Страница 21 из 545
Однако письмо не возымело никакого действия, и Григоренко продолжал сидеть в психушке.
Во второй половине февраля в московских кинотеатрах прошли следующие премьеры. 17-го в прокат вышел фильм Леонида Головни «Эхо далеких снегов» с участием Армена Джигарханяна, Галины Яцкиной и др.; 21-го — «Яблоки 41-го года» Равиля Батырова с Н. Рахимовым в главной роли; «Это мгновение» Эмиля Лотяну; 27-го — «Балерина» с Майей Плисецкой и «Николай Сличенко» (понятно о ком).
Кино по ТВ: «Майор Вихрь» (18—20-го), «Человек с ружьем», «Семь стариков и одна девушка» (20-го), «Верные друзья», «Баллада о солдате» (23-го), «Человек-амфибия» (24-го), «Граф Монте-Кристо» (26—28-го), «Идиот» (27-го) и др.
Из театральных премьер и эстрадных представлений выделю по одному: «Конец книги шестой» в Театре имени Маяковского 21-го и концерт Майи Кристалинской в ЦДСА 28-го.
1970. март
Переход Александра Ширвиндта в Театр Сатиры, В подземке снимают кино. Последние дни Твардовского в «Новом мире». Высоцкий на дне рождения у Ии Саввиной. Поэма «Москва — Петушки» закончена. Все на защиту советских евреев! Очередное поражение фигуристов Людмилы Бепоусовой и Олега Протопопова. Страсти по фильму «Пусть говорят». Валерий Леонтьев по прозвищу «воркутинский Рафаэль». Высоцкий в гостях у Хрущева. Съемки «12 стульев» начались с плохой приметы. Секретный приказ Андропова об уничтожении останков Гитпера. Брежнев усмирил Суслова. Наши ракетчики в войне Египта с Израилем. Личная жизнь Виктории Федоровой. Очередной поход Андрея Миронова в ЗАГС. Дебош на квартире Высоцкого. Судят Валерию Новодворскую. Нравы казанской психушки. Душегуб сознался. Съемки «12 стульев» остановлены. Цветы для жены первого силача мира Василия Алексеева. Леонид Зорин закончил «Медную бабушку». Кладоискателей подвела жадность. Пьяный скандал на чемпионате мира по хоккею. Гайдай находит Остапа Бендера. Как Высоцкий сжег диван. КГБ против Хрущева. Плевок Вацлава Недомански. Чего испугались академики. В Луганске объявился насильник. Шостакович лечится в Кургане. Неправедный суд по делу о покушении на Брежнева. Наши хоккеисты — чемпионы мира и Европы. Высоцкий в Ялте. Премьера фильма «Белое солнце пустыни».
1 марта актер Театра на Малой Бронной Александр Ширвиндт был зачислен в труппу Театра Сатиры и введен на роль графа Альмавивы в спектакле «Женитьба Фигаро». До этого роль с блеском исполнял Валентин Гафт, но ему пришлось уйти из театра, причем со скандалом. Дело было так. После одного из спектаклей главреж Валентин Плучек собрал всех участников в комнате отдыха и начал отчитывать актеров за какие-то ошибки, допущенные во время спектакля. Когда очередь дошла до Гафта, Плучек раздраженно произнес:
— Гафт, я не могу видеть, когда вы появляетесь на сцене. Вы играете графа, а ведете себя на сцене, как какой-то урка!
В отличие от коллег, которые стоически сносили претензии главрежа, Гафт не стал спускать режиссеру эту выходку и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В тот же день он написал заявление об уходе и дал себе слово больше никогда не переступать порога этого театра. На какое-то время спектакль «Женитьба Фигаро» был снят с репертуара, пока Миронову не удалось отыскать нового исполнителя на роль Альмавивы — Ширвиндта.
В ночь с 1 на 2 марта киношники из съемочной группы фильма «Один из нас» спустились в столичную подземку: на станции «Площадь Революции» они снимали эпизод встречи советского разведчика Бирюкова (Георгий Юматов) с немецкими агентами. Несмотря на то, что Юматов чувствовал себя не слишком хорошо (на нем по-прежнему корсет, и он иногда поддает, чтобы снять боли в позвоночнике), эпизод удалось снять достаточно быстро. А в 6 утра метро уже открылось для обычных пассажиров.
Утром 2 марта Твардовский отправился на Старую площадь на прием к секретарю ЦК Петру Демичеву. Вернулся в журнал около двух часов дня в невеселом настроении. По словам А. Кондратовича:
«А. Т. разделся. Ничего не говорит. Попросил принести чаю. Потом, сидя в кресле, вздохнул, улыбнулся: «Да, вот так вот… Видимо, это последняя встреча и другой не будет». Ясно, что намекнул на вызов к Брежневу.
Потом он снова повторил почти эту же фразу и добавил, что Демичев сказал: он доложит о «беседе Политбюро. «Конечно, они побоялись допустить меня к Брежневу. Вдруг там я выскажусь». Я почувствовал: он жалеет о том, что встреча не состоялась на самом верху. Но что бы она дала? Ничего. Колесо повернулось, и кто знает, когда оно пойдет в обратную сторону…
— Вот говорят, что сняли Любимова (на самом деле этот слух окажется ложным — Ф. Л). Вполне возможно. А зачем им театр, когда и балета достаточно.
Видно было, что А. Т. не хочет говорить о встрече. «По протоколу полагалось час. Просидели час. Идти на обострение я не хотел. Какая нужда…»
«Коснулись поэмы?» — спросил Хитров. «Да, поэмы коснулись. Но тоже как-то так, что ничего не поймешь… Он говорит мне: «Ходит слух, в том числе в партийном аппарате, что вас сняли за то, что вы якобы передали свою поэму за границу». Утешает меня: «Ну, это ерунда. Мы никого в этом не обвиняем, а уж вас-то тем более»…
Вечером Би-би-си передало, что вышел № 1 «Нового мира», подписанный снятыми членами редколлегии и А. Т. «Но, видимо, № 2 выйдет уже без их подписей. Твардовский остается номинальным редактором журнала». Все знают…»
В этот же день вечером актриса Ия Саввина собрала у себя дома гостей, в компании которых она решила отметить свой 34-й день рождения. Среди приглашенных были: Владимир Высоцкий, кинорежиссер Герман Климов (брат Элема Климова) и др.
Вспоминает Г. Климов: «Гостей было немного, сидели очень тепло и, что называется, душевно. Володя Высоцкий был в ударе, пел часа три, но не подряд, а с перерывами, с разговорами, то включая, то выключая свое высокое напряжение. И опять была эта магия и страх, что у него вот-вот порвутся жилы, порвется голос. Он был как-то особенно возбужден, и вскоре выяснилось почему: он придумал свою концепцию «Гамлета» и в конце вечера начал очень увлеченно и подробно ее рассказывать — это был моноспектакль. Краем глаза я отметил, что кто-то пишет на магнитофон, но кто — сейчас не помню. Рассказ был долгий, час поздний, стол начал разбиваться на фракции, а потом и редеть. Володя прощался, почти не прерывая рассказа, и продолжал свой монолог на той же высокой ноте озарения. Видно было, что этот будущий спектакль — главное его дело. На вопрос «когда?» он усмехнулся: придумать-то придумал, но теперь предстоит самое сложное — убедить Юрия Петровича, что придумал это сам Юрий Петрович. Только тогда он увлечется постановкой.
Мы договорились работать этой ночью, куда-то ехать, однако сильно пересидели всех гостей и вышли на улицу в четвертом часу. Помню долгое ожидание такси и долгую поездку через всю заснеженную Москву. Говорили о спорте, о сценарии, Володя сказал, что тоже пишет сценарий — судя по его рассказу, это должен быть весьма хитроумный психологический детектив, действие которого происходит в поезде, — он был увлечен им так же, как и песнями, которые тогда у него были в работе. Они еще не сложились в стихи, ясна была лишь их концепция, которую он и излагал сжатой прозой. Один такой замысел ему самому очень нравился — на ту же тему, что и песня Ножкина «А на кладбище все спокойненько…», впрочем, и песня почти готова. Снова заговорили о Таганке, о знакомых актерах. Внезапно он погрустнел, замолчал и отвернулся к окну машины. Устал, решил я, мыслимое ли это дело — быть в таком напряжении столько часов.
— Знаешь, — сказал он, — а ведь по-настоящему друзей у меня нет…
Мы виделись еще не раз, но запомнился почему-то этот его голос, боль, с которой это было сказано, запомнился грустный его профиль на фоне темной, тихой, скользящей мимо Москвы…»
3 марта Венедикт Ерофеев закончил поэму «Москва — Петушки», прекрасно понимая, что ни одно советское издательство не посмеет его напечатать. Поэме суждено будет распространяться по стране в «самиздате».