БАШНЯ

Я в Вавилоне. Я не говорю по-вавилонски.Мне действуют на нервы мотоциклыи, иногда, слова на языке, который я пока не понимаю.Но я уверен в том, что говорятздесь как везде: о пустяках пустое,и сами это знают. Посмотрикак суетно они спешатсказать друг другу что-то. Эта спешкане скорость выдаёт прозрений,а глупость их, что требует поддержкисамой себя в огласке голосов.Но может быть они спешат,своей печали заглушить сурдину —острожный голос в собственной душе,что никогда не выйдет на свободу.Здесь множество каменотёсов. Камнивсего в империи ценней,хотя их много, лишь песка здесь больше.Я наблюдаю тысячи машинвсё время их везущих к Башне.«Всё время» значит здесь «всё время»:сейчас и тыщи лет назад,меняются лишь средства перевозки.Здесь миллионы пристальных солдат,следящих за передвиженьем камня,за тем, чтобы его потокине оскудели, не остановились,чтоб двигались, как должно им, по плану,чтоб камни не разбились друг о другане запрудили каменных дорог.Повсюду вьётся каменная пыльи покрывает лица и предметыналётом серым, как бы ставя знак,знак общий равенства всему и всем пред камнем.Я понимаю, что мои слованеясно отражают наблюденья,я уточню: пред камнем как основойи матерьялом возведенья Башни,здесь все беспрекословно служат ейкак цели и как смыслу бытия,как оправданью каждого рожденья.Когда её построят, через Башнюна небо мы взберёмся и увидимего в алмазах, посредине — Бога,и он ответит нам за все мученья,по крайней мере, так я понялиз выражений лиц и взмахов рук,ему грозящих. Каменные стеллыизображают ясно: он смущён,напуган, жалок и противен.Я думаю, об этом говорятглашатаи, солдаты, стража,десятники и сотники, когдако ртам подносят рупора и повторяютодни и те же непонятные слова.Зачем его увидим? Что с ним будем делать?Ему не оправдаться перед намиза каждую загубленную жизнь,вмурованную в построенье Башни.Наверное его заставят строить Башню.Наш повелитель знает, как заставитького угодно делать что угодно.Есть способы, но страшно говоритьо них, или вообразить их примененье.В вечерних, утренних, дневных известьяхнам сообщают состоянье Башни:насколько выше поднялась онаи сколько именно мы уложили блоков,какой по счёту ярус возвелии кто сегодня ближе нас всех к небу.У дикторов здесь голоса из камня,за их плечами — каменный чертёж:врезающийся в небо конус.В таких делах победа — в прилежаньи…