Страница 19 из 40
Петр Ильич корчил свой рассказ в тишине. Все молчали, пораженные повествованием о подвиге, совершенном не какими-то чудо-богатырями, а такими вот, как этот, стоящий сейчас перед нами человек с мягкой, доброй улыбкой.
— Эх, нам бы… сокрушенно вырвалось у кого-то.
— Ваше время придет, — улыбнулся Хохлов. — Очень скоро придет, ребята… Наш праздник не за горами…
Как хотелось тогда в это верить! Наутро Петр Ильич уехал.
Несколько раз судьба еще сталкивала нас на фронтовых дорогах, а потом мы как-то потеряли друг друга из виду. И только после войны встретились снова. Передо мной стоял генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза Петр Ильич Хохлов. Русский солдат, крылатый сокол, доказавший еще в начале войны, говоря словами отца флота российского Петра, что «небываемое бывает».
«Сохранить танкер во что бы то ни стало…»
Деятельность замечательного летчика и командира Денисова не случайно попала в поле зрения Василия. О боевых делах Денисова и «его орлов» говорил весь флот. Имя это не сходило со страниц фронтовой, да и не только фронтовой печати.
Все более и более важные задания становились ему по плечу. И об одном из них мне хочется рассказать здесь словами моего друга. Подробности здесь столь примечательны, что мне не захотелось отступать от живой правды повествования, на которое Денисов решился после долгих и настойчивых моих просьб и уговоров… Вот это его письмо.
«Отступая из-под Орджоникидзе под ударами наших войск, немцы разрушили железную дорогу. Для подобных целей они создали специальные машины, которые взламывали шпалы на всем протяжении пути. В этих условиях подвоз горючего нашим наступающим на север наземным войскам и авиации резко осложнился и это в самое ближайшее время могло замедлить ход наступательных действий войск.
И вот было решено в период 24–27 июня 1943 года осуществить проводку из Батуми в Туапсе танкера „Иосиф Сталин“, вмещающего в себя свыше 14 тысяч тонн бензина. Задача была исключительно важной: в случае успешного ее выполнения обеспечивалась горючим вновь планируемая наступательная операция наших войск. Кроме того, в этот период велось крупное воздушное сражение над Кубанью и для нашей авиации также нужно было горючее. Понятно, что если танкер будет потерян, то войска и авиация не получат столь нужное горючее, а флот потеряет крупное наливное судно.
Возглавить обеспечение танкера с воздуха было приказано мне. В мое подчинение поступили и другие истребительные части, базирующиеся на аэродроме побережья Кавказа. И вот на 600-километровом пути (при следовании в Туапсе и обратно) мы в течение трех суток непрерывно прикрывали танкер, отражая многочисленные атаки авиации противника.
Под тяжестью груза танкер осел почти до уровня палубы. Лишь с воздуха были видны его громадные очертания.
Множество малых наших кораблей непрерывно сновало вокруг него, сбрасывая глубинные бомбы, чтобы предотвратить атаки подводных лодок. А немецкие подводные асы, как и летчики, очень хотели прорваться к цели и поразить ее.
Все попытки противника атаковать танкер на пути к Туапсе были сорваны нашими истребителями. И лишь при его разгрузке в пункте назначения нескольким самолетам ночью удалось прорваться и сбросить бомбы на причалы. А на причалах тогда было много железнодорожных цистерн, одна из которых и была подожжена. Потеря 40–50 тонн горючего, учитывая количество доставленного, была, собственно, небольшой. Но мои летчики переживали и это событие: мы знали в то время цену каждого литра бензина.
Множество рукавов было опущено в танкер. В течение всей ночи выкачивалось горючее. К утру танкер поднялся над водой и предстал перед нами во всей своей красе.
Но нужно было прикрыть его и на обратном пути.
Гитлеровцы словно озверели. Мстя за неудачу, они предпринимали все более яростные атаки, с тем чтобы потопить танкер. Особенно сильный налет был предпринят, когда судно подходило к Сочи.
Получив сигнал о приближающихся больших группах самолетов противника, я вместе со всеми летчиками-ночниками поднялся в воздух. Группы немецких самолетов, благодаря нашим смелым и хорошо организованным атакам, были рассеяны на дальних подступах и не допущены к цели. Часть самолетов беспорядочно сбросила бомбы и убралась восвояси, а часть нашла себе гибель на дне Черного моря.
В этом бою особенно отличился командир эскадрильи Герой Советского Союза капитан Рыжов, сбивший два бомбардировщика противника. Когда он преследовал третьего, немец-стрелок вывел из строя мотор на его истребителе. Большой мастер летного дела, он не покинул самолет с парашютом, зная, насколько каждый из них дорог нам был тогда, и с большим искусством посадил его на небольшую площадку на северной окраине города Сочи.
Очень важная задача по проводке танкера „Иосиф Сталин“ была успешно выполнена, он возвратился в Батуми целым и невредимым. За это многие летчики-истребители были удостоены правительственных наград.
В течение всего периода боев нашего героического гарнизона (десант на Мысхако) летчики-черноморцы непрерывно поддерживали его с воздуха. Они отражали вместе с десантниками атаки немцев на земле и в воздухе, обеспечивали корабли (в шутку называемые летчиками „тюлькин флот“), которые из Геленджика питали десант резервами, боеприпасами и всеми другими видами снабжения.
Всем запомнился тогда бессмертный подвиг летчика Цыганова. Молодой комсомолец летчик-истребитель, будучи тяжело раненным в боях под Перекопом, вернулся в строй. Раненный в плечо (в результате прямого попадания снаряда в воздушном бою), он не мог поднимать левую руку. Но убедил всех, что ее движений вполне достаточно, чтобы управлять мотором, а чтобы управлять самолетом, есть правая рука и ноги. И несмотря на то, что имел все основания быть списанным с летной работы и отправленным в тыл, он вновь сел за штурвал истребителя и повел его в бой. На его счету была уже не одна вражеская машина. Подлинный герой, беззаветно преданный родине, много сразил еще. Но в одном из неравных боев он погиб смертью храбрых…»
Перечитывая письмо-воспоминание своего фронтового побратима, я воочию вижу его не в чинной генеральской форме, а в потрепанной кожанке, спрыгивающего с изрешеченного крыла самолета.
— Как добрался?
— На честном слове и на одном крыле…
Слова эти слишком часто были полной правдой.
Дорогой Гастелло
И сегодня я с нежностью и болью вспоминаю их имена. Вот они: Беликов Виктор Николаевич, командир экипажа, гвардии капитан. Овсянников Иван Пантелеевич, штурман, гвардии капитан. Зыгуля Григорий Никифорович, стрелок-радист, комсомолец. Северик Григорий Павлович, стрелок, комсомолец.
Экипаж самолета-торпедоносца.
— Пойдете группой из четырех машин. Обнаружен большой гитлеровский конвой. Остальное, надеюсь, ясно…
— Когда вылет?
— Через десять минут!
Первое, что увидел Беликов, два «Ме-109», бросившихся наперерез его машине.
— Гриша! Слева «мессеры».
— Вижу. Сейчас я их угощу.
— Увлекаться боем не будем. Главное — прорваться к конвою. Попробуй их отогнать.
— Есть!
Заработал турельный пулемет.
То ли «дорнье» боялись далеко уйти от кораблей и оставить их без прикрытия, то ли растерялись, увидев еще три торпедоносца, выходящих в атаку на конвой, только крутым виражом они отошли в сторону.
Три тяжелых транспорта утюжили море. Сдерживая ход, стараясь держаться поближе, их эскортировали миноносцы и стая сторожевых катеров.
Вся эта армада открыла огонь почти одновременно. И бирюзовое до этого мгновения небо преобразилось. Казалось, какой-то сумасшедший художник-абстракционист начал стремительно расписывать его красными, огненными, сиреневыми красками.
Опадающие нити сизых дымков тут же мгновенно разрывались оранжевыми всплесками, бледно-голубые трассы не доходили до зенита, остановленные сполохами неистового огня, низвергавшегося с небес в море.