Кошки

Бедная женщина, которая в кухне готовит мужу к завтраку пару сосисок, поворачивается и видит, что они исчезли. Не иначе как привидение! А может, она шлепает абсолютно невиновную собаку или ребенка. Или новую порцию сырых сосисок кладет на тарелку. На миг отвернулась — те опять таинственным образом исчезли. Серая кошка бежит по нашему саду, волоча за собой связку сосисок, чтобы уложить их на полу кухни. Возможно, этот ритуал восходит к ее предкам-охотникам, которых люди натаскивали отыскивать и приносить им пищу; и генетическая память об этом сохранилась у нее в подсознании, чтобы теперь превратиться в такой весьма своеобразный, чуть ли не человеческий язык.

На большом платане, растущем в конце нашего сада, дрозды каждый год свивают себе гнездо. Каждый год они выводят тут птенчиков, и маленькие птички совершают свои первые полеты прямо в зубы поджидающих внизу котов. Бывает, коты ловят даже маму с папой, слетающих с дерева в поисках своих птенцов.

Испуганное щебетанье и писк пойманной птицы поднимают на ноги весь дом. Серая кошка принесла в дом свою добычу, но только для того, чтобы все восхищались ее ловкостью, и вот она играет с птичкой, мучает ее — да еще с какой грацией. Черная кошка свертывается клубком на лестнице и следит. Она еще ни разу не убила птицы. Однако спустя три, четыре, пять часов после того, как серая кошка поймала эту птицу и та уже мертва или почти мертва, черная кошка подхватывает ее и швыряет вверх-вниз, имитируя игры серой кошки. Каждое лето я спасаю птиц от серой кошки, бросаю их подальше от нее, в воздух или в чужой сад — конечно, если они не сильно ранены и у них есть шанс оклематься. В этих случаях серая кошка впадает в гнев, прижимает уши, глаза ее сверкают, она страшно недоумевает. Принося в дом добычу, кошка испытывает законную гордость. Вообще-то птица — подарок для меня: но я этого я не понимала до того лета в Девоне. Но я ее ругаю и отнимаю птиц, я недовольна.

— Ах ты, отвратительная кошка! Кошка-мучительница бедных птичек! Кошка-убийца! Кошка-садистка! Кошка, забывшая о правилах честной охоты! Как тебе не стыдно?!

Она буквально искрится гневом в ответ на мою сердитую проповедь и опрометью кидается вон из дома с визжащей птицей в зубах. Я запираю дверь в сад, закрываю окна ставнями, пока продолжается эта пытка. Позже, когда все кончено, серая кошка возвращается. Она уже не трется о мои ноги, не приветствует меня. Она высокомерно уходит наверх и отсыпается. А в саду остывает трупик птицы, умершей скорее от изнеможения, чем от зубов и когтей кошки.

Когда я решила нанять рабочего для подрезки большого дерева, о чем просили соседи — одним не нравилось, что оно затеняет их сады, другие считали, что «от него столько мусора, от падающих листьев», — он стал мне жаловаться. Несмотря на то что он зарабатывает этим на жизнь, рабочий был недоволен тем, что приходится избавляться от деревьев.

— Каждый божий день, — с горечью говорил он, — звонят и звонят, один заказ за другим. Я прихожу. Вижу прекрасное дерево. Оно росло сто лет — что такое мы по сравнению с этим деревом? Нет, говорят мне, спиливай, оно мешает розам. Подумаешь, розы! Что такое розы по сравнению с деревом? Я должен спиливать дерево ради каких-то там цветочков! Только вчера мне пришлось спилить чудесный ясень, оставил пень высотой около метра. «Мы хотим сделать стол», — заявила мне дамочка. Стол, видите ли, а дерево росло сто лет. Она желает за этим столом пить чай и смотреть на свои розы. Сейчас деревья никому не нужны, деревья истребляют. А выполнишь работу как следует, подрежешь маленько — нет, это не по ним, им, видите ли, надо, чтобы дерево потеряло свой истинный вид. А кто о птицах думает? Вы знали, что вон на той ветке было гнездо?

— А кошки? — возразила я. — Пусть уж птицы устраивают себе гнезда где-нибудь в другом месте.

— Ну да, — ответил он, — все так говорят: мол, в кошках дело. А где, спрашивается, жить бедным птицам, если все деревья спилят? Нет, правда, пожалуй, брошу-ка я эту работу. Просто сил нет на все это безобразие смотреть!

Будь воля этого рабочего, он бы, наверное, предпочел людям деревья и птиц — нерасторжимое единство, священное. А от кошек он бы избавился, от всех разом.

Мое дерево он не искромсал, только подрезал сучья; и следующей же весной там вновь свили гнездо дрозды и, как обычно, прилетели мелкие птахи. Как-то раз одна залетела прямо в верхнее окно со стороны сада, в свободную комнату. И провела там целый день. Птичка так дружелюбно смотрела на меня, усевшись на спинку стула, с расстояния в один фут, почти глаза в глаза. У нее не было мотива бояться людей — пока. Я не открывала дверь из комнаты, а серая кошка так и рыскала по коридору. Позже в тот летний вечер, когда все птицы уже успокоились и уснули, маленькая птичка вылетела назад из окна и села на дерево, даже не опускаясь на землю. Так что все обошлось благополучно.

Этот случай напоминает мне одну историю, рассказанную дамой, которая живет на верхнем этаже семиэтажного дома в Париже, возле площади Контрескарп. Она считает, что путешествовать надо налегке, не обременяя себя излишним багажом, и быть готовой в любую минуту к переезду куда угодно. Муж у нее моряк. И вот однажды днем с верхушки соседнего дерева к ней в комнату залетела птица и не проявляла желания улетать. Женщина эта очень аккуратна, она не станет терпеть птичий помет. Но «что-то на нее нашло». Она разложила по полу газеты и позволила птичке проявлять свое дружелюбие. Птица не улетела на юг с наступлением зимы, как ей следовало бы; и вдруг моя подруга поняла, что взяла на себя большую ответственность. Если она теперь, зимой, выгонит птицу, та просто погибнет. А этой женщине надо было уезжать через пару недель. Она не могла оставить птицу. Так что она купила клетку и взяла птицу с собой.

Потом она рассказывала, представляя, как выглядела со стороны:

— Представь себе меня — меня! Меня! Приезжаю в провинциальный отель, в одной руке чемодан, в другой клетка с птицей! Это я-то! Но что мне было делать? Птица жила в моей комнате, значит, мне приходилось улещивать администрацию отеля и соседей. Меня стали воспринимать как очень гуманного человека — Боже мой! Старухи останавливали меня на лестнице. Девушки делились со мной своими любовными проблемами. Я вернулась в Париж и хандрила до весны. Потом с руганью вышвырнула эту птицу из окна и с тех пор всегда держу окна закрытыми. Ну, не вызову я теперь симпатии ни у кого, да и черт с ним!

Черная кошка забеременела во второй раз, когда котятам от первого помета только-только исполнилось десять дней. Я решила, что это вредно для ее здоровья, но ветеринар убедил меня, что все в норме. Самый младший из помета — а самые младшие по каким-то причинам часто обладают наиболее приятным характером, может, потому, что им надо своим обаянием компенсировать недостаток силы, которая в избытке досталась старшим братьям и сестрам, — попал в квартиру, населенную студентами. Он сидел на чьем-то плече возле раскрытого окна, когда в соседней комнате залаяла собака. От страха он непроизвольно выпрыгнул из окна с третьего этажа. Все в ужасе ринулись вниз, чтобы подобрать на тротуаре трупик. Но котенок спокойно сидел внизу и вылизывался. У него не было никаких повреждений.

Черная кошка, временно оказавшись без котят, спустилась из верхней комнаты и включилась в обычную жизнь. Вероятно, серая кошка предполагала, что черная навечно поселилась наверху и будет нести груз ответственности и материнства. Так что все поле действия в ее распоряжении. Но тут же поняла, что это не так; черная кошка может вернуться обратно в любой момент. Снова началась борьба за статус, и на этот раз итог был неутешителен для нее. Черная кошка приносила котят, она стала более уверенной в себе, и ее не так просто было запугать. Например, она не собиралась спать на полу или на диване, а только вместе с хозяйкой.

Эту проблему мы разрешили так: серая кошка спала в голове кровати, а черная — в ногах. Но будить меня имела право только серая. И теперь серая кошка разыгрывала представление исключительно ради своей соперницы: она меня дразнила, похлопывала лапкой, облизывала, мурлыкала и при этом все поглядывала на черную: ну-ка, смотри на меня. А что она выделывала при приеме пищи: смотри, смотри на меня. А когда охотилась за птицами: смотри, что я могу, а ты этого не умеешь. Я думаю, что в те недели обе кошки напрочь позабыли о существовании людей. Они воспринимали только друг друга, как соперничающие дети, для которых взрослые — просто легкоуправляемые продажные существа, находящиеся за пределами их собственного мирка, в котором ребятишки осознают только существование друг друга. Весь мир сужается до ощущения противника, которого надо побить или перехитрить.