Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 9

Любил царь обедать также в Летнем (в те времена Екатерининском) саду на свежем воздухе. Тогда там росли не только молоденькие еще дубки, липки и елки, но и фруктовые деревья, а также кусты малины и смородины. Помимо того, имелся огород, где выращивались овощи и травы. Жена царя Екатерина – в честь ее и назван был этот сад – в погожие дни выходила в сад вместе с детьми, и они собирали яблоки, груши, вишни, а также ягоды, огурцы, петрушку, укроп и прочие овощи и травы, которые тут же подавались к столу. Император своими руками подносил гостям плоды, напоминая, что они выращены в царском саду.

Царь хотел внедрить в России культурное огородничество, какое ему довелось видеть в Голландии, где в палисадниках росли цветы, овощи и фрукты, а на чисто выметенных дворах разгуливали домашние птицы. Петр не без горечи сетовал друзьям: «На любом дворе в Москве у нас просторнее… А взять огород посадить зело приятный и полезный – и в мыслях ни у кого нет. Отчего сие? Сидим на великих просторах, а нищие. Здесь землю со дна морского достали, каждое дерево посадили. Устроили истинный парадиз!»

Как известно, именно из Голландии Петр выслал мешок картофеля, и с тех пор эта культура не раз спасала наш народ от голода в тяжелые годы. Царь слал из-за границы также семена иных, ранее неизвестных у нас культур: баклажанов, капусты савойской и кольраби, шпината, сахарной свеклы, фасоли. А также семена трав: эстрагона, фенхеля, шалфея, сельдерея, тмина и так далее. Впрочем, надо сказать, что не вдруг эти культуры стали обживать российские огороды. Картофель прошел очень долгий и трудный путь от первых на русской земле клубней до выращивания во всех практически губерниях России. Как помним, случались даже картофельные бунты, когда крестьяне отказывались сажать «земляные яблоки». Подобное происходило и с другими культурами, с подсолнечником, например, долгое время он служил лишь украшением усадеб, как большой экзотический цветок.

Петр стал инициатором разведения винограда в России. В опытном саду под Воронежем высадили первые лозы различных сортов, они успешно прижились, и на юге России зародилось виноделие. Царские трапезы с тех пор украшались виноградом и винами с берегов Дона, самым известным из них было цимлянское.

На голландский манер делались теперь и кухни, и самым главным тут нововведением оказалась плита, о чем уже упоминалось. Одну из первых таких плит устроили в Летнем дворце царя, а затем он указал архитекторам проектировать такие очаги во всех домах. Плиту, на которой готовились блюда парадных обедов у Меншикова, можно увидеть в его дворце-музее в Петербурге. А Демидов получил заказ на изготовление металлических частей для плит. Конструкции плит заимствовали в Голландии и Германии. На них готовились всевозможные лангеты, бифштексы, котлеты и так далее. Петр любил бифштекс по-гамбургски (на сковороде жарится кусок говяжьей вырезки на сливочном масле, а затем заливается взбитыми яйцами с зеленью).

Пришла в Россию и новая кухонная посуда. Вместо глиняных горшков и чугунков, плошек и кружек появились кастрюли, противни, шумовки. И столовые принадлежности: тарелки, супницы, чайные и кофейные сервизы, вилки, бокалы и так далее.

Не только Меншиков, но и другие приближенные стали приглашать французских и голландских поваров. И они изощрялась в приготовлении дорогих и изысканных блюд, дабы поразить гостей своего хозяина. Названия этих блюд в определенной степени способствовали внедрению французского языка в дворянскую среду России. Посудите сами, вот небольшой перечень блюд: гарнир «итальен», картофель «пайль», картофель «фри», картофель «дюшес», цветная капуста «о’гартен», соус «бретон», «субиз», «вилеруа», «пуллет», «а-ля шассер», «пикант», «кумберланд», котлеты «де-воляй», «плусс-пудинг», филе «беф-брезе», бисквит «женуаз», масло «а-ля метрд’отель», суп «руаль», шампиньоны «а-ля пуллет» и так далее.

В Летнем саду царь устраивал праздники и торжества, начинавшиеся обычно после пяти часов пополудни. Подробно описано современниками празднование победы под Полтавой. Царь прежде всего поздравил солдат Преображенского и Семеновского полков, выстроенных на Царицыном лугу (ныне – Марсово поле), поднес им по чаше вина и пива. В Летнем саду тем временем накрывались столы, где красовались фрукты, сладкие лакомства и рюмочки с вином. Гости подходили к столам, выбирали себе еду по вкусу, сами клали себе на тарелки, выпивали и прогуливались по аллеям под звуки музыки. То есть здесь мы уже видим то, что прочно вошло в наш обиход под названием «фуршет».





К вечеру на столах красовались уже жареное мясо, всевозможная рыба, колбаса, сыр, соленые огурцы, грибы, квашеная капуста. Ворота сада закрывались, и по главной аллее проходили гренадеры с ушатами водки. Гвардейские офицеры разливали водку в чарки и подносили гостям, причем не выпить было никак нельзя. Даже особам женского пола. Затем устраивались танцы и фейерверки.

Для простого народа царь устраивал праздники с «быкодранием» на Дворцовой площади. Это происходило так. На вершинах двух пирамид, уставленных всякой едой, лежали жареные туши быков. У одного рога были вызолочены, у другого – посеребрены. Как только под звуки музыки появлялась императрица, народ бросался на штурм этих пирамид. Цель – рога. Тот смельчак, кто с боем добывал золоченые рога, получал пятьдесят рублей, а за посеребренные давали вдвое меньше – 25. Тем временем из установленных на площади фонтанов начинали бить струи белого и красного вина, и народ пил его кружками, у кого они были, а кто и горстями.

А на торжествах в Москве, когда проходила коронация Екатерины I, выставили жареного быка, начиненного разной дичью, из боков которого струились разные вина.

Любил царь, следуя европейским обычаям, удивлять гостей во время застолья неожиданными сюрпризами. К примеру, 31 октября 1710 года на свадьбе Анны Иоанновны (впоследствии императрицы) и герцога Курляндии Фридриха Вильгельма, которая проходила во дворце Меншикова, «среди прочих угощений на обоих главных столах были поставлены два больших бутафорских пирога, каждый длиной примерно в пять четвертей локтя. Когда прочие блюда убрали, его величество раскрыл эти стоявшие уже некоторое время пироги, и из каждого выскочило по хорошо одетой карлице. Его величество перенес одну со стола князя Меншикова к свадебному столу, где обе карлицы станцевали маленький менуэт. В продолжение обеда провозглашали много тостов за здоровье; и под звуки труб и литавр часто – гораздо чаще, нежели накануне».

Датский посланник Юст Юль, присутствовавший на свадьбе, также оставил свое впечатление об этом эпизоде: «…Внесли два пирога; один поставили на стол, за которым сидел я, другой – на стол к новобрачным. Когда пироги взрезали, то оказалось, что в каждом из них лежит по карлице. Обе были затянуты во французское платье и имели самую модную высокую прическу. Та, что была на столе новобрачных, поднялась и, стоя в пироге, сказала по-русски речь в стихах так же смело, как на сцене самая привычная и лучшая актриса. Затем, вылезши из пирога, она поздоровалась с новобрачными и с прочими лицами, сидевшими за их столом. Другую карлицу – из пирога на нашем столе – царь сам перенес и поставил на стол к молодым. Тут заиграли менуэт, и карлицы весьма изящно протанцевали этот танец на столе пред новобрачными. Каждая из них была ростом в локоть».

А в 1715 году на торжествах, посвященных рождению царевича Петра Петровича, на столах появились уже три пирога. Из одного вышла совершенно обнаженная карлица и произнесла заученную поздравительную речь. Из второго – карлик, и тоже – в чем мать родила. Реакция присутствовавших дам оказалась вполне предсказуемой. Из третьего выпорхнула дюжина куропаток. Это – прямое заимствование из античных времен, плагиат, можно сказать. Вот что можно прочесть на страницах романа «Сатирикон» древнеримского писателя Петрония, жившего в I веке нашей эры, где описан пир у разбогатевшего выскочки Тримальхиона.

«Вслед за тем было внесено огромное блюдо, на котором лежал изрядной величины вепрь, с шапкой на голове, державший в зубах две корзиночки из пальмовых веток: одну с сирийскими, другую с фиванскими финиками. Вокруг вепря лежали поросята из пирожного теста, будто присосавшись к вымени, что должно было изображать супоросость: поросята предназначались в подарок нам. Рассечь вепря взялся не Карп, резавший ранее птицу, а огромный бородач в тиковом охотничьем плаще, с повязкой на ногах. Вытащив охотничий нож, он с силой ударил вепря в бок, и из разреза вылетела стая дроздов».