Страница 36 из 79
— Куда? Назад, не то прямо в дверь выпущу заряд!
— Ах ты, нечистый! — взбунтовалась Маланья. — Что же, скотине-то подыхать, что ль, прикажешь!
— А, это ты, хозяйка! Ну, выходи.
Обиходила она коровушку, подоила. За своей лошадкой приглядела и тройку постояльцев не обошла. Не раз в избу заглядывала и снова во двор выходила — не чинили ей препятствий охранники. И обстоятельство это сразу натолкнуло узников на мысль о том, что можно воспользоваться хотя бы столь малой отдушинкой.
— Бабушка Маланья, — обратился к ней Дерибас, — а не отпустят ли они вас за ворота?
— Да вот и я про то же думаю: молока здешней учителке отнесть надобно. Сичас вот собираться стану.
— А записочку не смогли бы вы передать полковнику Половникову?
— Самой-то куда же мне соваться к этаким господам, да и не знаю, какой он и где его взять… А человек знакомый у меня есть, думаю, передаст… Надежный человек. Давайте.
Вырвав из блокнота листок, Дерибас написал: «Гражданин полковник! Следственная комиссия исполкома Троицкого Совета требует разрешить расследование по делу об убийстве Марии Селивановой, а для этого необходимо собрать сход казаков станицы. Пред. комиссии — Дерибас». Свернув листок вдвое, написал: «Полковнику Половникову».
Срядилась Маланья скоро, получше приоделась, чтобы на улицу выйти, бумажку за пазуху сунула и подалась. Видели узники, что часовой притормозил ее у калитки, в крынку заглянул, но удерживать не стал.
Вернулась она через полчаса и доложила, что, на ее счастье, полковник оказался не в школе, где все еще заседают, а в правлении. И положила на стол ответ. На обратной стороне той же записки рукой полковника было начертано: «С чем приехали, с тем и поезжайте».
— Издевается, гад! — вскипел Антон. — Чего же они собираются делать? Судя по записке, вроде бы и уезжать можно.
— Уезжать можно, — усмехнулся Малов, — только вот как во двор выйти, — вопрос. Офицерики службу знают и устав соблюдают безукоризненно.
— А мы сейчас проверим, — сказал Терентий, поглядывая на Маланью, еще не раздевшуюся, — ежели хозяюшка не откажет в помощи. Еще бы разок пройтись по тому же следу…
— А чего не пойти на доброе дело! — охотно отозвалась бабка и, решив принять конспиративные меры, налила в крынку воды, погуще молоком забелила, чтоб не догадались, что вода тут и чтобы в снег вылить не жалко было. А Терентий написал: «Требуем немедленно разрешить выезд из станицы».
И снова отбыла в рейс Маланья. На этот раз часовой даже в крынку не заглянул. А минут через десять завалился к ним есаул Смирных. Зная его в лицо и заметив еще во дворе, Терентий предупредил товарищей:
— Не знаю, зачем тащится сюда этот похабник, но добра не жду. Так что ухо держать востро, на похабщину не отвечать!
— Сидите! — едва переступив порог, начал Смирных, и посыпалась несусветная, непередаваемая брань. — Шкуры свои красные греете! Недолго уж вам сидеть осталось… — Распахнув белый полушубок, он присел на лавку, закурил папиросу. От белизны полушубка смуглое лицо его казалось обугленным, на нем сверкали белки глаз, а ноздри тонкого, горбатого носа хищно раздувались между закорючками усов. — Башки вам снесем! И не только вам. Полетят и все ваши драные правители.
Долго нес он немыслимую матерщину, а пленники в ответ ни слова не обронили. Оттого, видать, скучным показалось есаулу его занятие. Поднялся. А тут и Маланья воротилась. Тоже лишнего слова не обронила.
— Ну, ежели казаки не разорвут вас, — пригрозил Смирных уходя, — сам шашкой каждого до ж… распластаю!
— Ах ведь какой охальник да матерщинник, — возмутилась бабка, доставая записку из варежки. — Кобель и есть кобель цепной!
И опять на обороте своей записки Дерибас прочел вслух: «Сумели приехать, сумейте и уехать». На этот раз даже закорючка внизу стояла, обозначающая, видимо, подпись.
— Как шут Балакирев, объясняется он с нами, притчами, — заметил Алексей Малов.
— Очень, понятно объясняется, — возразил Дерибас. — Больше вопросов у нас к нему нет. Спасибо, бабушка Маланья. Остается бежать. А вот как? Подумать надо.
— Бежать непременно бы вам, соколики, — подтвердила хозяйка. — От этакого анчихриста, как Смирных, чего хошь сбудется… Ох, да ведь заморила я вас, родимые! Сичас обед поставлю. Мойте руки да садитесь за стол.
— Если бы один был такой-то, — сказал Антон, направляясь к рукомойнику, — мы бы и ухом не повели…
— Да и Половников не лучше, — перебил его Терентий. — Если не сам отдал приказ расправиться с Марией, то в этих записках признался, что не допустит раскрытия убийц. Он с ними заодно.
Пообедали спокойно и опять от нечего делать стали глазеть по окнам. Часовые по местам, но не все. С улицы несколько стражей исчезло. Остались только во дворе и у задних окон. На улице тихо. Даже возле станичного правления совсем немного людей. И вдруг из уличной утробы, откуда-то со стороны школы, выплеснулась возбужденная толпа и направилась к избе с пленниками.
— Человек двести, — прикинул Алексей Малов, — не меньше.
Остановились шагах в двадцати от ворот, спорят о нем-то. Чего же хотят эти люди: освободить арестованных или прикончить? Но вот от толпы отделились пятеро и направились к воротам. Отворив калитку, двое часовых высунули винтовки и закричали:
— Не подходить! Стрелять будем! Без приказа атамана не подпустим.
Смутились послы, попятились. В толпе снова поднялся шум, споры. Минуты через три опять отделилась группа человек в пятнадцать, и более половины из них — с винтовками и дробовиками наперевес. Дрогнули часовые и дали стрекача из калитки, мимо палисадника по улице. В избу вошел один бородатый казак с дробовиком и возвестил с порога:
— Кто тут комиссия? Вылезай на разбор к народу!
— Идем! — охотно согласился Дерибас, и все столпились у вешалки. Казак дал задний ход и скрылся в сенях, а Терентий приказал: — Антон, ты не выходи с нами! Запряги лошадей и жди. Может, хоть один вырвешься отсюда.
Как только вывели арестованных, толпа зашевелилась, загудела громче и нетерпеливо подвинулась им навстречу. Она поглотила пленников. Со всех сторон посыпались вопросы, упреки, угрозы. Терентий пытался объясниться, но, кроме ближайших казаков, его никто не слышал. А из толпы неслось всякое:
— Разорвать в клочки красную заразу!
— Зачем приехали в такое время?
— Чего вам тут надо?
— Штаны с их спустить да яблочками в снег на ночь посадить!
— Сюда, сюда вот, на стол, чтоб всем видно было! — звал чей-то голос.
— Не выпущать! — заверещал кто-то. — Тута их растянем и разотрем!
Терентий и Алексей начали пробиваться назад, увидев принесенный кем-то здоровенный, толстоногий стол. Малов почувствовал сильный удар в спину, но не успел оглянуться. Не успели они и подняться на этот стол. К толпе лихо подлетели три тройки с солдатами. Из первых саней выскочил Федич. Прыжком поднялся он на стол, а рядом — плечо к плечу — встали два солдата, увешанные гранатами. По одной держали они наготове.
— Что за шум, казаки? — прогремел над толпой голос Федича. От неожиданной смены обстановки, а может, еще и оттого, что Федич одет был по-барски — дорогая шуба и шапка, белая рубашка с галстуком, — толпа, веками приученная почитать важных господ, мгновенно притихла. — Кто из вас за разбой на больших дорогах, у кого поднимется рука убить женщину или ребенка — выходи сюда! Смелее выходи, не стесняйся! — В толпе никто не шелохнулся. — Среди вас таковых, стало быть, нет?.. А именно в вашей станице находится убийца молодой женщины, учительницы, нашего товарища, Марии Селивановой. У кого-то поднялась рука на безоружную женщину. Мы послали к вам следственную комиссию, чтобы отыскать убийцу, а здесь эту комиссию арестовали. Чьи же трусливые руки в крови?! Пусть он сам выйдет сюда, перед народом, пусть взглянет он вам в глаза! — Федич сделал паузу. — Нет, кто способен поднять руку на слабого, безоружного человека, тот не найдет в себе мужества встать перед народом. И прятать убийцу могут лишь те, кто готов поддержать это подлое злодейство, кто готов с благодарностью пожать кровавую руку убийцы!