Страница 31 из 40
Да и об арифметике войны нельзя было не думать. Какими бы «мудрецами» выглядели мы, если бы просто из-за нехватки горючего теряли бы ежедневно несколько боевых машин!
Но так спокойно я могу размышлять теперь, а тогда сколь сложной была подчас для летчика психологическая ситуация, возникавшая над крымскими берегами!
Сколько воли и сознания долга требовалось для того, чтобы вовремя, ни минутой позже, «наступить на горло собственной песне».
Выводы напрашивались сами собой: нужно было овладевать мастерством скоротечного боя, до минимума сводить все необходимые маневры, мгновенно принимать решения. Мгновенно, даже по отношению к обычному воздушному бою, где, как известно, и так дело решают секунды.
Зори над Митридатом
В холодную штормовую ночь наш десант зацепился за керченский берег.
Уже сколько прошло лет, но я до сих пор до мельчайших подробностей помню эту бухту. Память как бы сфотографировала и широкий разлет берегов, и голубые оконечности меловых скал, уходящих к Эльтигену, и крутой холм Митридата.
Много раз я проходил над Митридатом на бреющем. Когда заходишь со стороны моря, сразу обрывается узкая полоска разбитой, некогда прекрасной набережной. Полудома, полуразвалины словно карабкаются на Митридат, как оспой, изрытый ходами сообщения и окопами.
Левее от вершины, что ближе к морю, взрывы раскидали дерн, укрепленный гитлеровцами на бетоне. Замаскированные пункты управления зенитным огнем обнажились. Видимо, не раз прошелся по вершине огненный шторм: воронки разорвали остатки окопов, крупные обломки бетонных плит разбросаны по земле. Чуть далее — знаменитые развалины. Под горой темнеет маковка церквушки…
А мы через каждую секунду буквально посылаем в эту и без того растерзанную землю огонь, огонь, огонь… Но иначе нельзя!
Полк работает, как говорят, «на полную мощность». Да и не один наш полк. От соседей доходили отличные вести. Третьего ноября я читал оперативную сводку: «2 ноября 1943 года алексеевцы сбили 13 неприятельских самолетов, не понеся сами никаких потерь».
Молодец Костя! Добрый орел вырос из орленка, начинавшего путь в нашем полку. Интересуюсь подробностями: «…Шесть наших самолетов барражировали над Керченским полуостровом». В это время по радио передали ведущему Герою Советского Союза Михалеву, что к нашим позициям идут до 45 вражеских бомбардировщиков в сопровождении 20 истребителей.
Летчики расстроили боевые порядки врага и этим сорвали замысел противника. При этом было сбито 4 бомбардировщика «Ю-87».
Забегая немного вперед, не могу не сказать, что за период Керченской операции летчики Алексеева уничтожили в воздушных боях 76 гитлеровских самолетов.
Часть заслужила благодарность в приказе Верховного Главнокомандующего, была удостоена ордена Красного Знамени и наименования «Керченской».
Истребительные полки черноморской авиации выполняли ответственную задачу: прикрытие действий наших бомбардировщиков, штурмовиков, торпедоносцев, обеспечение высадки десанта на крымский берег.
Сам Алексеев поражал даже видавших виды летчиков необычайной храбростью и мастерством в воздушном бою. Учил этому своих летчиков. Над Керченским проливом он отметил свою девятнадцатую победу в воздухе. За короткое время в части Кости Алексеева стали мастерами воздушного боя Иванов, Долматеня, Петренко, Чистяков, Тритенко, Агеев, Хватцев, Зотов и многие другие.
В боях за восточный берег Крыма много побед в летопись войны вписали и летчики истребительной части Константина Денисова.
Здесь нельзя не рассказать о боях денисовцев накануне 26-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции и в день ее.
Шестого ноября 1943 года четверка наших истребителей из части Денисова, ведомая опытным летчиком Дмитрием Стариковым, находясь над линией фронта, приняла сообщение о приближении группы «Ю-87», шедших под прикрытием «мессеров». Стариков атаковал их. Когда немецкие самолеты пошли в пике, Стариков догнал одного из «юнкерсов» и очередью из пулемета свалил его. Одновременно летчики Щербаков и Карпунин сбили еще две машины.
За слоем облачности Стариков обнаружил еще четыре «юнкерса», прикрываемых «мессершмиттами». Стариков, самолет которого с хвоста надежно прикрывал гвардии младший лейтенант Кучурин, пошел в атаку и сбил одного из «мессершмиттов». В это время вторая пара нашей четверки расстроила действия немецких бомбардировщиков.
В тот же день через несколько часов Стариков снова во главе четверки истребителей вылетел навстречу группе немецких самолетов в составе десяти бомбардировщиков и шести истребителей. Несмотря на превосходящие силы немцев, он вступил с ними в бой и сам сбил один «мессершмитт». А в это время два немецких самолета атаковали его машину. На помощь командиру пришел гвардии старший лейтенант Щербаков. Ему удалось отсечь атаку немцев и сбить одного из них. Стариков расстрелял еще один «юнкерс».
Ожесточенные воздушные бои вели денисовцы и на следующий день — 7 ноября.
В те дни родилась у десантников крылатая песня:
Пели ее и мы, летчики. Когда я ее вспоминаю, мне почему-то всегда представляется 10 февраля 1944 года. Страшный, огненный день, которому по праву история дарует бессмертие.
Горячий денек
— Сегодня, братцы, придется поработать «сверхурочно»…
Произнося эту фразу, я не предполагал, насколько окажусь в данном случае пророком. Если бы существовали потусторонние силы, можно было предположить, что иные слова и фразы накликают беду. Но поскольку потусторонних сил не существует, приходится объяснять все просто стечением обстоятельств, на которые столь щедра фронтовая обстановка.
— Пойдете в таком составе: первая пара — Гриб, Бондаренко, вторая — Кологривов, Феоктистов, третья — Тарасов, Румянцев, четвертая — Белозеров, Иванов. Первое слово — за Белозеровым и Ивановым. Задача — разведать аэродромы и порты Керченского полуострова. Вылет в шесть тридцать пять…
К вечеру Белозеров докладывал:
— На аэродроме Багерово — 10 «Ме-109». На втором — самолетов нет. Видимо, во Владикавказе базируются «хейнкели». Несколько раз засекали их группы. Порты забиты техникой и войсками…
Страшные слухи доходили об этом аэродроме. Вернее, не об аэродроме, а о том, что его окружало. Когда позднее, после освобождения, поэт И. Сельвинский увидел ров у поселка Багерово — километр в длину, четыре метра в ширину, глубиной в два метра — ров, набитый трупами стариков, женщин и детей, он написал:
Вот одно из многочисленных свидетельств, о которых нам позднее стало известно. Это — рассказ Анатолия Бондаренко, одного из жителей Керчи.
«Когда нас подвели к противотанковому рву и выстроили возле этой ужасной могилы, мы еще думали, что нас привезли сюда, чтобы засыпать этот ров землей или копать новые окопы. И только когда уже раздались выстрелы из наведенных на нас автоматов, я понял, что нас расстреливают. Кинулся в яму, притаился между двумя трупами и так в полуобморочном состоянии пролежал до вечера. Лежа в яме, я слышал, как некоторые раненые кричали жандармам, добивающим их: „Добей меня, мерзавец! Не попал, негодяй, еще бей!“ Когда убийцы уехали, кто-то крикнул из ямы: „Поднимайтесь, кто живой“. И мы вдвоем начали растаскивать трупы и вытаскивать живых. Я был весь в крови. Над рвом стоял легкий туман и пар от остывшей теплой груды тел, крови, последнего дыхания умирающих. Мы вытащили и моего отца, но он оказался убитым наповал разрывной пулей в сердце. Поздно ночью мы добрались к своим знакомым в поселке Багерово, и там я дождался прихода Красной Армии».