Страница 538 из 545
27 декабря популярного киноартиста Бориса Сичкина выпустили из тамбовской тюрьмы. Как мы помним, попал он туда еще в октябре прошлого года по обвинению в участии в "левых" концертах. Однако доказать этот факт на суде следователи так и не сумели. Как пишет сам Сичкин, "следствие пыталось доказать, что мои концерты были не сольными, а смешанными, что я якобы получал незаконно деньги и похитил у государства много тысяч рублей. Нелепость ситуации заключалась в том, что, если бы даже следствие оказалось право — это было бы не хищение, а переплата со стороны филармонии. И нести ответственность может только должностное лицо, допустившее это.
Однако на суде выяснилось, что я действительно давал сольные концерты в двух отделениях, а получал как за одно концертное отделение в размере 17 рублей. Так что мне не переплатили, а, наоборот, недоплатили…"
В итоге уголовные дела Бориса Сичкина и его подельника Эдуарда Смольного были отправлены на доследование в Верховную прокуратуру РСФСР, а самих подследственных отпустили. Однако за день до освобождения один из работников тюремной администрации по секрету сообщил им, что против них готовится провокация, которая позволит задержать их в тюрьме еще на какой-то срок, правда по статье за хулиганство. Сичкина после этого охватила паника, а вот Смольный не растерялся и разработал контрмеры против провокаторов. Через того же человека, который предупредил их об опасности, он передал своим друзьям на воле просьбу явиться к назначенному часу к тюрьме. В итоге явилось несколько десятков человек. Когда освобожденные вышли за тюремные ворота, они быстро прошмыгнули в эту толпу и с ее помощью добрались до поджидавшей их машины. Петляя по городу, та в конце концов привезла их в один из домов, где бывших арестантов ждал роскошный ужин. Но детектив на этом не закончился. Вот как об этом вспоминает Б. Сичкин:
"Поезд на Москву из Тамбова уходил около двенадцати ночи. Опасность для нас еще не миновала. Дальнейший план был такой. Человек покупает нам два билета на Москву в купейный вагон. Мы приезжаем на вокзал за семь минут до отхода поезда: После того как поезд трогается, мы бежим во всю прыть и вскакиваем на ходу в вагон, влезаем в купе и закрываемся, а дальше у Смольного разные цепи, приспособления, чтобы дверь никто не мог открыть. Разве что взорвать. Так мы ехали всю ночь до Москвы и не были уверены, что опасность миновала. На вокзале в Москве нас встретили многие наши знакомые, и мы успокоились…"
В тот день, когда освободили Бориса Сичкина — 27 декабря, — другого человека, наоборот, арестовали. Речь идет о видном диссиденте Сергее Ковалеве, который являлся одним из самых активных создателей и распространителей крамольной "Хроники текущих событий". Стоит отметить, что еще за несколько дней до ареста Ковалев уже знал о своей участи. 23 декабря в его доме чекисты произвели обыск, а три дня спустя его коллега по диссидентской деятельности Юлий Даниэль назвал конкретную дату ареста — 27 декабря. Единственное, что было неизвестно, — в какое именно время произойдет арест. Оказалось, что утром. Накануне перед этим Ковалев был в гостях у Андрея Сахарова, где провел несколько часов. Как будет вспоминать сам Сахаров, Ковалев пришел к ним поздно и попросил хозяйку — Елену Боннэр — налить ему щей. При этом сказал: "Дай напоследок щец похлебать". Около трех часов утра он ушел. Дома его и взяли.
В те дни новым начальником Первого Главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) был назначен Владимир Крючков. С новым назначенцем должен был лично побеседовать Брежнев. На календаре был понедельник, 30 декабря. Далее послушаем рассказ самого В. Крючкова:
"Брежнев принял меня в своем рабочем кабинете в Кремле. Там же был и Андропов. Перед беседой Юрий Владимирович предупредил меня, чтобы я не очень удивлялся, если генсек покажется мне не в форме, главное, мол, говорить погромче и не переспрашивать, если что трудно будет разобрать в его словах. Так что в Кремль я прибыл уже подготовленным. Но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания. За столом сидел совершенно больной человек, который с большим трудом поднялся, чтобы поздороваться со мной, и долго не мог отдышаться, когда после этого буквально рухнул обратно в кресло. Андропов громким голосом представил меня. Брежнев в ответ только и сказал: "Что ж, будем решать". Я произнес несколько слов в порядке заверений, и на этом официальная часть процедуры была закончена. Прощаясь, Леонид Ильич снова кое-как встал, обнял меня, пожелал всего доброго и даже почему-то прослезился…"
Спустя примерно час, когда Крючков и Андропов вернулись в КГБ, последнему в кабинет позвонил секретарь ЦК Устинов. Он хотел поговорить с шефом КГБ о здоровье Брежнева: мол, тот настолько плох, что это становится все труднее скрывать от общественности. Андропов согласился с Устиновым: "Да, ты прав. Надо попробовать как-то мягко навести Брежнева на мысль о том, что ему полезней будет уйти на покой". Однако из этой затеи тогда так ничего и не выйдет: Брежнев сумеет взять себя в руки и с помощью кудесников из 4-го Управления Минздрава вновь обретет силы, пусть и не былые, но вполне достаточные для того, чтобы удержаться в кресле генсека еще на несколько лет.
30 декабря в Театре на Таганке должна была состояться читка пьесы "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова. На нее явилась чуть ли не вся труппа — 49 человек. Однако главреж Юрий Любимов читку внезапно отменил: мол, плохо себя чувствую. Тогда было решено устроить прощание со старым годом. Актеры вкупе с присоединившимися к ним рабочими в количестве 20 человек расставили столы и выставили на них разную снедь: шампанское, фрукты, пирожные плюс чай. По ходу дела пиршество внезапно перешло в творческое собрание, на котором каждый норовил высказать наболевшее. К примеру, Любимов долго говорил о внутренней дисциплине в театре, сетовал на то, что не все актеры до конца понимают стоящие перед ними задачи. Актеры слушали своего вожака не перебивая, но едва он закончил, как начался форменный крик и ор. Леонид Филатов обвинял директора театра Николая Дупака в плохом администрировании, а Готлиб Ронинсон бросил упрек самому Любимову: дескать, вы сами, Юрий Петрович, в последнее время задаете тон грубости и неуважения. Зинаида Славина попыталась призвать своих коллег быть справедливыми, но ее тут же одернули другие актрисы — мол, молчи, Зинка, у тебя роли, тебе легко и т. д. Короче, повеселились на славу.
В тот же день в Театральном училище имени Щукина студенты 4-го курса играли премьеру — свой дипломный спектакль "Ромео и Джульетта". В главных ролях были заняты Владимир Вихров и Елена Коренева. Остальные роли достались Екатерине Граббе (Кормилица), Юрию Афанасьеву (Меркуццио), Вадиму Борисову (Бенволио), Юрию Беляеву (Капулетти), Андрею Градову (Парис) и др. Как напишет позднее Е. Коренева, "спектакль "Ромео и Джульетта" стал событием как для курса, так и для училища. О нем даже появились заметки в газетах, думаю заслуженно. Однако наш курс был отмечен странным роком — самое большое количество ранних смертей выделяло его из всех других наборов. Умер Юра Афанасьев — мой Меркуццио, умерла Катя Граббе — моя Кормилица… Трагически оборвалась жизнь хорошенькой и веселой Тани Красусской, Юры Черногорова, Сережи Абрамкина… В тридцать три года умерла моя подруга Света Переладова…"
Однако в том декабре 74-го все перечисленные люди еще живы, молоды, счастливы, полны самых смелых надежд и планов.
Во вторник, 31 декабря, Евгений Петросян в последний раз вышел на эстрадную площадку в роли конферансье, после чего его карьера в этом жанре завершилась (длилась она 12 лет). С Нового года он окончательно и бесповоротно ушел в речевой жанр, хотя были люди, которые настоятельно советовали ему не делать этого: дескать, нельзя бросать надежно освоенное дело. "Пропадешь в другом качестве, это рискованный шаг". К примеру, замдиректора ГЦКЗ "Россия" Л. Фельдман не скрывал своего траура: "Ты же ведешь все лучшие концерты в нашем зале! Неужели тебе этого мало?!" И все же у Петросяна хватило смелости не прислушаться к этим советам. В итоге, наша эстрада приобрела еще одного талантливого юмориста, коих в те годы, кстати, в нашей стране было не так уж и много.