Ангел Экстерминатус

— Прошу прощения, повелитель, — сказал Кесорон, но Фулгрим отмахнулся от извинений.

— Ты начинаешь меня утомлять, — сообщил примарх, останавливаясь, чтобы полюбоваться своим отражением в треснувшей грани кристалла. В глубине он разглядел и отражение картины над собой — и улыбнулся тому, какое взбешенное выражение было у его портрета. Фулгрим облизнул полные губы, но в тот же миг улыбка пропала с его лица: он заметил нечто в углу хрустальной грани. Высокая фигура в черных доспехах, чьи глаза и руки сверкали серебром.

Он резко развернулся, вглядываясь во все уголки «Ла Фениче», где мог бы укрыться посторонний.

Ничего — как и следовало ожидать. Феррус Манус мертв, а демон, заточенный в картине, теперь над ним не властен.

— Покажись! — вскричал Фулгрим, обнажая золотой меч. Все потрясенно воззрились на него. — Один раз я уже убил тебя, брат, и могу убить снова!

Он пошел по театру, шатаясь словно пьяный, заглядывая в каждый осколок стекла, в каждую полированную поверхность. Везде, везде он видел громадный силуэт Горгона, эту молчаливую фигуру, что следила за ним, оставаясь в тени. Он разбивал кристалл за кристаллом сокрушительными ударами, и когда ни одного не осталось, кулаки его истекали кровью от раздробленных осколков.

Тогда Фулгрим остановился и судорожно выдохнул. Его воины, удивленные и потрясенные, следили за ним, не решаясь заговорить. Руки болели, но он был рад этим накатывающим волнам боли — они помогали сосредоточиться. Ферруса здесь нет. Феррус мертв. Это все просто игра теней, он просто очень устал и слишком долго терпел рядом с собой тупиц вроде Пертурабо. Голова тоже болела, болела так, словно череп сжимали тиски. Нужно отвлечься, освободиться от мрачных мыслей, которые переполняли разум, как жидкий яд.

— Я ухожу, — сказал он. — Пришлите ко мне трепанатора, мне надо просверлить череп.

— Как пожелаете, повелитель, — отозвался Марий. — Что мы еще можем сделать?

Фулгрим моргнул, прогоняя мерцающий послеобраз мертвого брата, а затем кивнул:

— Скажи-ка, Братство Феникса все еще собирается?

Кесорон отрицательно покачал головой:

— Пепельный орден не собирался со времен Исствана.

— Возобновите собрания, — приказал Фулгрим.

— Повелитель?

— Поодиночке вы славите Темного принца лишь слабыми голосами, но вместе вы станете мощным хором, — произнес Фулгрим вдохновенным голосом трагического актера. — Позолотить червонец золотой, и навести на лилию белила, и лоск на лед, и надушить фиалку, и радуге прибавить лишний цвет, и пламенем свечи усилить пламя небесного сияющего ока…[7]. Вот верх искусства и пик мастерства, что идеал излишества восславит.

Видя, что его воины в замешательстве, примарх решил один раз снизойти до пояснения:

— «Ла Фениче» возродилась, но ей нужна цель. Наполните театр чувственностью и ритуалами разврата во всех его формах. Пусть никакое извращение и никакая грубая страсть, ни одно желание и ни один порок не останутся без внимания. Проливайте и кровь и что еще получше, и пусть небеса содрогнутся от пылкости вашего служения.

— Как прикажете, повелитель, — сказал Кесорон. — Я об этом позабочусь.

— И я, — добавил Марий.

Фулгрим тяжело выдохнул и вновь поднял взгляд на картину.

— Если ты, брат, все еще прячешься где-то там, то смотри внимательно, чем мы стали, — смотри и плачь… — прошипел он. — И будь уверен, я получу то, чего хочу.

«Но при этом навсегда утратишь то, что у тебя было», — прошептал голос в его сознании.

«Сизифей» был небольшим, но у него хватило бы вооружения и личного состава, чтобы с легкостью, одним своим присутствием, усмирить даже самый воинственно настроенный мир. Корабль Железных Рук, компактный и смертоносный, все еще нес на своей обшивке шрамы, полученные во время бегства с Исствана и в последовавших за этим сражениях на северной границе. Черный матовый корпус был испещрен следами от попадания осколков: результат обстрела боеприпасами взрывного действия, чтобы более тяжелые крейсеры предателей могли прикончить добычу. Эти раны нисколько не замедлили «Сизифей», он просто проигнорировал повреждения, которые вывели бы из строя корабль любого другого легиона, и раз за разом уходил от преследователей — а все Железные Руки, кто был на борту, старались поддерживать его на ходу.

Каждый воин трудился из всех сил, и ни на каком другом корабле не было команды, столь преданной своему делу. Пробоины заделывались почти мгновенно, пожары на палубах тушили, стоило им только начаться, генераторы поля ремонтировали сразу после перегрузки. «Сизифей» не собирался просто так умирать.

Дополнительная броня и такое количество залатанных повреждений, которое не заложил бы в расчеты даже смелый инженер, лишили корабль и изящества, и стати. Благодаря грубым, резким очертаниям он походил на бойцового пса, который слишком часто дрался с сильными противниками, но все равно всегда давал сдачи.

Уничтожить «Сизифей» старались и Гвардия Смерти, и Сыны Хоруса, и Несущие Слово, и Железные Воины, но каждый раз у него получалось или уклониться от схватки, или продержаться достаточно, чтобы появился шанс вырваться из захлопывавшейся ловушки. Корабль Повелителей Ночи чуть не положил конец этой игре со смертью, но вскоре жертва сама стала охотником, воспользовавшись тактикой, которую никто не ожидал от капитана из Железных Рук. От Гвардейца Ворона — пожалуй, но X легион всегда сражался открыто и беспощадно. Хитрости и уловки — это не их стиль. Разве в глазах сторонников Хоруса Исстван-V не стал тому прямейшим доказательством?

И все же «Тенебраксис» VIII легиона обнаружил, что цель, которую он должен был за какие-то минуты превратить в пылающий остов, превзошла его в искусстве маневрировать и, обойдя преследователя с тыла, расстреляла его корму. «Тенебраксис», потерявший ход и беззащитный, был взят на абордаж: отряды Железных Рук сами навязали бой врагу в сумрачных залах и темных коридорах — а потом забрали с корабля противника все, что могло пригодиться при ремонте их собственного.

Бросив подбитого врага догорать среди ледяных обломков исстванского кометного пояса, «Сизифей» нашел ближайшую точку Лагранжа и покинул систему, совершив экстренный варп-прыжок подальше отсюда. Трофеи позволили укрепить и улучшить корабль, что сделало его еще опаснее.

Как и воины в его экипаже, «Сизифей» с гордостью нес свои боевые шрамы.

Как и эти воины, он был оружием.

Лабораториум фратера Таматики располагался на верхних уровнях «Сизифея» — вместе со всеми остальными помещениями, где работало опасное оборудование и проводились эксперименты, требовавшие высоких уровней энергии. Модульная конструкция этих блоков позволяла в чрезвычайной ситуации выпустить из них воздух, а то и отстрелить их полностью. За время, которое он пробыл железным отцом, фратер Таматика шесть раз выполнял аварийный отстрел отсеков разных кораблей. Одни бы сказали, что это много; сам же он думал, что это число могло быть гораздо больше.

Данный отсек протянулся почти на четверть длины «Сизифея»: исследовательское помещение было образовано арочными опорами, отходившими под углом от борта корабля к смотровой надстройке, откуда наблюдатели могли следить за испытаниями экспериментального оружия или ядерных реакторов, сами пребывая в относительной безопасности. Лабораториум заполняли контейнеры с материалами, вывезенными с «Тенебраксиса», которые еще нужно было рассортировать и решить, что и как использовать. Мощные генераторные установки были закреплены болтами на железной палубе; со стен и потолка, словно стебли лиан или спящие змеи, свисали переплетения силовых кабелей.

В воздухе чувствовался горький привкус электричества, от напряжения которого ныли зубы и слышалось постоянное гудение, как будто за стеклом билось какое-то насекомое. Повсюду сновали сервиторы, переносившие ящики с тяжелыми инструментами, детали машин и редкие, несерийные изделия, предназначение которых вряд ли было знакомо кому-то за пределами Железного Братства.

7

Шекспир, "Король Иоанн".