Ксеноцид (др. перевод)

– Я считаю, что «Жизнь Человека» правдива.

– Это твое право, Цин-чжао. Но почему ты так считаешь?

Потому что, когда она читала ее, каждое слово показалось правдой. Но что ей ответить отцу? Вот достойный ответ:

– Потому что, когда я читала ее, я почувствовала, что эта книга обязана нести в себе истину.

– Понимаю.

– Теперь ты убедился, насколько я глупа.

– Напротив. Я убедился в твоей мудрости. Когда ты слышишь правдивую историю, частичка тебя откликается независимо от стиля повествования и доказательств, приведенных в нем. Пусть повесть неумело изложена, все равно ты полюбишь ее, ведь ты любишь истину. Пусть книга будет очевидным подлогом, и ты все равно поверишь, что бы в ней ни заключалось, потому что ты не умеешь отрицать истину, в какое бы одеяние она ни была облачена.

– Тогда как случилось, что ты не веришь «Жизни Человека»?

– Я использовал не совсем верные слова. Мы обсуждаем два разных понятия – «истина» и «вера». Ты веришь в то, что история правдива, потому что укоренившееся глубоко в тебе чувство истины взывает к этому. Но ощущение истины не распространяется на фактическую основу всей истории – дословно ли она отражает события, случившиеся в реальном мире? Твое внутреннее чувство правды реагирует на причинность повествования: истинно ли оно передает принципы, на которых основана Вселенная, и волю богов, исполняемую смертными?

Цин-чжао обдумала эти слова и понимающе кивнула:

– Стало быть, «Жизнь Человека» во вселенском смысле может нести истину, но фактически отражать ложь?

– Да, – подтвердил Хань Фэй-цзы. – Ты можешь прочитать книгу и почерпнуть в ней великую мудрость, потому что это есть истина. Но точно ли эта книга представляет нам пеквениньос? Такому не многие поверят – раса млекопитающих, после смерти превращающихся в деревья? Как прекрасно, как поэтично! Но с точки зрения науки – полная нелепость.

– Но тебе откуда знать, отец?

– Я вовсе не уверен в своих заключениях, нет. Природа сотворила множество причудливых вещей, и вероятность, что «Жизнь Человека» подлинна и полностью правдива, действительно существует. Поэтому я не верю ей, но и не отвергаю. Я выжидаю. Однако я не предлагаю Конгрессу отнестись к Лузитании так, будто и в самом деле она населена теми сказочными существами, которые описаны в «Жизни Человека», поскольку все мы знаем: пеквениньос могут нести нам смертельную угрозу. Они чужды нам.

– Они рамен.

– Согласно книге. Но рамен они или варелез, мы точно не знаем. Флот оснащен Маленьким Доктором, потому что может возникнуть ситуация, когда необходимо будет спасти человечество от неописуемой угрозы. Не нам решать, применять его или нет. Решение остается за Конгрессом. Так же как не нам решать, следовало посылать его или нет, – Конгресс вынес свое решение. И уж безусловно, не нам решать, должно ли существовать такое оружие, – боги объявили, что оно может существовать.

– Значит, Демосфен был прав. Молекулярный дезинтегратор присутствует на кораблях флотилии.

– Да.

– И правительственные досье, что обнародовал Демосфен, также подлинные.

– Да.

– Но, отец, в свое время ты наравне с другими заявлял, что это не что иное, как фальшивка.

– Как боги говорят лишь с избранными, так и тайны правителей могут быть известны лишь тем, кто достойно сумеет распорядиться знаниями. Демосфен раскрывал могущественные тайны людям, которые не годились для того, чтобы мудро с ними обойтись, поэтому, ради блага человечества, с этим нужно было покончить. Единственный способ сохранить тайну, когда она уже всем известна, – заменить ее ложью; тогда только ты один снова будешь обладать ею.

– Ты сейчас говоришь мне, что Демосфен не лгал – лгал Конгресс.

– Я пытаюсь донести до тебя, что Демосфен – враг богов. Мудрый правитель никогда бы не послал флот на Лузитанию, не снабдив его средствами, чтобы тот свободно мог отреагировать на любую ситуацию. Но Демосфен использовал свое знание о присутствии Маленького Доктора на кораблях флота, чтобы заставить Конгресс отозвать флотилию. Следовательно, он желает вырвать власть из рук людей, которым сами боги повелели править человечеством. Что будет, когда люди начнут свергать правителей, данных им богами?

– Хаос и страдания, – ответствовала Цин-чжао.

История была полна подобных примеров, пока боги не послали им сильных правителей и институты, способные поддержать порядок.

– Таким образом, Демосфен не соврал, объявив о Маленьком Докторе. Неужели ты думаешь, что враги богов постоянно обязаны лгать? Если бы так! Тогда было бы куда легче их опознать.

– Если мы можем лгать во имя богов, какие еще преступления мы можем совершить, прикрываясь их именем?

– Что есть преступление?

– Противозаконное деяние.

– Что есть закон?

– Понимаю – законы издает Конгресс, следовательно закон – это то, что говорит Конгресс. Но Конгресс состоит из обыкновенных мужчин и женщин, которые способны как на добро, так и на зло.

– Вот теперь ты несколько ближе к истине. Мы не можем совершать преступления во имя Конгресса, поскольку именно он издает законы. Но если когда-нибудь Конгресс встанет на сторону зла, тогда, повинуясь ему, и мы начнем творить зло. Это вопрос совести. Однако, если такому суждено случиться, Конгресс наверняка лишится расположения небес. И нам, Говорящим с Богами, не придется ждать и удивляться происходящему, подобно остальным людям. Если Конгресс когда-нибудь лишится расположения богов, мы сразу узнаем об этом.

– Значит, ты солгал потому, что Конгрессу благоприятствуют боги.

– И я уверился, что помочь им сохранить все в тайне – это божья воля, направленная на благополучие человечества.

Цин-чжао никогда не смотрела на Конгресс с такой точки зрения. Все книги по истории, которые она штудировала, представляли Конгресс в качестве великого связующего звена человечества, и, согласно учебникам, все его деяния были благородны. Сейчас, однако, она поняла, что не все его действия выглядят благородными. И все же это вовсе не означало, что они творят зло.

– Я должна узнать у богов, действительно ли воля Конгресса отражает их волю, – сказала она.

– Ты сделаешь это? – спросил Хань Фэй-цзы. – Будешь ли ты повиноваться воле Конгресса, даже если тебе покажется, что он не совсем прав, пока к нему будут благоволить боги?

– Ты хочешь, чтобы я поклялась?

– Хочу.

– Тогда да. Пока Конгресс не лишился расположения богов, я буду повиноваться.

– Я должен был просить тебя поклясться – таковы требования безопасности Конгресса, – кивнул он. – Без этого я не мог бы поручить тебе задание. – Он прокашлялся. – Но теперь я прошу тебя еще об одной клятве.

– Я принесу ее, если смогу.

– Эта клятва исходит… она исходит из великой любви. Хань Цин-чжао, будешь ли ты служить и повиноваться богам во всем и всю свою жизнь?

– О, отец, нам не нужна эта клятва. Разве боги уже не избрали меня и не ведут по жизни своими голосами?

– Тем не менее я прошу тебя поклясться.

– Всегда и во всем я буду преданно служить богам.

К ее удивлению, отец опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои. Слезы катились по его щекам.

– Ты сняла с моей души тягчайшую ношу, что когда-либо лежала на ней.

– Но почему, отец?

– Перед смертью твоя мать просила меня дать ей слово. Она сказала, что, поскольку ее характер полностью выражен в искреннем почтении к богам и поклонении им, ты сможешь узнать ее ближе, только если я научу тебя так же преданно, как она, служить богам. Всю жизнь я боялся, что у меня ничего не получится, что ты отвернешься от богов. Что ты возненавидишь их. Или что ты можешь оказаться недостойной их речей.

Эти слова до глубины души потрясли Цин-чжао. Она всегда считала себя недостойной богов, слишком грязной, чтобы предстать перед их взором, даже когда они не требовали от нее прослеживать древесные жилки. Только сейчас она узнала, насколько велика была ставка: любовь ее матери к ней.