Страница 14 из 22
На следующий день в Красном Кресте ему выдали согласно постановлению ЦК КПСС 5000 рублей в качестве единовременного пособия на первоначальное обустройство своей новой жизни.
5 января «турист нон грата» покинул Москву и 6 января поездом прибыл в Минск в качестве лица без гражданства, а 13 января был зачислен на Минский радиозавод регулировщиком первого (низшего) разряда в экспериментальный цех.
Заведенное на Освальда контрразведкой в Москве дело-формуляр проследовало за ним в контрразведку Белоруссии — Второе управление КГБ при Совете Министров БССР. С учетом серьезности окраски дела первыми шагами белорусских контрразведчиков стало составление справки по его материалам и плана будущей работы.
…Лето 1992 года. Из беседы автора с председателем КГБ в 1961–1967 годах Владимиром Семичастным.
«Вопрос. Были ли у КГБ прямые контакты с Освальдом за время его пребывания в Советском Союзе?
Ответ. Официально от имени КГБ с Освальдом ни разу не беседовали. Когда его изучали, то встречались с ним только под прикрытием других организаций: МИДа БССР, МВД СССР, ОВИРа. В основном изучалась биография Освальда.
Вопрос. Был ли КГБ заинтересован в Освальде с точки зрения разведывательных задач?
Ответ. Из первых встреч с Освальдом можно было понять, что он обладает интересующей нас информацией. Но, как рассказывал мне тогдашний начальник ПГУ Сахаровский, в ходе бесед с Освальдом, особенно тех, что касались его военной службы, стало ясно, что уровень его осведомленности крайне низок, а специальные знания, по словам Сахаровского, «весьма примитивны и не выходят за рамки учебников». Отсюда и отсутствие к нему интереса со стороны разведки.
Вопрос. Кто и почему принял решение направить Освальда именно в Минск?
Ответ. Из бесед с ответственными сотрудниками КГБ, которые занимались в то время Освальдом, мне известно, что вопрос о месте жительства в СССР решался одновременно с вопросом о предоставлении ему статуса лица без гражданства. После предварительного согласования выбрали Прибалтику или Минск.
От Прибалтики Освальд отказался, что насторожило комитет, и с трудом согласился поселиться в Минске. Как только Освальд переехал в Минск, Центр потерял к нему всякий интерес, и им стал заниматься Комитет госбезопасности Белоруссии».
Пожалуй, теперь можно было бы поставить точку на «московском следе» Ли Харви Освальда в 1959 году. Но противоречивая информация о некоторых обстоятельствах того периода никак не дает мне покоя, поскольку пока не могу найти ей объяснение. Речь идет об одном эпизоде, который условно назову «боткинским инцидентом».
Напомню: в процитированной выше справке КГБ сказано, что в корпусе № 7 Боткинской больницы, куда Освальда перевели из психосоматического отделения, находился еще один американец, которого «часто навещает его друг, сотрудник американского посольства». Далее говорится, что 24 октября Освальд сильно встревожился из-за того, что этот сотрудник спрашивал его, регистрировался ли он в американском посольстве и что с ним случилось. «Освальд правды ему не сказал. В тот же день звонили из посольства в больницу и спросили, когда его выпишут». Затем в документе отмечается, что после снятия швов здоровье у Освальда хорошее, но он заметно волнуется, а из американского посольства никто им больше не интересовался.
В Минске в деле Освальда о больном американце дополнительно сказано только, что это коммерсант.
В отчете комиссии тот же эпизод представлен несколько по-иному, в интерпретации самого Освальда: «Судя по дневнику… его единственная жалоба (в новой палате. — О.Н.) заключалась в том, что один из пациентов, «пожилой американец», недоверчиво относился к нему, потому что он не зарегистрировался в американском посольстве и вследствие его уклончивых ответов о причинах пребывания в Москве и в больнице» (ОКУ. Прил. 13. С. 617).
В самом дневнике Освальда, в записи от 26 октября, где приводится этот факт, ни слова не сказано о посещениях «пожилого американца» сотрудником посольства США.
Но самую интересную, на мой взгляд, информацию по эпизоду удалось обнаружить в книге Эдварда Эпштейна «Легенда. Секретный мир Ли Харви Освальда». Фрагмент заслуживает того, чтобы привести его полностью: «Чтобы определить, был ли Освальд действительно в больнице, ЦРУ предложило ФБР разыскать пожилого американца, которого Освальд в своем дневнике назвал как соседа по больничной палате. После интенсивного поиска ФБР установило Вольдемара Бориса Кара-Патницкого, семидесятипятилетнего нью-йоркского бизнесмена русского происхождения, который был госпитализирован по поводу заболевания предстательной железы во время деловой поездки в Советский Союз. Г-н Кара-Патницкий, однако, настаивал, что он никогда не видел и не встречал Освальда или какого-либо другого американца во время пребывания в больнице».
Каждый кусочек информации в отдельности освещает один и тот же факт, а сложенные вместе, они порождают нонсенс или какой-то прямо-таки мистический лабиринт, выбраться из которого в одностороннем порядке мне представляется практически невозможным.
Мои попытки собрать дополнительные данные на «нью-йоркского бизнесмена» пока окончились неудачей. Проверка господина Кара-Патницкого по учетам КГБ положительных результатов не дала. Безуспешно завершился поиск и в Боткинской больнице, где все архивные сведения о пациентах за 1950-е годы уничтожены. Кто-то может спросить, а в чем, собственно, таинственность инцидента и почему он так интересен автору книги? Кого теперь может волновать, беседовал ли бизнесмен с Освальдом в больнице или не беседовал, врал тот ему или нет?
Этот эпизод привлек мое внимание главным образом из-за одной детали, которую мне хотелось бы прояснить: было ли причастно к нему посольство США в Москве? Почему это, на мой взгляд, имеет значение, поясню ниже. Очень мало оснований сомневаться в достоверности поступавшей в КГБ информации об обстановке вокруг Освальда в больнице. Он оказался там в результате чрезвычайного происшествия, и медперсонал, безусловно, получил инструкции проявлять особое внимание ко всему происходящему с ним и вокруг него. Надо еще учесть, что Освальда перевели в так называемый дипломатический корпус Боткинской больницы, где проходили лечение иностранцы, и понятно, что КГБ имел там прочные позиции. Естественно, факт общения Освальда с другим пациентом, американским «бизнесменом», и его «другом», визитером из посольства США, был зафиксирован, и сигнал об этом поступил по назначению — в органы госбезопасности. То же можно сказать и о телефонном звонке из американского посольства. Из известной справки следует, что возможность новых звонков была поставлена под контроль, поскольку в ней сказано, что «из американского посольства никто им больше не интересовался». Это, по-моему, лишний раз подтверждает, что ранее оттуда в больницу уже звонили.
Таким образом, получается, что кто-то в посольстве уже знал о пребывании Освальда в Москве по крайней мере за неделю до того, как он явился туда сам 31 октября. Но вот что говорится по этому поводу в отчете Комиссии Уоррена: «Освальд явился в американское посольство в Москве 31 октября 1959 года, через три дня после того, как выписался из Боткинской больницы. В своих разговорах с сотрудниками посольства он ни словом не упомянул о том, что ему недавно была оказана медицинская помощь. Американское правительство впервые узнало о том, что Освальд находится в России, при этом его посещении, так как он не уведомил посольство о своем приезде, как это делали в то время большинство американских туристов» (ОКУ. Гл. 6. С. 256).
Возможно, американское правительство действительно узнало об Освальде и его похождениях в России после 31 октября, ну а посольство в Москве? Поскольку из документа КГБ очевидно, что кто-то в посольстве знал о его пребывании в больнице, не исключено, что стала известна и причина, по которой он туда попал. Несмотря на все инструкции, могла произойти утечка информации об этом от медперсонала к другим пациентам палаты, а затем эти сведения могли достичь ушей анонимного сотрудника посольства, навещавшего своего друга-бизнесмена.