Страница 10 из 12
Накопив силы, Ваня ползёт вперёд, оставляя за собой глубокую неровную борозду. Он ползёт до тех пор, пока не утыкается на нечто, похожее на бревно. Ваня смахивает снег и видит человеческую голову с залепленными снегом ртом и глазами. Он в ужасе откидывается назад. В это мгновение близко взрывается мина. Его тело взмывает в воздух, несколько раз переворачивается и падает на самый верх вновь образовавшейся снежной горы.
0x01 graphic
- Солдат, жив?
- Жи-ив, - порванным ртом тянет Ваня.
- Потерпи немного, всё будет хорошо, - говорит медсестра Нина и перекатывает окровавленного солдата на низкие носилки-волокуши, укреплённые на лыжах. Она впрягается в лямки и на четвереньках ползёт в сторону своих. Перед глазами Вани медленно ползёт свинцовое серое небо. Веки его тяжелеют и смыкаются...
Ваня лежит в кровати, накрытый белой простынёй. Над ним склоняется женское лицо.
- Очнулся? Вот и славно.
Ване знаком её голос. И лицо тоже кажется знакомым.
- Вот сейчас мы тебе голову немного приподнимем и попьём горяченького чайку с травками.
Её прикосновения приятны Ване. Он невольно улыбается. По вкусу напиток напоминает клюквенный морс, который Ваня попробовал на привале по дороге в пионерский лагерь "Заветы Ильича". Да, да! Ну, конечно же! Склонившаяся над ним женщина лицом очень похожа на девочку, с которой сидел в кузове грузовика.
От чая тепло разливается по всему телу и, достигнув живота, отдаёт резкой болью.
- Покричи, покричи, - говорит женщина, - легче станет.
Несмотря на боль, Ваня улыбается.
- Ничего, я потерплю. Спать хочется, - говорит он, будто извиняясь. - Сестра, можно спросить?
- Конечно.
- Я не чувствую своего тела, будто во мне весу нет никакого. Это нормально?
- После операции так всегда бывает. Это пройдёт. Спи, Ваня, спи.
Медсестра Нина отходит от кровати и смахивает слезу.
0x01 graphic
Каждое утро происходит одно и то же: баба Груша протирает ему лицо грязным, мокрым полотенцем и потчует белым, как мел, овсяным киселём. Самостоятельно ни умыться, ни поесть Ваня не может. Он - ампутант, без обеих ног и левой руки. Его единственная правая рука - плохо слушается и, кажется, потихоньку костенеет. Его лицо изуродовано шрамом - от уха до рта.
Они вдвоём живут на Ванину пенсию инвалида войны. Денег не хватает. Они часто голодают. Целыми днями Ваня лежит на кровати, баба Груша у окна вяжет новые носки, распуская старые. По вечерам Ваня вынужден слушать один и тот же рассказ старухи о жизни в деревне: о том, как по ночам их грабили свои же, называвшие себя партизанами, а на самом деле дезертиры, прятавшиеся в лесу и от немцев и от своих. И как она, не в силах терпеть такую поганую жизнь, в одночасье собрала пожитки и пешком ушла в Москву. И о том, как шла три недели, и как, встретив по дороге знакомую, узнала от неё, что в её деревню вошли поляки, загнали весь народ в сарай и всех пожгли за то, что оказывали помощь партизаном. Эти события оставили настолько глубокий след на умственных способностях старухи, что ни о чём другом она не могла ни думать, ни говорить.
- Поешь кисельку. Укусный! - говорит баба Груша чёрным беззубым ртом.
Ваня отворачивается.
- Тю! Вот дела! Не хочет!- досадует старуха. - Чем же прикажешь кормить? Денег то, почитай, рупь пятьдесят копеек осталось, а нам за свет надоть платить. Вчерась уж такой строгий мужчина с портфелем приходил, страсть! Не заплатишь, говорит, выгоним из хаты к чёртовой матери. А вдруг и вправду сгонят? Чё тады делать - ума не приложу. Поешь, Ванечка, надо, а то так и помереть недолго.
Баба Груша тянет ему ложку с киселём. Здоровой рукой Ваня бьёт по руке старухе. Ложка летит на пол.
- Ах, бесстыдник! Хулиган! - кричит старуха, но, увидав слёзы на глазах внука, меняет тон и начинает причитать. - Бедный, ты мой бедный, и папку тваво на войне убило, и мамка твоя безвестно сгинула, и сам ты убогий, никому не нужный. Что же теперь делать, внучёк? Надо смириться и жить, сколько отпущено вон там, - говорит старуха и пальцем тычет в потолок.
- Не могу! Не хочу! Уйди от меня! - сквозь зубы произносит Ваня.
- Что, ты? Что, ты?- не на шутку пугается старуха и быстро уходит в дальний угол комнаты.
Здоровой рукой Ваня сбрасывает с себя верблюжье одеяло и, перевернувшись, валится с кровати на пол. Будто нарочно он ударяется о деревянный пол головой.
- Мать моя, Пресвятая Богородица! Спаси и сохрани! - троекратно осеняет себя старуха и медленно подходит к неподвижно лежащему внуку.
- Ваня, Ванюша, ты чаво? Живой, что ли, аль нет?
- Что у вас тут происходит? - гремит голос, заставляя вздрогнуть старуху.
Оглянувшись, она видит соседку по бараку.
- Матвеевна? Напугала до смерти.
- Что у вас тут? - повторяет вопрос Матвеевна.
- Во, вишь, с кровати звезданулся прямо головой - хрясь! Почитай который раз уже так. Живой, чи нет?
, - "Чи нет", дура старая, - говорит женщина и бросается к Ване.
Она берёт на руки невесомое тело, укладывает на кровать и укоряет старуху:
- Внука могла бы помыть. От него воняет незнамо как.
- Дык, как же мне одной-то осилить?
- Умолкни, старая. Ваня, Ваня, ты как, милый? - спрашивает Матвеевна, гладя его по голове.
Ваня открывает глаза.
- Вот и славно, - радуется Матвеевна. - Ты чего, чудак, задумал. Выброси это из головы. Я мужнину каталку принесла, как обещала.
Баба Груша догадливо охает:
- А твоему больше не нужна? Всё?
- Отмучился мой Гриша. Слава Богу.
Женщины крестятся. Матвеевна смахивает слезу.
- Теперь каталка твоя. Будешь ездить, куда захочется. Познакомишься с кем-нибудь. В Измайловском парке вашего брата, инвалидов, тьма тьмущая. Друзёй там заведёшь. Жизнь, глядишь, и наладится. Слышь, чего говорю, Вань? Рано тебе умирать.
- Слышу. Спасибо, - равнодушно отвечает Ваня.
0x01 graphic
Начальник Первомайского отделения милиции майор Левдиков несётся по коридору, сбивая встречных. Ему доложили, что в его кабинете дожидается какая-то важная шишка, скорее всего, из органов государственной безопасности. Действительно, в своём кабинете и, более того, в своём кресле, он видит мужчину в гражданской одежде, рассматривающего одну из папок, лежавших на столе. Ежу понятно - обычный гражданин не посмеет усесться в кресло начальника районного отделения милиции и столь нагло рыться в чужих бумагах.
- Левдиков, где тебя черти носят? - гремит, хорошо поставленным голосом мужчина. При этом на хозяина кабинета он даже не смотрит.
- Так ведь, обход у меня. На обходе был.
- А почему на столе бумаги секретные держишь? Тебя бдительности не учили?
- Виноват, торопился, - мямлит Левдиков, - Больше такого не повториться, товарищ...?
- Полковник Терехов, - представляется мужчина и направляет тяжёлый взгляд на Левдикова. - Бардак на твоём столе, майор, вполне объясняет причину того, что творится на вверенном тебе участке.
Сердце майора Левдикова, воевавшего и не раз находившегося на волоске от смерти, затрепетало и куда-то провалилось.
Полковник продолжает:
- По вверенным тебе улицам косяками ползают инвалиды. Они собираются в Измайловском парке, пугая и портя настроение советским труженикам. Короче, там..., - мужчина тычет пальцем в потолок, - этим страшно не довольны. Твои инвалиды умаляют значимость нашей победы над фашизмом. Вопрос, так сказать, политический. Даю тебе ровно сутки для того, чтобы собрать всех калек, повторяю - всех до единого и доставить их в северный речной порт. Там для них приготовлены баржи. Задача ясна?
- Ясна, но товарищ полковник, за сутки никак не успеть. Только оформление документов займёт не меньше недели.
- Майор, вы - идиот или только прикидываетесь?
...............................................................
Позже Левдиков вспомнил, откуда ему знаком парализующий взгляд полковника Терехова. Они учились в одной школе. Лёха Терехов держал в страхе всю школу: отнимал ценные вещи и деньги; издевался над ребятами, частенько бил их. Левдиков до сих пор помнит унижение, которое он испытывал, катая Лёху Терехова на своей спине.