Страница 101 из 116
***
- Нет, Вага. Нельзя пить, ложкой черпай. Нет, ложкой! Так, молодец, хорошо. Ты у меня хороший парень, только озверел слегка. Ешь, Вага, не отвлекайся.
Вага, если перевести на русский, это вес. Важить - значит взвешивать. Но ещё это жердь, которую используют как рычаг, чтобы поднять тяжесть, примитивный домкрат. Тяжёлым грузом оказался для Ромы оборотень, поневоле поверишь, что не просто так достаются людям имена. На следующее утро после полученной трёпки волколак подхватился с земли и заметался по селищу. Увидел Шишагова, подошёл и сел рядом. Пытается что-то сказать, но не может. Роман, когда разглядел сквозь грязные космы его глаза, понял - всё. Так потерявшаяся собака на найденного хозяина смотрит - виновата, ждёт наказания, и всё равно любит. Но собака одна, а здесь, считай, сразу двое любят, и зверь и человек. Человек ещё и на помощь надеется, хоть его уже почти не осталось.
- Хорошо, Вага, молодец. Теперь отнеси миску Прядиве. Да, Вага, ты отнеси. Что сказать надо?
Вага на тётку смотрит волком, но челюсти расцепил:
- Блдр-р...
- Умница, всё, пошли на стройку, поможешь колесо на плотину ставить.
Обрадовался, просиял, пристроился сбоку, ладони потирает. Звук - будто две доски трутся. Нелегко с ним - мыть, стричь и переодевать пришлось самому, на остальных Вага рычал. Шишагов побоялся, что волколак снова сорвётся, обиходил сам. Наблюдая за Вагой, сам не верил, что сможет снова разбудить в нём сознание. Но рук не опускал, возился, как с маленьким ребёнком, с азов начал, с мелкой моторики - есть заставлял только ложкой, пить из чашки. Вместе плели сбрую из ремешков, корзины из прутьев. Время идёт, Вагины пальцы вспоминают былую сноровку, его корзины уже используют в хозяйстве, и спит он на циновке, которую сам сплёл из рогожи. Ещё Вага заговорил. С Романом, с Этайн и с Махой. Внутри семьи, так сказать. С прочими не желает. Трудно, тяжело, с великим трудом заставляет шевелиться непослушный язык, напрягает отвыкшие губы, но говорит. Больше всего с рысей - её не стесняется, оттого и получается лучше. А сначала Роман решил - не уживутся. Больно некрасиво встретились.
Маха приволокла из пущи тушку годовалой свинки, устала - издалека несла. Теперь показать добычу вожаку, выслушать похвалы, потискаться - и спать. А рядом с Романом сидит ЭТО. Лохматое, вонючее, угрюмо озирающееся создание. Маха оскорбилась. В её прайде, на её территории, чудовищам места нет! Здесь есть чудо - она сама, умная и красивая, остальные лишние. Свиная туша легла на песок, Маха пошла по кругу, припадая к земле. Красиво шла - уши прижаты, губы задрались, в пасти белые клыки, что кинжалы, куцый хвост вытянут по струнке. Как она шипела! Доведись услышать анаконде - сдохла бы от зависти. Больше центнера ярости, с полным комплектом клыков и когтей. Волколак её вроде и не заметил - только глаза стали совсем стеклянные, кисти рук повисли ниже колен, вот-вот нитка слюны потянется на бороду. Не дать им сцепиться - это был подвиг. Роман справился, но чего это стоило, поняла только жена.
- Какой ты... - уткнулась вечером лбом в широкую грудь, - это было труднее, чем остановить быка, да?
Время своё берёт, Маха сменила гнев на милость, и однажды Этайн, приложив палец к губам, поманила Романа за собой. Когда заинтригованный Шишагов тихо подкрался, показала рукой - Рыся лежала, вывалив из пасти алый язык, и слушала Вагу, оборотень ей что-то тихо рассказывал и чесал за ухом.
Механический молот запустили в работу в начале червеня - когда довели до ума первое колесо на нижней плотине. Второе, для привода лесопилки, пока только в планах.
Роман выглянул из дверей, махнул рукой старшему Дзеяновичу:
- Пускай!
По открытому жёлобу хлынула вода, ударила в лопатки колеса. Колесо дёрнулось и завертелось, набирая обороты. Бревенчатые валы передали вращение на литые бронзовые шестерни, массивный эксцентрик заставил кованую конструкцию с вытесанным из гранита тяжелым бойком подняться по направляющим, чтобы тут же упасть на наковальню. Грохнуло хорошо. Молот тут же встал - нужно посмотреть, как выдержали испытание все его части. Роман уже собирался лезть к бойку, когда заметил, что зрители и участники испытаний пятятся в разные стороны. Оглянулся - Вага стоял в позе задумчивой гориллы, покачиваясь, обманчиво медлительный и неуклюжий.
- Оборотился! - громкий шёпот Рудика будто спустил курок.
Вага прыгнул, но не на людей, а к испугавшему его механизму. Шишагов на лету ухватил его за руку, поддёрнул, закручивая - оборотень полетел кувырком. Рома бросился следом, прижал к полу и удержал, хоть мышцы стонали от нагрузки. Уставился в глаза, пытаясь пробиться сквозь затянувшую их пелену бешенства, обратив свою - трезвую, расчётливую ярость против затопившей мозг оборотня дикой силы. Получилось, потому что знал, где искать, - на собственном опыте изучал, привязанный к дереву, в рое рассерженных диких пчёл. Глаза оборотня ожили, хватка ослабла, выгнувшееся в попытке вырваться из захвата тело обмякло. Роман отпустил его. Вага, пошатываясь, отошёл в угол, сел на корточки и обхватил голову руками.
Есть в сутках время, которое Роману нравится больше всего - дневные дела закончены, остановлены водяные колёса, из кузницы не доносится стук молотов, отдыхают топоры и пилы, уставшие работники ушли к плотине - смывать трудовой пот под потоком падающей из жёлоба воды, готовятся к ужину. Можно просто сидеть на скамейке, держать в руке узкую ладошку жены. Её неторопливый рассказ ласково вплетается в симфонию охватившего тебя счастья. Но иногда Этайн ставит вопрос ребром:
- Муж мой, если ничего не менять, скоро мы Прядиву и Живу замуж отдавать будем.
Не сразу смекнувший о чём идёт речь Шишагов сначала растерялся, потом сглупил:
- Почему это?
- Потому что на полтора десятка крепких мужчин в твоём селении нет ни одной молодой женщины, девчонка - подросток, я и две старых бабы - всё, дорогой. Ещё немного, и наши тётки покажутся им красавицами. Ты думал об этом?
Роман виновато вздохнул в ответ. Этайн прижалась к нему, растрепавшийся локон её причёски щекотно прошёлся по его шее.
- Тебе просто не хватило времени, я понимаю. Я подумала вместо тебя. У нас сейчас много железа. И большую часть вы пускаете на инструменты - хорошие, дорогие инструменты, которые очень любят вильцы. Поморянам такие инструменты ты продавать не хочешь. Нужно сделать для них всё из простого железа и купить женщин и девушек. На первое время хотя бы пять - шесть. Об остальном подумаем осенью, перед большим торгом. Хорошо?
Роман только молча кивнул. Такие здесь порядки.
***
Старох обходит за Шишаговым его хозяйство, прихлёбывая квас из большой кожаной фляги.
- Изрядно ты развернулся. А пива что, совсем нет?
- Пиво варить рук не хватает, и времени жалко.
Военный вождь приплыл сразу после полудня на трёх больших челнах, потому что вместо сырого железа, которое задолжал Шишагову за стальные секиры, привёз другой товар - зерно и рабов. В основном женщин разного возраста. Объяснил просто:
- Не удержался я. Больно хорошо сбродники нынче за железо платят - жмут их сканды, а доспехи хорингов без хорошего наконечника не пробить. Дзеян сказал - у тебя сырого железа теперь хватает. Я больше народу привёз, чем должен, думаю, у тебя тоже металл на продажу взять. Ты не смотри, что бабы, руду из болота грести и месить глину они лучше мужиков будут.
То, что Старох знает о Роминых нуждах не намного меньше хозяина, не удивительно. Шишагов на его месте такого занятного кадра без внимания не оставил бы. Но с чужих слов вождю судить надоело, захотел своими глазами посмотреть, не утерпел. Понравилось, глаза горят, руками машет - чуть ладонь в шестернях не оставил, еле оттащил его. Пока Рома экскурсию водил, хозяйки накрыли стол - на троих.
- Нам бы с глазу на глаз потолковать, - неодобрительно глянул Старох на стоящую у стола Этайн.