Мир не меч

– Вставай, обувайся, – протягивает мне ботинок Кира.

Недоверчиво смотрю на свою ногу. Все в порядке – нет следов ни укуса, ни Кириной деятельности. Кручу щиколоткой – все в порядке. Кира зло сверкает на меня глазами. Я встаю, зашнуровываю ботинок. Нога – как новенькая, но воспоминания о боли меня еще не оставили.

Идти не больно – трудно поверить в это. На каждом шаге я вспоминаю, как лился кипящий металл на мою многострадальную ногу, и по спине ползет холодный пот.

«Впредь поосторожней будешь», – подмигивает мне Кира. Я отворачиваюсь, сплевываю себе под ноги.

За три следующих часа мы уничтожаем еще пять ползунов – без приключений, десятка два плесенников, медлительных тварей, жрущих мох и лишайники, но оставляющих за собой потеки ядовитой слизи, без счета «пираний» и прочей мелкой пакости. Я больше не геройствую, держусь рядом с напряженным и сердитым на меня Кирой и стараюсь быть паинькой.

Зачистка близится к концу. Если забыть о моей глупости, она оказалась самой спокойной из всех на моей памяти. Это кажется странным, и чем ближе к выходу – всего-то километров пять, тем мрачнее делается Кира. У нас, видимо, одна и та же логика – сумма неприятностей на одну зачистку постоянна. И если поначалу все хорошо, а мое приключение – это мелочь, прошлый раз два ползуна располосовали Хайо когтями так, что мы едва привели его в порядок, и это тоже не считалось серьезным делом, то в конце жди особенной засады. О масштабах поджидающей нас мне и думать неохота. Может быть, обойдется?

Не обходится. Кира настораживается так, что я ощущаю воздух вокруг него как вибрирующий кисель, останавливается. Я командую остальным «Стоп!», Лаан и Хайо, по-прежнему идущие впереди, замирают.

– Оглоеды, – тихо говорит Кира.

Я не сразу соображаю, что он употребил множественное число: такого еще не было. Лаан соображает быстрее.

– Сколько?

– Трое.

– Не пойти ли нам отсюда? – спрашивает Хайо. Он вовсе не трус – просто о трех оглоедах сразу еще никто в Городе не слыхал. А если кто-то и встретился с подобным чудом, то рассказать уже не мог.

– Вот еще, – морщит нос Альдо, но мне лучше прочих понятно, что апломб его – дутый и силы он уже подрастратил. Дай Город, его хватит на одного – и то придется нести на себе потом. Если будет кому. В этом я не очень уверен.

– Нет, – говорит Лаан. – Нужно закончить работу. После них уже не будет никого, оглоеды всех распугали надолго.

Смотрю на своих товарищей – кажется, что все они сошли с ума. Нужно уйти, вернуться позже и доделать работу. Гибнуть попусту – стоит ли? Чего ради? Но они, кажется, твердо решились уничтожить всю стаю.

Странная бесшабашность поселяется в груди. Чему быть – того не миновать.

Я вставляю в пистолет запасную обойму, Хайо расстегивает куртку – на нем две перевязи с метательными ножами. Ножи освящены, но как это повлияет на оглоедов, я не знаю. Лаан выбрасывает дубинку и достает из-под бушлата пистолет еще побольше моего. Дубинка оглоеду – как поглаживание. Только Кира и Альдо стоят не шевелясь. Им приготовления не нужны. Впрочем, нет – Кира достает очередную бутылку, на этот раз, кажется, с коньяком или крепким чаем, делает пару глотков и протягивает Альдо.

– Что это? – кривится наш расист и параноик.

– Ты пей, пей, – ухмыляется Кира.

И происходит очередное чудо, на этот раз – доброго свойства: Альдо берет бутылку и делает осторожный глоток. Потом с интересом смотрит в горлышко и залпом допивает содержимое – добрый стакан. Он аж сияет и, кажется, слизывает с ободка бутылки последнюю каплю.

– Что это такое? – Мне на редкость любопытно.

– Травки разные, – подмигивает мне Кира. – Корешки, сушеные мышки, жабьи лапки.

Судя по выражению лица Альдо, там вовсе не мышки и лапки, а хитрый ведьмачий настой тенников, секреты которых они не выдадут и под пытками. Я чувствую разницу в состоянии Альдо почти на себе – энергия бьет во все стороны, и я тоже делаюсь бодрее. Хайо улыбается – видимо, и до него дошла теплая пьянящая волна.

Но наслаждаться нам удается от силы минуту. Кира вдруг поднимает руку, и в полумраке я вижу синевато-зеленое сияние, исходящее от его пальцев, одновременно с этим по нервам током проходит команда «тревога», я знаю направление и разворачиваюсь вправо, Кира – рядом со мной, остальные стоят к нам спиной. К ним по тоннелю идут два оглоеда, к нам, из пролома, – один.

Представьте себе откормленную корову с крокодильей чешуей и пастью. Прибавьте к этому миниатюрному динозавру шипы по хребту до самого хвоста, роговые пластины, прикрывающие бока и часть груди, наделите его умением быстро бегать и прыгать. Страшно? Так вот – это еще не оглоед. У оглоеда не копыта, а трехпалые лапы с длинными когтями. Питается это милое животное только живой добычей, падалью брезгует.

Я вдруг остро завидую Кире – в любой момент он может просто уйти в стену и там отсидеться до конца боя. Мне такого счастья не дано, и приходится думать, что делать. Если бы оглоед был один, мы рассчитывали бы на Альдо. Он выложился бы начисто, но сжег бы гадину, и работа была бы окончена. А тут мы вдвоем на одну тварь, и трое – на двух. Еще неизвестно, кому хуже.

Из пролома уже доносится характерный скрежет когтей по камням. Секунд десять до момента, когда покажется зубастая пасть. «Что делаем?» – спрашиваю я Киру, но он не отвечает. Эх, достал бы он из кармана очередную склянку, плеснул бы оглоеду в морду какой-нибудь едкой дрянью – вот было бы счастье. Но, судя по всему, ничего подобного у тенника в запасе нет.

Мне везет, фантастически везет: первой же пулей я попадаю оглоеду в глаз размером с рублевую монетку. Только выстрел его не останавливает, и даже скорости тупая скотина не снижает, прет прямо на меня. Моя позиция – у стены напротив пролома – кажется мне сейчас совершенно идиотской, но я не могу пропустить оглоеда к ребятам. Только через мой труп. В левой руке откуда-то возникает второй ствол, я нажимаю на скобу или спуск, или что там у этой железяки – судорожно дергаясь, он выплевывает пулю за пулей в голову оглоеда. Пистолет-пулемет? Автомат? Знать не знаю, только ощущаю, что отдача у этого оружия такая, что рука у меня пляшет, и когда я делаю выстрел из пистолета в правой руке, меня закручивает в пляске святого Витта, и я прижимаюсь к стене, чтобы не упасть. Но каблук скользит по липкой грязи, и я плюхаюсь задницей на пол.

Так я и стреляю с двух рук, причем оружие с большей отдачей – в правой, а я вовсе не левша, и сколько пуль уходит мимо, мне неизвестно. Сколько-то отскакивает от чешуи оглоеда, он продолжает переть, уже наполовину торчит из пролома, и я мысленно прощаюсь с жизнью. Самое интересное свойство оглоеда состоит в том, что с расстояния метра два-три он высасывает энергию из любого живого существа. Именно в этом его главная опасность для обитателей Города. Сама по себе смерть тела не страшна – умрешь, скоро вернешься. Но минут пять в контакте с оглоедом – и не вернешься уже никуда и никогда.

Нас разделяет как раз метра три – может быть, обойдется? «Нет, не обойдется», – предупреждает меня Кира. У меня есть примерно три минуты на то, чтобы убить оглоеда. Убегать бесполезно – догонит, затопчет и сожрет. А если забьешься в щель, просто постоит рядом, дождется, пока потеряешь сознание.

И трех минут у меня нет – урод уже протаскивает тяжелый зад через пролом. Секунды две-три, и туша сомнет меня, размазывая по бетонным стенам, развернется и ударит остальным в тыл.

О чем думают перед неминуемой смертью? Не знаю, потому что я не думаю ни о чем – я смотрю, как Кира отталкивается от стены, прыгает и, развернувшись в воздухе, приземляется на лопатки оглоеду. На морде у твари, там, где у коров – рога, два длинных отростка. Кира тянет за них что есть мочи и заставляет зверюгу задрать голову, подставляя под мои пули беззащитное горло. Относительно беззащитное – нервный узел под челюстью прикрывает плотная шкура, но чешуи на ней нет. Я стреляю, стреляю и стреляю, надеясь, что не попаду в Киру, и стараясь не думать, что у тенника, прикасающегося к оглоеду, есть секунд двадцать, а потом он вырубится. Двадцать секунд – это очень много.