Персиваль Кин

Легкий ветер едва волновал воду и гнал фрегат наш и неприятельский корабль; но купеческие суда, тяжело нагруженные, могли уйти только с сильным ветром.

Французский корабль шел к берегу под всеми парусами, будучи у нас на траверсе, и около семи часов, подойдя, вероятно, к мелкости, поворотил и шел прямо к дальнейшему от нас купеческому судну. Тогда корпус его поднялся из воды и показалась верхняя полоса. Два купеческих корабля были в трех милях у нас за кормою, а третье — в пяти, подвергаясь опасности быть отрезанным. Мы были на семи саженях глубины и по карте в одиннадцати милях от берега, который был так низок, что едва виден был с салинга. Матросам дан был час на завтрак, и потом забили тревогу. Капитан не приказал даже разводить огня, потому что все готово было к сражению, и уже начали доставать порох.

В десять часов мы были на семи саженях глубины; французский корабль был у нас за кормою на другом галсе и проходил в трех милях под ветром, у дальнейшего от нас купеческого корабля. Казалось, что этот последний должен был неизбежно попасть в плен, а также и два других наших приза, потому что французский корабль не уступал нам в скорости хода.

В четверть одиннадцатого он поворотил на другой галс и шел нам в кильватер, будучи в расстоянии от нас около двенадцати миль, так что корпус его еще не был виден.

— Он скоро догонит последнего купца, мистер Кин, — сказал Боб Кросс. — Этим призом командует мистер Дотт, и ему всегда приходится выпутываться из беды.

Между тем ветер стал меняться и стихать, и нашим призам снова явилась надежда уйти от неприятеля. Французский корабль был в четырех милях от последнего из них.

— Я думаю, скоро совсем стихнет, — сказал капитан Дельмар. — Поставьте грот-марсель на стеньгу; если заштилеет, француз может спустить шлюпки и взять наши призы, прежде чем мы в состоянии будем подать им помощь.

Старший лейтенант исполнил приказание капитана.

— Вызовите людей, назначенных на шлюпки, с ружьями и амунициею.

Было около одиннадцати часов, когда мы легли в дрейф. Ветер продолжал меняться и стихать, и французский корабль шел тише и тише. Мы бросили лот и нашли, что были на глубине пяти с половиною сажень.

В полдень после того, как мы легли в дрейф, положение судов было следующее: два купеческих судна, бывшие прежде в четырех милях у нас за кормою, теперь были возле нас, третье было около трех миль позади, а французский корабль в таком же от него расстоянии, так что фрегат наш был в шести милях от французского корабля.

ГЛАВА XXXII

Вскоре после полудня сделался мертвый штиль. Шлюпки спустили на воду и положили в них ружья и амуницию, приготовляя их к атаке. Мы не сводили глаз с неприятеля, следя за его маневрами, которые на таком расстоянии нетрудно было замечать. Капитан Дельмар знал, что он рискует, посылая свои шлюпки, потому что в случае, если бы ветер поднялся с моря, так что неприятель мог бы воспользоваться им прежде нас, он легко мог взять наши шлюпки и подойти к нам, прежде чем дойдет до нас ветер. Поэтому необходимо было взять предосторожность и не посылать шлюпки до того времени, пока французский корабль не спустит свои. Без сомнения, француз знал, что наши шлюпки спущены, потому что так же зорко следил за нами, как и мы за ним; но он хотел предупредить нас. Вдруг три шлюпки вышли из-за кормы французского корабля и стали грести прямо к купеческому судну; их спустили с кормы и с подветра, так что мы не могли этого заметить. Я тотчас донес об этом капитану, который приказал отправить и наши шлюпки.

— Кому прикажете принять команду над шлюпками? — спросил старший лейтенант.

— Мистеру Кину, — сказал капитан и прибавил: — Мистер Кин, я хочу поговорить с вами.

Капитан Дельмар подошел к гакаборту и в коротких словах рассказал мне те трудности, о которых я уже говорил, и которые должно было преодолеть.

— Вы понимаете меня, мистер Кин?

— Совершенно, — отвечал я.

— Так поезжайте немедленно, я вполне полагаюсь на вас.

Я отвалил от фрегата. Матросы гребли сильно и дружно, так что три французские шлюпки не могли много предупредить нас. Через полчаса мы были не более как в одной миле от купеческого корабля, но французы были еще ближе. Через десять минут неприятельские шлюпки подошли к купеческому судну, и матросы стали влезать на него, между тем как мы были еще, по крайней мере, в трехстах саженях. Видно было, что Дотт защищался храбро; но прежде чем мы успели подойти на помощь, французы овладели уже кораблем. Пришла наша очередь. Разделив мои силы, состоявшие из шести шлюпок, на две части, мы абордировали корабль с обеих сторон и скоро взяли его, одолев французов, которых число не простиралось выше тридцати пяти, тогда как у нас было более семидесяти человек.

Французы не пощадили наших людей, бывших на корабле; чуть не все они были ранены или убиты. Дотт сражался до последней минуты. Он сам, бедняжка, лежал у гакаборта без чувств с разрубленною головою. Я взглянул на французский корабль и увидел, что от него отваливали большие шлюпки; их было пять, но они имели гораздо более людей, чем мы.

Я видел, что для нас гораздо лучше встретить их с купеческого корабля, чем со шлюпок, и велел перенести с них орудия на корабль. Однако необходимо было обезопасить наши шлюпки, чтоб их невозможно было отрезать от корабля; для этого я спустил железную цепь с носа и, прикрепляя ее к каждой шлюпке, велел другой конец взять в кормовой порт. Все это мы успели сделать, прежде чем французские шлюпки подошли к кораблю.

Был мертвый штиль, море блестело, как зеркало, и только шум весел приближавшихся шлюпок нарушал всеобщую тишину. Корма наша обращена была к французскому кораблю, и шлюпки его держали к правому борту. Пушки, поднятые мною на корабль, за неимением других средств, прикреплены были к борту веревками для верности выстрела. Когда шлюпки были от нас в четверти мили, мы открыли огонь, и первый выстрел был так удачен, что пустил ко дну одну из них. Матросы наши ободрились, между тем как другие неприятельские шлюпки спасали плававших людей. Другой выстрел картечью привел в замешательство французов. Однако они шли к левой стороне, видя, что правая окружена шлюпками; два орудия со шлюпок поставлены были с левой стороны, и двойным зарядом оба грянули в баркас, шедший впереди и наполненный людьми. Выстрелы пробили его дно, хотя не могли помешать ему пристать к борту; но между тем как матросы лезли на абордаж, он наполнился водою и пошел на дно. Это воспрепятствовало другим шлюпкам поддержать своих товарищей, и мы встретили неприятеля, не превосходившего нас числом.

Мы всегда были уверены, что французы не умеют драться на абордаж, и не ошиблись; они были отбиты, только что показались сверх борта. Французский лейтенант хотел соскочить на палубу, но никто не поддержал его, потому что большая часть его матросов были столкнуты в море. Вместо того, чтобы сбросить его назад, я схватил его и, обезоружив, отдал на руки солдату. В десять минут все кончилось: две французские шлюпки остались у борта, а другие ушли, потеряв половину людей. Но мы не могли терять напрасно времени; полоска, показавшаяся на горизонте, чернела, и ветер, благоприятный для французского корабля, стал надувать его паруса. Я приказал, не теряя времени, изготовить наши шлюпки и спустить в них раненых и пушки. Сняв людей с двух больших французских шлюпок, стоявших у правого борта, я прорубил их и пустил на дно. Французского лейтенанта и двух других офицеров я взял к нам на шлюпки; остальных пленных французов со всеми их ранеными мы посадили на три французские шлюпки, взятые при первой атаке, отняв у них весла и предоставляя их своей судьбе.

Когда все было готово, я не знал, что делать с купеческим кораблем. Ветер, быстро налетавший с моря, отнимал у него всю надежду уйти, и я решился сжечь его. Я зажег корабль в трех местах и отвалил со своими шлюпками, оттолкнув прежде французов в их шлюпках без весел.