Игра в убийство

— Аллейн! Батгейт! — позвал сэр Хюберт.

— Мы здесь, — откликнулся Аллейн. — Все в порядке. Ничего не случилось.

— Ничего себе, «ничего не случилось», — проревел неожиданно Токарев. — Я позволю себе решительно не согласиться. Произошло! И ещё как произошло! Я арестован. Но я ни в чем не виноват! Я никого не убивал! Сэр Хюберт! Мистер Уайлд!

— Пошли, — кивнул Найджелу Аллейн, и они повели своего пленника в сторону дома.

Хендсли и Уайлд встретили их в квадрате света у окна.

— Наш милый гость тут немного нашалил, — объяснил Аллейн. — Пришлось надеть браслеты. Теперь поедем в участок. Ничего страшного, там у доктора второй дом.

— Доктор Токарев, — устало произнёс сэр Хюберт, — что все это значит?

— Токарев! — бормотал Уайлд, обращаясь к Найджелу. — Неужели это все-таки Токарев?!

Найджелу очень хотелось расслышать в его голосе нотки облегчения. Или это было только удивление, и ничего больше.

Доктор Токарев неистово протестовал, звеня наручниками. Найджелу вдруг ни с того ни с сего захотелось смеяться.

— Сэр Хюберт, — сказал Аллейн, вклинившись в паузу между выкриками доктора, — я прошу вас и мистера Уайлда возвратиться в дом. Кратко объясните всем, что произошло.

— А что вы собираетесь делать?

— Мы будем отсутствовать некоторое время. Я попросил мисс Анджелу подвезти нас до полицейского участка. Доктор Токарев…

— Я невиновен! Спросите дворецкого Василия! Он знает, что в тот вечер, когда было совершено преступление… я расскажу вам…

— Моя обязанность вас предупредить, — прервал его Аллейн, и Найджел увидел, как он едва заметно подмигнул Уайлду, — что любое ваше высказывание может быть использовано обвинением против вас. Позднее, если вам будет угодно, можете сделать заявление. А теперь, сэр Хюберт, и вы, мистер Уайлд, прошу вас, идите. Я встречусь с вами завтра.

Они молча повернули к дому.

— Мне нужен адвокат! — продолжал неистовствовать Токарев — Вызовите адвоката!

— В своё время, все в своё время. Уверяю вас, все у вас будет. Пошли, Батгейт. Вокруг дома к гаражу. А вас, доктор Токарев, убедительно .прошу — никаких арий, никаких вариаций на тему «Смерть Бориса».

Он повёл их к заднему выходу, у которого, уютно урча, уже стоял «бентли».

— Умница! — похвалил Аллейн. — Доктор Токарев, прошу в экипаж. Вы, Батгейт, садитесь впереди. В местную тюрьму, мисс.

— Прямо сразу в тюрьму? — прошептала Анджела, нажимая на газ.

— Разумеется. Ведь доктор Токарев арестован.

— За убийство?

— А за что же ещё?

— Но ведь он все время пел «Смерть Бориса»?

— Видимо, плохо пел.

— Все, приехали, — объявила Анджела через немыслимо короткое время.

— Подождите в машине, — попросил Аллейн. — Доктор Токарев, на выход.

Полицейский сержант проводил их в ярко освещённую, тщательно убранную комнату, где их приветствовал высокий офицер в синей форме.

— Инспектор Фишер — мистер Батгейт, — представил их друг другу Аллейн. — А это доктор Токарев. Я предполагаю предъявить ему обвинение в…

Токарев, который молчал все это время, вдруг снова взорвался.

— Я никого не убивал!

— А кто говорит, что вы убивали? — устало возразил Аллейн. — Вам предъявляется обвинение в подстрекательской, антиправительственной деятельности. Так, кажется, правильно звучит эта фраза? Я вечно здесь что-то путаю. Правда, Фишер? Этот человек обвиняется в принадлежности к подпольной русской просоветской организации, штаб-квартира которой находится в Сохо, на Литтл-Рекет-стрит. Он обвиняется в изготовлении и распространении листовок, содержание которых носит подрывной характер.

— Ясно, — произнёс инспектор Фишер. Он подошёл к окну и надел очки.

После краткого молчания, украшаемого только скрипом пера инспектора Фишера, был вызван сержант, который весело объявил:

— Доктор, прошу пройти в соседнее помещение.

— Я хочу сделать заявление, — неожиданно произнёс доктор.

— У вас для этого ещё будет достаточно времени, — заверил его Аллейн.

— Это все из-за кинжала, — продолжал бубнить доктор. — Дарить кинжал было предательством. Этот поляк Красинский, который подарил Ренкину этот кинжал… это из-за него все неприятности.

— Красинский мёртв, — сказал Аллейн, — а при нем нашли ваши письма. Кто его убил?

— Откуда мне знать? Никто в «Братстве» не знает. Красинский — сумасшедший. Я хочу написать нашему послу.

— Пишите сколько угодно. Он будет в восторге. А теперь мы вас покидаем, Фишер. Где-то в час я позвоню. Спокойной ночи.

Анджела по пути в Лондон и не пыталась опровергнуть слухи о её славе отчаянной автомобилистки. Аллейн объявил, что они едут на Ковентри-стрит, и тут же заснул на заднем сиденье. Найджел любовался милым профилем рядом и думал свои собственные думы.

— Ты считаешь, Аллейн верит, что это сделал доктор Токарев?

— Понятия не имею, — ответил Найджел. — Насколько я понял, Токарев, ваш дворецкий Василий и этот поляк Красинский, с которым Чарльз встретился в Швейцарии, — все они члены какой-то большевистской банды. Красинский, неизвестно почему, подарил Чарльзу кинжал. Судя — по тому, что говорили об этом сэр Хюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал — священный символ их «Братства» и передавать его кому-либо — это самое большое у них преступление. Так вот, в субботу ночью в Сохо кто-то убил Красинского.

— А в воскресенье во Франтоке кто-то убил Чарльза Ренкина, — закончила Анджела. — Ты думаешь, доктор Токарев смог ринуться из своей комнаты, сбежать по лестнице, вонзить кинжал, бегом возвратиться назад и безмятежно запеть «Смерть Бориса»?

— Едва ли. А кто погасил свет?

— И что имел в виду Аллейн, когда говорил, что Чарльз сам ударил в гонг? — продолжила вопрос Анджела.

— Даже не могу себе вообразить. Но сейчас я рад, что он спит. Анджела, ты не будешь против, если я поцелую тебя вот здесь, чуть выше вот этого мехового воротника?

— А если я врежусь в столб, тогда как? Нашёл время для глупостей.

— Пусть я умру после этого, — заявил Найджел, — но все равно рискну.

— Но это же совсем далеко от воротника. Совсем не там…

— Милая…

— Интересно, который сейчас час? — раздался голос Аллейна с заднего сиденья.

— Через двадцать минут будем на месте, — заверила его Анджела, и вскоре её слова подтвердились.

«Бентли» затормозил в конце одного из глухих переулков, выходящих на Ковентри-стрит. Аллейн вставил ключ в английский замок, вделанный в зеленую дверь.

— Хочу предупредить, — бросил он через плечо, — вас ждёт здесь сюрприз.

И действительно, в небольшом холле их встретил старый знакомец.

— Василий! — крикнула Анджела.

— Мисс Анджела, моя маленькая мисс! Душечка! — Это он произнёс по-русски. Василий покрыл её руку поцелуями.

— Василий! — нежно проговорила Анджела. — Что случилось? Почему ты убежал?

— Я был в ужасе. В полном ужасе. Вообразите себе, маленькая мисс, что могло произойти. Я сказал себе: надо бежать, пока во Франтоке не появилась полиция. Она все раскопает. Стоит им спросить Ефима Андреевича, доктора Токарева, и он им, наверное, расскажет, что я у себя на родине, давным-давно, конечно, я был членом «Братства». Он повторит, что я сказал тогда, то есть что мистер Ренкин не имеет права владеть этим кинжалом, который принадлежит «Братству». Это его святыня. Английская полиция, — а она знает все, — конечно, разнюхает, что я получал письма от «Братства» из Лондона. И было бы бесполезно мне заявлять, что я уже очень давно, как это сказать, ничем не связан с этим обществом. Теперь я под подозрением. Поэтому, прежде чем явилась полиция, я сбежал. Меня арестовали здесь, в Лондоне, препроводили в Скотланд-Ярд, где допросили. А потом пришёл инспектор Аллейн, и меня освободили. И вот я здесь. Просто чудеса!

— Да, вёл он себя как старый осел, — сказал Аллейн. — Вы получили мою записку, Василий?

— Да, конечно. Вас уже ждёт ужин и коктейль.

— Тогда позволим мисс Анджеле припудрить свой носик в комнате для гостей, пока мы с мистером Батгейтом будем извлекать землю из ушей в левом крыле.