Страница 47 из 54
— Вы вели опасную игру, лейтенант, — заметил ему лорд Альбемарль, — вас могли накрыть прежде, чем вы сделали это сообщение, и признать вас действующим заодно с изменниками!
— Я знал, что рискую головой в этом деле, но это — обязанность слуги своего государя и отечества!
— Прекрасно сказано! — одобрил герцог. — Скажите, где находятся эти пещеры, о которых здесь упоминается?
— На прибрежье острова Уайта!
— Не знаете ли вы, кто их агенты в Портсмуте? — продолжал спрашивать король.
— Еврей Лазарус, в Малой Оранж-Стрит, и одна женщина по имени Могги Салисбюри, муж которой служил у меня боцманом на судне, но затем чьими-то заботами получил отставку и был отчислен с моего судна!
— Лорд Портландский, отметьте это обстоятельство и постарайтесь разузнать, кто хлопотал за этого Салисбюри! А вы теперь можете идти, г. лейтенант, мы призовем вас после, а до тех пор вы должны хранить все это в тайне!
— Я имею исполнить еще один долг, — сказал Ванслиперкен, доставая из кармана сверток золотых монет, — это — деньги, полученные мной от изменников; офицеру, честному слуге короля, не подобает пользоваться этими деньгами!
— Вы правы, лейтенант! Эти деньги должны поступить в казну, следовательно, теперь принадлежат мне, — проговорил король, — а я, король, дарю их вам за вашу верную службу!
Ванслиперкен положил золото обратно в карман, низко поклонился королю и удалился.
Надо сознаться, что он мастерски воспользовался своим положением и теперь уезжал из дворца счастливый и довольный, в то время, когда вдова Вандерслуш подъезжала к дворцу. Он взглянул на нее насмешливо и свысока, а она процедила сквозь зубы: «Погодите только, мистер Ванслиперкен, посмотрим, на чьей улице будет праздник!»
По уходе Ванслиперкена король сказал:
— Что эти копии тождественны, это, кажется, не подлежит сомнению!
— Да, я тоже того мнения, но… Я сильно сомневаюсь в верности и преданности этого офицера Вашему Величеству. Не говорю уже о том, что гораздо естественнее было бы ему, взявшись за такое дело, представить своему правительству первую такую бумагу, чтобы обезопасить себя и получить разрешение на дальнейшее продолжение задуманного им дела, на пользу Государю. Возьмем только то, что ему в течение более двух лет поручалась доставка всех королевских и государственных депеш, и что человек, решавшийся вскрывать и переписывать письма, доверенные ему знакомыми, может также сделать то же самое и с депешами своего правительства!
— Да, это, может быть, правда! — задумчиво согласился король.
— Как известно Вашему Величеству, мингер ван-Краузе был заподозрен в измене, и показания этого офицера подтвердили эти подозрения. Но вспомните, что возбудило эти подозрения? То, что он знал все государственные тайны, которые могли доходить до него не иначе, как через посредство доверенного нашего лица, которое злоупотребляло нашим доверием. Теперь мне кажется ясно, что мингер Ванслиперкен получал эти сведения тем же самым путем, каким мы получили копии с писем заговорщиков. Я, конечно, могу ошибаться, но что-то в наружности этого человека решительно говорит мне.
— Что?
— Что он изменник по отношению и к тем, и к другим!
— Мне кажется, что лорд Альбемарль прав! — поддержал герцог Портландский.
— Все это вскоре можно будет проверить, но прежде всего нам следует решить вопрос, как поступить с теми, на кого он донес, о чем мы и поговорим на совещании!
На совещании было решено, что ровно в полночь полиция проникнет в дома синдика ван-Краузе, вдовы Вандерслуш и отца иезуита, и эти личности, равно как и все другие заговорщики, каких застанут у них, будут немедленно отведены в тюрьму, а куттер будет отправлен немедленно в Англию с приказанием арестовать всех лиц, указанных Ванслиперкеном, пещеры же — атаковать вооруженной силой, и всех, кого там найдут, захватить. Кроме того, адмиралу предписывалось в качестве руководителя и главного действующего лица при атаке и взятии пещер на скале и при аресте указанных лиц пользоваться услугами лейтенанта Ванслиперкена.
ГЛАВА XLV. Много волнений, много хитростей и контрхитростей
Менее двух часов спустя после совещания, на котором была решена участь заговорщиков якобитской партии, Рамзай получил через одну старушку, которая тотчас же ушла, небольшую записку с извещением о всем, что было решено на совещании.
Размышлять особенно было некогда, надо было немедленно действовать. Не теряя ни минуты времени, Рамзай отправил доверенное лицо к отцу иезуиту с извещением о случившемся и просьбой известить о том остальных, а другую записку — Ванслиперкену, которого он требовал немедленно к себе, сам же прошел к Вильгельмине и сообщило ей, что правительства намерено сегодня в ночь схватить ее отца и его по подозрению в государственной измене и засадить их в тюрьму.
— Что касается вашего отца, дорогая моя, то его вполне оправдают, это не подлежит сомнению, но я, Вильгельмина, должен бежать немедленно, так как рискую жизнью!
— Вы покинете меня, Эдуард?
— Нет, дорогая, вы должны ехать со мной! Арест будет произведен ночью, но это не помешает толпе в доказательство своих верноподданических чувств разгромить и сровнять с землею этот дом, разграбить имущество и нанести вам сотни незаслуженных оскорблений. Вы не можете идти в тюрьму вместе с отцом и не можете одна остаться здесь беспомощной и беззащитной; вы должны ехать со мной, Вильгельмина, доверьтесь мне!
— Но могу ли я бросить отца в такую минуту?
— Вы спасете его этим, ваше бегство со мной будет доказательством его невинности! Решайте сейчас же: или вы последуете за мной, или же мы должны расстаться навсегда!
— Ах, нет, нет, Эдуард, это невозможно!
И после мучительной борьбы она, наконец, согласилась и, обливаясь слезами, пошла собираться в дорогу, а Рамзай прошел в комнату синдика и сказал, что имеет сообщить ему нечто чрезвычайно важное.
— Что же это такое, мой юный друг? — спросил синдик.
— Я узнал сейчас от одного лица, присутствовавшего на тайном совещании короля с его приближенными, что вы заподозрены в государственной измене и будете сегодня ночью арестованы и посажены в тюрьму!
— Боже правый! Это меня-то в тюрьму, меня, синдика города Амстердама!
— Да, такова благодарность Вильгельма за долгую и верную службу! Но надо решить, что делать: если хотите бежать, я имею возможность устроить ваше бегство!
— Бежать! Нет, никогда! Они, конечно, могут обвинить меня, могут казнить или сгноить в тюрьме, но бежать я не согласен!
— Я так и думал! — воскликнул Рамзай. — Но предусмотрительность требует, чтобы вы позаботились о своих капиталах, и когда вы будете оправданы, не остались бы нищим. Кроме того, у вас есть дочь, о ней тоже надо подумать!
— Вы правы, дорогой! Я тогда же последовал вашему совету и теперь вручу вам чеки на все мои капиталы, которые хранятся в Гамбурге и Франкфурте. Но что будет с моей бедной дочерью?
— Если бы с вами что-нибудь случилось, то вы можете доверить ее мне, клянусь вам в том спасением моей души!
— О, добрый друг мой! Как мне благодарить вас за вашу преданность! Вы останетесь здесь и будете ее хранителем и охранителем моего дома и имущества?
— Я? Я не могу оставаться здесь ни минуты; я сам рискую здесь головой. Меня также обвиняют в измене, а я — англичанин, и у меня много врагов, от которых мне не спастись. Вас же я могу совершенно обелить, и я это сделаю! О вашей дочери я тоже позабочусь; она не останется здесь, я отправлю ее в надежное место, доверьтесь мне, ван-Краузе!
— Я доверяю вам вполне, мой добрый, мой истинный друг, и благодарю вас за все!
Между тем вдова Вандерслуш, прибыв в королевский дворец в Гаге, приказала доложить, что она имеет сообщить нечто весьма важное королю. Но королю о ней не доложили, а только лорду Альбемарлю, который, услыхав ее имя, приказал пригласить ее к себе в приемную.
— Это та самая женщина, которая должна быть арестована по доносу лейтенанта Ванслиперкена! Вероятно, мы узнаем теперь кое-что интересное! — проговорил он, обращаясь к своим собеседникам.