Страница 29 из 116
Каменный Медведь хоть и самый сильный из живущих, никогда не мог видеть келе глазами, зато услышал, когда духи собирались трясти землю, и увёл народ от скалы, накрывшей старое стойбище задолго до того, как келе подгрызли её корни. Он слышит духов подземного огня в недрах дымящей горы, может за день почуять шторм, идущий с моря. Умеет призывать к берегу моржей и не дать разбежаться стаду оленей. Но никогда не призывал к себе келе из другого мира, зачем нести грязь туда, где её и так хватает?
Воздух в яранге дрожит всё сильнее, шаману нужен ответ, для чего пришли в мир странные духи. Они пришли в неверное время, каждый ребёнок знает, келе сильны полярной ночью, в стужу, когда пурга закрывает мир воющей мглой. Келе не выносят солнечного света, а эти появились перед Каменным Медведем в разгар лета, когда Солнце вовсе не спускает глаз с северных земель. И тот из них, что ходит как человек, каждый день подставляет кожу под солнечные лучи. Может, они не духи? Мир при их появлении дрогнул, как при рождении младенца, но разве может живое существо родиться без матери? И человек, и птичье яйцо, и рыбья икра зарождаются внутри живого существа женского пола. Новорождённый слаб, мал и требует заботы, а не таскает на спине снежных баранов.
Пляшут в такт языки пламени в двух мирах, нет ответа на вопрос, мучающий старого шамана. Злые духи не умеют охотиться, хотя всегда готовы стащить добычу у зазевавшегося добытчика. Кто слышал о келе, который делится добычей с человеком? Не понять, кто живёт с тобой в соседней яранге — какой позор для шамана! Но не это главное для Каменного Медведя. Кто пришёл, он постарается разглядеть сам. Ему важно знать зачем? Перед взглядом камлающего Медведя расступаются языки пламени, и в глубине блестящей поверхности проступает ответ, который посылают ему предки. Высокие скулы, внимательные умные глаза под белыми бровями, короткий нос, седые усы и белые пряди бороды. Духи предков показали шаману его собственное лицо.
Затих бубен, повис на стене. В мешок из замши улеглось серебряное зеркало. Вырезанный из моржового клыка колпачок на костяной ручке, накрыв, погасил пламя жирника. Хлопнула, выпуская хозяина, покрышка яранги. Каменный Медведь медленно спустился на морской берег и долго глядел на разбивающиеся о гальку волны. Подошёл к воде, поднял длинную бурую ленту морской капусты и с удовольствием начал её жевать. Келе пришли к нему, предки указали прямо. Шаман посмотрел на выход из залива. Пока он понял только одно. С тех пор, как эта парочка появилась перед ним, он перестал так горевать по уплывшим на юг соплеменникам. Ему было некогда.
***
«Как я последнее время легко привыкаю к новому месту жительства. Любой угол, где довелось переночевать, воспринимается как дом. Даже лодка, на которой мы с Маней по реке шли. И так же легко ухожу. О той же лодке только теперь и вспомнил».
Роман с Машкой после суточного отсутствия возвращаются в селение со стороны гор. Оказывается, с той стороны мыса расположено большое моржовое лежбище. Громадные звери, выстлавшие бурыми тушами широкий пляж, толкались, ревели, дрались, пробирались к воде и обратно. Здесь мяса могло хватить тысяче Машек на тысячу лет. Всё упирается в два вопроса. Как доставить и как сохранить. Убивать огромного зверя, для того чтобы взять килограммов пятьдесят мяса и разок покормить до отвала свою зверушку однозначно не стоило. Никакого транспорта, способного доставить тонну — полторы груза вокруг длинного скалистого мыса не было, и не предвиделось. С пляжа пришлось уходить, карабкаясь по склонам — моржи забили пляж полностью, от линии прибоя до скал, не оставив места, на которое можно было бы поставить ногу.
Натаскавшись по кручам, Роман собирался уже возвращаться, но с седловины очередного перевала разглядел в горах небольшой просвет. Долинка, по дну которой протекала неширокая порожистая речка, оказалась небольшой, но поверхность воды там и тут рассекали спинки идущих на нерест лососей. Машка, которая рыбу любит не меньше мяса, в три прыжка вылетела на перекат, и через минуту, радостно урча, уже отгрызала голову первой рыбине. Слегка подкрепившись, рыся стала ловить рыбу уже из любви к искусству, и пока Роман не пресёк это избиение, вытащила на берег дюжину рыб, каждая из которых была не меньше десяти килограммов весом. Слегка обидевшись на то, что ей не разрешают весело проводить время, Маха отправилась доедать рыбину, пойманную первой. А Шишагов стал думать, как сохранить её добычу. Выход нашёлся недалеко — в глубокой лощине на северном склоне ближайшего высокого холма после нескольких ударов топором грунт заискрился кристаллами льда. Вырубать в мерзлоте яму подходящих размеров пришлось долго, время от времени подкрепляясь сырой рыбой, и растущим на южном склоне холма щавелем. Неожиданно, помогать стала Машка. Во время очередного передыха она залезла в вырытую яму, и из-под её мощных лап полетел выкопанный грунт. С такой помощью нора в мёрзлом грунте была выкопана чуть быстрее, и больших размеров, чем планировалось. В получившийся морозильник вошла вся пойманная Машей рыба, ей даже разрешили изловить ещё несколько штук. Выход Роман забил кусками мерзлого грунта, для надёжности привалив сверху большими камнями. И вот теперь, после всех приключений, неся на горбу пару рыбьих тушек, Шишагов спускался к своему новому месту жительства. На склоне уже можно было разглядеть пятна яранг.
***
Первая жена Каменного Медведя умерла родами, оставив ему двух мальчишек — близнецов. Сильно любил её, до сих пор вспоминает звонкий смех, толстые чёрные косы, достававшие до колен. Когда Красная Лиса танцевала танец весенней чайки, даже старики начинали щёлкать пальцами. Вторую жену, бездетную, заломал медведь когда она собирала морошку в тундре. Больше жён шаман брать не стал. Сыновья выросли, женились, всю работу в яранге делали невестки. Прошлой зимой один из сыновей пропал на нерпичьей охоте, в стойбище вернулись три собаки из десяти, волоча за собой обрывки алыков. Одна из них потом издохла от ран. Видно, голодный хозяин льдов напал на упряжку. Пройти по следам не удалось — сильный шторм разломал припай и оторвал его от берега. Невестка собрала детей и вернулась в род своего отца. Второй сын уплыл на юг вместе с родичами.
— Мои дети растут, отец — сказал он — Где я найду сыновьям жён, за кого отдам замуж дочерей? Прости, отец, но мы уйдём с остальными людьми.
Каменный Медведь смотрел на него, и кивал. Шевелились губы сына, но изо рта выходили слова его жён. Обида толкнула отца в сердце, старик молча собрался, взял копьё и ушел в скалы. Когда вернулся, говорить в стойбище было уже не с кем.
«Теперь сиди, старый дурак, делай бабью работу». Каменный молоток в его руках раз за разом ударяет по куску моржового мяса. Моржатина — добрая еда, тому, кто набил ею живот, долго не захочется есть. Вода в котелке закипела, и шаман бросил в неё мясо. Подумав, покрошил на дощечке пригоршню вяленых оленьих кишок, бросил туда же, помешал, чтобы варево не прилипло к стенкам.
«Глупый келе отчистил котлы от следов старой хорошей еды. Как можно так верить своей удаче, чтобы отчистить старую? Захочет ли новая еда лезть в голый котёл? Они пошли в сторону моржового лежбища. Может, в этот раз принесут с собой моржа?»
Представив, как злые духи тащат через горы огромную тушу, старик заулыбался. Хо! Не надорвались бы бедные келе! «Хорошо бы, они ушли насовсем. Мешают только».
Варево в котелке снова закипело, старик старательно размешал костяной лопаточкой пену, подождал немного и снял котелок с огня. Перелил бульон в чашку, мясо выложил на дощечку, а в вареные кишки добавил квашеной оленьей крови. Много правильной еды, и человек работает с охотой, ходит быстро, а живёт долго. Сначала шаман принялся за моржовое мясо — хватал край куска зубами, взмахом ножа отсекал жёсткую плоть у самых губ, и проглатывал, практически не жуя. Съев мясо, заел его кишками с кровью, и запил добрую еду бульоном.