Апология

апр. 93

x x x

Шли сады по реке, осторожно, себя берегли,поднимали цветы в соловьиный широкий разлив,по зеркальной воде на сторону ту перешли,где река закруглилась под тучей в глубокий загиб.Хомутали ее за омутом омут пески, теплый ил,ржавый дрейф охрой крашенных барж,стрекотали моторки, рассекая простор на куски,синим дымом рисуя треугольники из серебра.Развернулся павлиньим хвостом бензиновый пенистый след,где торчал элеватор — единственный наш небоскреб,да орали вороны, слыша как просыпается хлеб,отирая глаза, озирая арочный кров.Молодая земля потной плотью толкала траву.Жизнь раскинулась вширь, лезла вверх, запрокинулась вниз,щекотали ручьи по оврагам осклизлое лоно «живу!»И дома поселились с сиренью и к ней прижились.Я любил красножелтых трамваев стеклянные морды и звон,эти умные звери избегали тупицы-кремля,а зимой я оттаивал медью нагретой глазоки глядел сквозь стекло через решку, как она мерзнет, земля.Шли сады осторожно, стерегли в медленном сне,по высокой воде, никуда не спеша.Я смотрел, а они приближались спокойно ко мнеосыпая цветы, лепестками спадая, шурша…

18 июня 92

x x x

День вернулся от бабочек в поле, осыпающих спелый ячменьв Колизее обрушенном лета ступенями касаний мохнатых,постепенных смещений по лестницам воздуха в белом плаще,пожелтевшем уже, запыленном, в слоеных заплатах.Он забрел во дворы, в переулки, в глухую утробу метро,вахлачек, полудурок несчастный, из заплывшей навозом деревни,опускавший в студеный колодец на цепке гремучей ведров глубину, где мерцала вода, уподобившись спящей царевне.Он заметен еще меж мелькающих улиц и лицнедотепой в мажоре моторов, обломком страшащих империй,по которым уже голосят очумелые скопища птиц,провожая истерикой солнце, кропящее кровью им перья.

22 окт 92

АПРЕЛЬ

x x xЯ сразу узнал ее, только увидел.Теперь она снится.Явилась, а сзади в дурашливой свитезабытые лицаподружек ее, обожателей, скверикв цыганках липучих,старуха подглядывала из-за двери,сопела на ручку.Ты помнишь, тебе девятнадцать, не больше,грудь — тверже снарядов,черемухи запах в подмышках, от кожи,и птичек руладыв апрельских деревьях, набухших сосцами,чтоб выпустить листья,толкавшие дни часовыми зубцами —тела их светились.Потом снегопад одуряющий, жаркий,как в гриппе перина,как небо спаленное белым пожаром,как вкус аспирина.Ресниц дальнобойных прицельные залпы —спокойно: по сердцу…и если б увидел тебя — не узнал бы,разве б разделись…x x xМы успеваем день заметитькак желтой бабочки полет,над нами москворецкий месяцна узком парусе плывет.Его прозрачная заботалишь в том одном и состоит,чтоб проводить до переходатвой голос в россказни мои.Мы успеваем ночь потешитьна чьей-то кухоньке вдвоем,она косматый факел держитпока мы воду в чашки льем.Горят глаза в ресничной сети,как крики дев среди чумы,и точно маленькие детибезумные, бормочем мы…x x xПерехлестнув на горле шарфик,я штурмовал второй трамвайи видел наступленье армийчеремухи на бедный край.Мне было страшно оказатьсяв их окруженье одному.Мне было нужно прикасатьсяк существованью твоему.В ресничной лодке в дол височныйна веслах забирала жизнь,и в ней с тобой мы очи в очизрачком и радужкой слились.x x xБрали приступом город деревья,шли по белым дорогам пустым,а за ними стояли деревни,поднимали над крышами дым,и луга, просыпаясь от влаги,распластались на комьях своих,и курились блаженно овраги,отпуская на солнце ручьи.Пахло бабочкой талое небо,щекотало пространство пыльцой,и шатаясь, скрипело на скрепахнепонятного счастья крыльцо.Нам остался лишь выдох короткийв этих странных полях до него,и — качнулось отвязанной лодкойголубое земли вещество.x x xЭто апрель. Я ни при чем.Он подпирает локоть плечом.Он достает из небытиявремя и тело, душу твоя.Я наблюдаю спокойно за ним.Как хорошо вам на свете двоим…x x xЕще глоток горячий молокаи кончится моя простуда,из голоса отхлынут облака,из кухни загремит посуда,там бабушка сидит с иглойблестящей, с Диккенсом зеленым;я мать увижу молодой,и руку локоном крученымона займет; войдет отецдымящий серым «Беломором»,в окно из Стригинского борак нам донесется, наконец,размеренное кукованьеи сколько нам до расставаньясудил небесный наш скупец.