Страница 9 из 34
Из своих учеников в труппу нового театра Немирович взял только троих – Ивана Москвина, Всеволода Мейерхольда и Ольгу Книппер. Аллу Левентон приняли студенткой в школу при театре, и в спектаклях она выходила в толпе. Но Алла не отчаивалась, усердно посещая все репетиции, жадно впитывая в себя режиссерские уроки Станиславского.
У Аллы завязался новый роман – с Александром Саниным, актером МХТа и ассистентом Станиславского. Но продолжался он недолго – Алла, за два сезона устав от роли статистки, решила попробовать свои силы в провинции. Немирович дал ей рекомендацию в театр Бобруйска. В МХТе ее не удерживали, деньги на дорогу и костюмы она взяла у своего любовника. Только Санин послал ей вслед отчаянное письмо: «Нужен миллионер, чтобы содержать вас!»
В Бобруйске Алла пробыла недолго: маленький городок не отвечал ее амбициозным планам. Единственное, что она успела сделать, – это выйти здесь замуж. Обидевшись на Санина за его жесткое (хотя и справедливое) письмо, Алла вызвала из Москвы своего давнего знакомого Сергея Головина, нищего студента, без памяти в нее влюбленного. Прямо на вокзале он предложил ей обвенчаться, и она не раздумывая согласилась. Сразу после венчания Алла отправила жениха ночевать в отель – без нее.
Прослышав о готовящейся свадьбе, Санин примчался в Бобруйск, но опоздал. Следующим же поездом он вернулся в Москву, где впал в глубокую депрессию; он даже покушался на самоубийство. Позже он женился на Лике Мизиновой, которая когда-то была возлюбленной Чехова…
Алла Назимова в костюме собственного дизайна к спектаклю «Нора» Г. Ибсена
Брак Аллы с Головиным продлился недолго. Через несколько месяцев они расстались – правда, развод так и не оформили. Алла вернулась в Москву, но Станиславский сказал ей, что ролей для нее нет. Она не расстроилась, заявив ему, что тогда будет изучать режиссуру. Потом, окончательно поняв, что во МХТе ей места нет, она снова уехала, сначала в Кисловодск, затем – в Кострому.
В Костроме ее великолепно принимали – здесь она считалась московской знаменитостью, игравшей с самим Станиславским. Тут произошла, пожалуй, самая важная в судьбе Аллы встреча: в Кострому на гастроли приехал знаменитый актер Павел Орленев. Из-за его пьянства столичные сцены для него были закрыты, но в провинции он был звездой первой величины. Между ними сразу начался бурный роман.
Орленев собрал собственную труппу, где ведущей актрисой стала Алла, снова взявшая себе псевдоним – Алла Александровна Назимова. Она играла главные роли в «Братьях Карамазовых» и «Преступлении и наказании» Достоевского и с особенным успехом – в «Гедде Габлер» Генрика Ибсена, чья драматургия поразила ее еще во время учебы у Немировича.
Талантливый актер и режиссер, Орленев научил Аллу всему, что знал; собственно говоря, именно он сделал из талантливой статистки актрису. Но жить с ним было крайне тяжело: когда он напивался, что случалось довольно часто, Орленев скандалил, бил Аллу, унижал… В труппе Алла выполняла всю работу: шила костюмы, заведовала бутафорией и музыкальным сопровождением.
В 1904 году труппа приехала в Ялту – играли «Привидения» Ибсена. На спектакле был сам Чехов. Пьесу он назвал «дрянной», но пригласил Орленева и Аллу на ужин. Орленев вел себя образцово, а Алла произвела на Чехова сильное впечатление. Он даже пообещал написать пьесу специально для них – о бродячих актерах. К сожалению, через три месяца он скончался…
Самой громкой постановкой труппы – кроме ибсеновских пьес, во многом скандальных, но далеких от политики, – стал спектакль по достаточно слабой, но зато «идейной» пьесе Чирикова «Народ-избранник»: о любви христианина-антисемита к еврейской девушке. Пьеса вскоре была запрещена, на труппу начали косо поглядывать. Орленеву посоветовали на время уехать за границу; осенью 1904 года труппа оказалась в Берлине, а отуда переехала в Лондон.
На представления «Народа-избранника» валом валили русские эмигранты. Сам анархист князь Кропоткин стоя рукоплескал игре Назимовой. Известный писатель и либерал Джером К. Джером, автор знаменитой книги «Трое в лодке, не считая собаки», был в восторге и от спектакля, и от Аллы. Он посоветовал труппе уехать на гастроли в Америку и дал Орленеву рекомендательное письмо к известному бродвейскому антрепренеру Чарльзу Фроману.
Сразу же по приезде в Нью-Йорк Орленев и Назимова отправились к Фроману. Не зная английского и не умея объясниться с кондуктором, они прошли пешком тридцать кварталов – так начинался их путь к славе… Но Фроман был в отъезде, их принял его партнер Эл Хайман. Орленев попросил дать ему зал на одно представление «Народа-избранника», и Хайман рискнул. В Нью-Йорке было много эмигрантов из России, и русская труппа с таким спектаклем могла снискать успех.
На представлении зал был полупустым, но зато пришли два видных театральных критика, которые в своих рецензиях превознесли игру Назимовой. Это позволило труппе найти помещение для показа «Царя Федора Иоанновича» А.К. Толстого и «Преступления и наказания». Но русская классика собрала зрителей еще меньше. Орленев снова запил.
Положение спасла Эмма Голдман – известная русская эмигрантка, анархистка, борец за права женщин, рабочих и сексуальных меньшинств. Она возглавляла коммуну на Хантер-Айленде, куда поселила актеров, а сама взялась за сбор средств в пользу труппы среди влиятельных американских либералов и еврейских бизнесменов.
Внезапно Назимова уехала в Россию. Как позже писала она сама, ей предложили там выгодный контракт. Орленев, однако, в своих мемуарах утверждает, что это он послал ее в Россию набрать новых актеров в их труппу. Как бы то ни было, вскоре Назимова, до глубины души потрясенная событиями в Москве – шел 1905 год! – с несколькими новыми актерами вернулась в США. Больше она никогда в Россию не приезжала.
Пока ее не было, Эмма стала любовницей Орленева. Ей удалось снять для него здание театра на Бауэри. Назимова поселилась отдельно, но вскоре Орленев вернулся к ней…
В новом театре стали играть Ибсена, Чехова и Горького. Публика шла на спектакли крайне неохотно, денег еле-еле хватало на жалованье актерам. И снова выручила Эмма: по ее приглашению театр посетили ведущие нью-йоркские критики… И Назимова проснулась знаменитой.
На критиков произвел неизгладимое впечатление стиль игры, который Назимова приобрела в МХТе; о системе Станиславского в Америке только слышали. Назимову объявили «королевой трагедии», сравнивали с Элеонорой Дузе и Сарой Бернар. В учрежденном Фроманом фонде в помощь труппе участвовали такие столпы американского общества, как Дж. П. Морган, Э. Карнеги, сестра Теодора Рузвельта. Труппа с огромным успехом съездила на гастроли в Чикаго и Бостон, звезда Назимовой все ярче разгоралась над Соединенными Штатами.
А Орленев уходил в тень. Он все больше пил, пропивал выручку от сборов, даже отсидел два дня в тюрьме. И Орленев решил вернуться в Россию.
Накануне его отъезда Назимова встретилась с крупнейшим театральным продюсером Нью-Йорка Ли Шубертом, который подписал с нею контракт на пять лет: 100 долларов в неделю плюс 20 процентов от сбора. Это была неслыханная, невероятная удача – средняя зарплата жителя Нью-Йорка была меньше 20 долларов в неделю. Когда Орленев и его труппа уехали, Назимова осталась в Америке одна.
Ей было 27 лет. Ей было безумно страшно, у нее даже случилась истерика – она каталась по полу и выла от отчаяния… Но когда осенью Орленев с труппой решил снова приехать в США, Назимова послала ему телеграмму: «Прошу тебя, оставь мне этот единственный уголок в мире, а у тебя и без Америки много места!» Орленев повиновался. И Алла взялась за покорение Америки.
Выучив за 4 месяца английский язык, Алла начала работу над своим первым англоязычным спектаклем – «Гедда Габлер» Ибсена. Пьесу выбрала сама Назимова. На репетициях она поражала других актеров своей техникой; пришлось ей посвятить всю труппу в тонкости системы Станиславского, что было для американского театра откровением. Алла фактически стала режиссером спектакля.