Страница 52 из 67
— Прелюдия Рахманинова до диез минор, — сказал он.
Затем он разогнул локти, поднял левую руку и наклонился вперёд. Снаружи шум ветра превратился в тонкий вой, который, казалось, заполнил собой все здание. Левая рука Найджела, как кузнечный молот, опустилась вниз.
— Бом. Бом! БОМ!
Найджел остановился. Сильный порыв ветра нетерпеливо рванул ставни. На секунду он поднял голову и прислушался. Затем нажал на левую педаль.
Газета упала ему на руки. Тонкая струя воды с силой ударила ему между глаз, как холодный свинец. Он резко отпрянул назад, смачно выругался и чуть не потерял равновесие.
— Она работает, — сказал Аллен.
Но Найджел не успел отплатить им. Перекрывая тревожный шум бури, как эхо трех предшествующих аккордов, прозвучал громкий тройной стук в парадную дверь.
— Кого ещё там черт принёс? — выкрикнул Аллен. Он направился к двери, но не успел дойти до неё, как дверь распахнулась и на пороге предстал Генри Джернигэм. По его белому как мел лицу стекали струйки дождя.
— Что здесь происходит, черт побери? — спросил Генри.
— Полагаю, лучше закрыть дверь, — сказал Аллен. Но Генри уставился на инспектора, будто не слышал его слов. Аллен прошёл мимо него, захлопнул дверь и задвинул засов. Затем он повернулся к Генри, взял его за локоть и ввёл в зал ратуши.
Фокс флегматично ждал. Найджел вытирал лицо носовым платком и не отрываясь смотрел на Генри.
— Теперь скажите вы, что это значит, — произнёс Аллен.
— О, Боже! — воскликнул Генри. — Кто сыграл эти три адских аккорда?
— Господин Басгейт. Это господин Басгейт, господин Джернигэм. А это инспектор Фокс.
Генри мрачно посмотрел на них и резко сел на стул.
— О, Господи, — произнёс он.
— Я хочу сказать, — проговорил Найджел, — мне бесконечно жаль, если я напугал вас, но уверяю вас, мне и в голову не пришло…
— Я вышел на дорогу, — начал Генри, едва переводя дух. — Деревья так шумели от ветра, что невозможно было больше ничего услышать.
— Да? — произнёс Аллен.
— Вы не понимаете? Я подошёл к дорожке, и только я приблизился к двери, как дождь полил с новой силой и ветер взвыл, как ненормальный. А потом, когда порыв утих, раздались эти три аккорда на старом разболтанном рояле! О, — Боже, честное слово, у меня душа ушла в пятки.
Генри закрыл лицо руками, а затем посмотрел на свои пальцы.
— Не знаю, что это, испарина или дождь, — сказал он, — и это факт. Прошу прощения! Не слишком достойное поведение для местного дворянина. Боже! Другой бы просто не обратил на это внимание.
— Могу представить, что это было и в самом деле жутковато, — сказал Аллен. — В любом случае, что вы здесь делали?
— Шёл домой. Я оставался на ужин в доме ректора. Только что ушёл. Господин Коупленд, кажется, совершенно забыл о своём намерении избавиться от меня. Когда я оказался у них на ужине, он обращал на меня не больше внимания, чем на бланманже. Но Боже мой! Как я мог!
— Ничего страшного, — сказал Аллен. — Но почему вы свернули к ратуше?
— Я подумал, что, наверное, этот великолепный парень, Роупер, несёт службу вместе с собакой, и я мог бы подойти и сказать: “Эй, стой! Что нового?” — и набраться у него кое-каких новых слухов.
— Понятно.
— Хотите сигарету? — спросил Найджел.
— О, благодарю. Я лучше достану свою.
— Вы не хотели бы присутствовать при небольшом эксперименте? — спросил Аллен.
— Да, очень, если можно.
— Но раз уж вы здесь, то прежде чем мы начнём, я хотел бы сказать вам одну вещь. Завтра я зайду к мисс Прентайс и буду использовать любые средства, в рамках закона, чтобы добиться от неё рассказа о том, что произошло во время встречи на Топ-Лейн в пятницу. Я подумал, может, вы захотите сначала представить мне вашу версию.
— Я уже говорил вам, что она с приветом, — в нервном нетерпении сказал Генри. — Я просто убеждён, что она не в себе. Она страшна, как смерть, и выходит из своей комнаты только во время приёма пищи, да и то ничего не ест. Сегодня за обедом она сказала, что ей угрожает опасность и что в конце концов её тоже убьют. Это просто ужасно. Бог знает, кого она подозревает, но кого-то она точно подозревает и напугана до полусмерти. Что полезного вы можете добиться от такой женщины?
— Тогда почему не познакомить нас для" начала с версией здравомыслящего человека?
— Но это никакого отношения к делу не имеет, — сказал Генри, — и уж коли вам хочется вызвать в округе новые слухи, я был бы вам благодарен, если бы вы сдержались.
— Если это окажется не относящимся к делу, — сказал Аллен, — это будет именно так восприниматься. Мы не используем не относящиеся к делу показания.
— Тогда зачем об этом спрашивать?
— Мы хотим сами отделить зёрна от плевел.
— Ничего не случилось на Топ-Лейн.
— Вы хотите сказать, что мисс Прентайс стояла в двух футах от вас обоих, смотрела не отрываясь на ваши лица, пока её каблуки не провалились в землю на один дюйм, а затем ушла, не произнеся ни слова?
— Это была частная история. В общем, наше личное дело.
— Знаете ли, — сказал Аллен, — так не пойдёт. Сегодня утром в Пен Куко и днём, в доме ректора, наши беседы были построены на откровенности. Вы сказали, что не стали бы отрицать, будто мисс Прентайс могла совершить убийство, и испугались повторить хотя бы одно слово из того, что она произнесла на Топ-Лейн. Это выглядит так, как будто вы вовсе не мисс Прентайс пытаетесь защитить.
— Что вы хотите сказать?
— Не настояла ли мисс Коупленд на том, чтобы вы придерживались этой позиции, потому что она волнуется за вас? Что вы собирались сообщить мне сегодня днём, когда она вас остановила?
— Что ж, — неожиданно произнёс Генри, — вы абсолютно правы.
— Послушайте, — сказал Аллен, — если вы не виновны в убийстве, то уверяю, что вы идёте по не правильному пути, заставляя подозревать вас. Помните, что в таком маленьком местечке, как эта деревня, мы вынуждены прислушиваться ко всем слухам о размолвках и ссорах. Мы пробыли здесь лишь двадцать шесть часов, а уже знаем, что мисс Прентайс была против вашей дружбы с мисс Диной Коупленд. Я прекрасно понимаю, что вам методы полиции могут казаться отвратительными и…
— Нет, это не так, — сказал Генри. — Конечно, вы должны это делать.
— Что ж, тогда все прекрасно.
— Я расскажу вам, и осмелюсь сказать, что это немногим больше того, о чем вы уже догадались. Моя кузина Элеонора пришла в состояние сильного возбуждения, увидев нас вместе, и наш разговор состоял из ряда истеричных угроз и ядовитых обвинений с её стороны.
— А вы сами не угрожали?
— Возможно, она скажет вам, что угрожал, но, как я уже повторял шесть или восемь раз, она сумасшедшая. И мне очень жаль, сэр, но это все, что я могу вам сказать.
— Ну, хорошо, — сказал Аллен со вздохом. — Пора приниматься за работу. Фокс.
Они вынули водяной пистолет и установили на его место кольт. Аллен достал из портфеля ноты прелюдии и положил их на подставку. Генри увидел дыру посередине и жуткие пятна, окружавшие её. Он отвернулся, а затем, презирая себя за эту внезапную непроизвольную чувствительность, придвинулся ближе к роялю и стал смотреть на руки Аллена, которые полезли под крышку.
— Вы видите, — сказал Аллен, — я сейчас делаю именно то, что предстояло сделать злоумышленнику. Кольт входит в то же самое место, и свободный конец верёвки, который был обвязан вокруг рукоятки водяного пистолета, точно так же обвязывается вокруг рукоятки кольта. Верёвка проходит через спусковой крючок. Это необычайно прочная верёвка, почти как леска. Я поставил кольт на предохранитель. Теперь смотрите.
Он сел на табурет перед роялем и нажал на левую педаль. Оба шкива жёстко вышли из желобков, верёвка натянулась, а глушители приблизились к струнам и остановились.
— Прилажено прочно, — сказал Аллен. — Джорджи убедился, что со шкивами все нормально.
— Вот это да, — воскликнул Найджел, — мне ни разу не пришло в голову…