Фрейд: История болезни

Несмотря на всю критику этой концепции Фрейда, на выявление в ней целого ряда внутренних противоречий, она отнюдь не является бредовой, как это подчас представляется в антифрейдистской литературе. Напротив: думается, многие мужчины, опираясь на собственный опыт, согласятся, что в ней есть рациональное зерно — по меньшей мере в том случае, когда Фрейд говорит о том, что открытие того факта, что его мать занимается с отцом сексом, становится для многих мальчишек одной из первых серьезных психологических травм.

Трудно понять другое: как согласуется этот вывод Фрейда с его выводами по «случаю маленького Ганса», где он рекомендует начинать половое просвещение ребенка как можно раньше?!

Чуть позже, но, судя по всему, в том же 1909 году Фрейд продолжил развивать тему семейных отношений в статье «Семейный роман невротика», которая затем была, по сути, подарена им Отто Ранку и вошла с соответствующей ссылкой в его книгу «Миф о рождении героя». В этой работе Фрейд утверждает, что многие дети (прежде всего мальчики) отчасти по сексуальным причинам, отчасти из-за невнимания родителей, а частично и просто из зависти к детям из более благополучных семей начинают фантазировать, что на самом деле они являются не родными, а приемными детьми в семье, и у них есть другие, «настоящие родители». Но так как происхождение от матери является непреложным и вдобавок на нее направлена инфантильная сексуальность, то чаще всего на следующем этапе развития начинает представляться более богатый, более могущественный и т. д. «настоящий» отец. Как следствие, у малыша возникают мысли о неверности матери отцу и т. д.

Именно такие фантазии, по версии Отто Ранка (и Фрейда), и лежат в основе многих мифов и сказок разных народов, в которых герой, рожденный в царской семье, воспитывается бедными приемными родителями, чтобы затем после многих приключений занять полагающийся ему по закону трон.

«Такими невротическими детьми, — говорится далее, — оказываются главным образом те, кого родители наказывают, чтобы отучить от вредных сексуальных привычек (то есть от онанизма; и то, что Ранк и Фрейд избегают этого слова, говорит о многом. — П. Л.). Такие дети своими фантазиями мстят родителям. Самые младшие в семье в особенности склонны лишать своих предков их превосходства (в точности как в исторических сюжетах). Интересная вариация обычного семейного романа сводится к восстановлению законности рождения самого сочиняющего героя, тогда как другие дети выставляются при этом как незаконные. Кроме того, семейный роман может подчиняться особым интересам, всевозможного рода влечениям, дающим начало выдумкам самого разнообразного характера. Например, юный романтик таким образом может избавиться от отца с сестрой, которая привлекает его в сексуальном плане»[190].

Правда, вслед за этим тут же следует важное разъяснение:

«Тот, кто в ужасе отворачивается от этой развращенности детского ума или, скажем, оспаривает вероятность такого положения дел, должен принять во внимание, что все эти с виду неблаговидные фантазии в конечном итоге не имеют такого пагубного смысла и что под их тонкой личиной всё равно сохраняется изначальная любовь ребенка к своим родителям. Неблагодарность и предательство со стороны ребенка являются лишь видимостью, ибо, исследуя более детально самую распространенную из этих романтических фантазий, а именно замену обоих родителей или только одного отца более высоко стоящими лицами, можно увидеть, что эти новые, знатного происхождения родители во всем наделяются качествами из реальных воспоминаний о настоящих, простых родителях, так что по существу ребенок не устраняет своего отца, а возвышает его. Стремление заменить реального отца на более выдающегося в целом является просто выражением желания ребенка вернуть „добрые старые времена“, когда отец еще казался самым сильным и благородным, а мать — самой милой и прекрасной женщиной»[191].

И снова нельзя не признать, что эти мысли Фрейда, вне сомнения, отражают определенный феномен детской психологии. Но сами эти наблюдения, опять-таки вне сомнения, почерпнуты Фрейдом из его личного опыта и исповедей его пациентов, большинство из которых были евреями.

Достаточно вспомнить, какое неизгладимое впечатление и какой страшный осадок оставил в душе Фрейда рассказ его собственного отца, как тот спасовал перед антисемитом, сбившим с него на улице шапку. Поэтому «семейный роман невротика» — это прежде всего «семейный роман» живущего в нееврейском, а то и в антисемитском окружении еврейского мальчика и мечтающего о том, чтобы у него были родители-неевреи; чтобы тот факт, что он — еврей, оказался бы ошибкой.

Один известный израильский журналист в беседе с автором этих строк как-то признался, что когда он в московском детском саду впервые услышал антисемитские высказывания и вдобавок с удивлением узнал, что он тоже еврей, то, придя домой, спросил деда, правда ли это.

«Да, — ответил дед (кстати, всемирно известный ученый, академик). — Мы все — евреи: и я, и бабушка, и папа, и мама, и ты, и твой братик Боря…»

«Вот и будьте евреями, если вам не стыдно! — ответил будущая звезда израильской журналистики. — А у меня есть другие родители!» После этого он ушел из дома и шесть часов прятался в каких-то кустах, где его и нашли насмерть перепуганные родители.

Именно «семейный роман невротика» в итоге заставит Фрейда настаивать на том, что Моисей был египтянином. Но это произойдет позже. Много позже.

20 августа 1909 года «трое в лодке, не считая собаки» (так как никакой собаки и не было), то есть Фрейд, Юнг и Ференци, встретились в Бремене, чтобы сесть здесь на пароход «Джордж Вашингтон», следующий не куда-нибудь, а в самые что ни на есть Соединенные Штаты Америки.

Разумеется, у них было время, чтобы поменять валюту, осмотреть местные достопримечательности, включая Бременский собор, в подвале которого хранятся несколько мумифицированных трупов горожан. Потом был обед в ресторане, за которым Юнг провозгласил, что отказывается от воздержания от спиртного, за что все трое дружно выпили. И вот после этого у Фрейда случился странный приступ слабости, который Юнг впоследствии называл обмороком, и, возможно, так оно и было. Причиной обморока стали начатые Юнгом разговоры о мертвых, навеянные посещением собора, но Фрейд увидел в них свидетельство того, что Юнг желает ему смерти.

Путешествие на корабле также было полно впечатлений, причем не самых приятных. Фрейд вскоре обнаружил, что вместе с ним на пароходе находится профессор философии Вильям Штерн, который также должен был читать лекции в Университете Кларка. Штерн, выдающийся ученый, в свое время написал не очень лестную рецензию на «Толкование сновидений» и с тех пор воспринимался Фрейдом исключительно как «негодяй» и «отвратительная личность» — как, впрочем, Фрейд относился ко всем, кто осмеливался критиковать его в прессе.

Узнав, что в списке пассажиров имя Штерна записано правильно, а его — с ошибкой, как «Фрейнд», Фрейд пришел в ярость (позже эту ошибку повторят американские газеты). Когда же Фрейд заметил, как «негодяй Штерн» о чем-то беседует на палубе с Юнгом, то поспешил позвать ученика и таким образом прервать разговор. В своем дневнике Фрейд назвал Штерна «потрепанным евреем», еще раз выразив таким образом свое презрение к галицийским евреям, а значит, по большому счету и к себе самому.

Пока корабль плыл, все трое развлекались тем, что «анализировали друг друга», но, судя по всему, в итоге этот анализ доставил каждому из путешественников мало радости. Вдобавок именно на корабле Юнг и Ференци поняли, что Фрейд, как и многие мужчины после пятидесяти, страдает от увеличения простаты и вынужден слишком часто бегать в туалет.

Наконец вдали показалась статуя Свободы, и все пассажиры собрались на палубе. «Неужели они не знают, что мы везем им „чуму“?» — растроганно сказал Фрейд Юнгу, глядя на берег. Таким образом, он вновь чувствовал себя конкистадором и не сомневался, что сумеет покорить Америку — так же, как уже начал покорять Европу.

190

Ранк О. Миф о рождении героя. Киев, 1997. С. 222.

191

Там же. С. 222–223.