Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 32

— Стоп! Стоп!

Она разглядела человека, держащего ее под прицелом автомата.

— Американка! Американка! — закричала она.

Человек приблизился, держа ее на прицеле.

— Чисто! — крикнул еще кто-то.

— Американка! — еще раз крикнула она.

— Брось оружие! — отозвался человек.

— Да пошел ты, козел!

Она не подумала, что спасатель — натренирован на то, что человек с оружием враг и его надо уничтожать не раздумывая.

В поле зрения появилась группа ублюдков, у двоих были гранатометы — и сержант решил, что все, время исчерпано. Они не были профессионалами, они не пытались рассыпаться, укрыться за укрытиями, взять на прицел наиболее вероятные точки, откуда по ним могут стрелять — и они были легкими целями для снайпера морской пехоты США. Она начали падать, сержант стрелял так, чтобы падающие сбивали с ног остальных. В несколько секунд — все они были мертвы, они упали посреди улицы как сбитые кегли.

А потом — что-то ударило по парапету со свирепой силой и что-то брызнуло в лицо, обожгло нижнюю часть. Сержант упал за парапет, понимая, что по нему только что выстрелил снайпер, он только что чудом остался жив — и неприятности на этом не закончились — они только начинаются.

— Палач, я Чарли один, мы готовы, повторяю — мы готовы!

Твою мать…

Сержант щелкнул по микрофону на горле, привлекая внимание.

— Вспышка, повторяю — вспышка — обстрелян снайпером. Снайпер где-то на одиннадцать, он может работать по улице. Прикрывать больше не могу! Блокировать дверь!

— Понял.

Что делать?

Сержант решил сменить позицию На крыше и вообще на возвышении — оставаться нельзя, эта позиция скомпрометирована. Все, что он мог на ней сделать, он сделал, теперь — пришло время скрываться. Скрываться в лабиринте улиц, в которых ты будешь намного более сложной мишенью для снайпера, чем на крыше. Охотиться за вражеским снайпером — у него не было ни времени, ни напарника для этого…

Бросив шашку — сержант бросился назад, сначала на четвереньках, потом в полный рост. Снайпер выстрелил еще раз, потом еще — но уже наудачу, не видя цели. Не попал…

— Я Чарли один — контакт, контакт, контакт!

А чтоб…

По веревке — он спустился во двор, почти упал. Земля ударила в ноги, возможно, он повредил пятки, но сейчас было не время для боли, в морской пехоте нет ни больных, ни раненых — есть мертвые и есть живые. По двору — метались женщины, собирая, хватая в охапку своих детей. И тут был он — пришедший издалека воин, обвешанный оружием, с той же кожей, что и у аборигенов — но бесконечно далекий и чужой для них. Ничего кроме беды он им не нес — равно как и в другие страны, в которые он прибывал как морской пехотинец США…

Он бросился влево. Его что-то ударило, отскочило от снаряжения… он сжался внутри, подумав, что это граната — но это был только камень…

Через всю улицу — шла перестрелка, пули летали как светлячки. Он принял позицию для стрельбы с колена, намотал ремень винтовки на руку, схватился за угол стены, сделав из ремня и своей руки импровизированный упор для цевья винтовки. Почти в пулеметном темпе открыл огонь… среда, богатая целями, мать твою. Ему удалось сделать больше десяти точных выстрелов — прежде чем ублюдки поняли, что происходит — и тем самым он облегчил жизнь пулеметчику у ворот, у него сектор обстрела был куда хуже, а риск — куда выше. Потом — снайпер снова напомнил о себе, и он вынужден был сматываться.

— Чарли один, это Палач, что там у вас?

— Сэр, мы держим периметр, но мы отрезаны, на улицу не выйти. Несколько гражданских, они в панике…

Черт, вот как бы сейчас пригодилось усиление… хотя бы вертолет… боевой вертолет привел бы местных в ужас и дал бы уйти. Но ни того ни другого — не было.

— Надо вывести заложников!

— Сэр, они в панике!

— Используй мою дочь, она росла на военной базе! Пробивай стену! Используй взрывчатку! Отходите в переулок, ну!

Сержант бросился назад, с винтовкой наперевес — и вдруг, через гул крови в ушах услышал то, что заставило волосы на его теле подняться дыбом, все до единого. Это он слышал в Афганистане… и не только в Афганистане. Правилами ведения боя запрещалось трогать мечети и минареты до тех пор, пока с ним не начинали вести огонь… а это были самые высокие точки, да еще на них была мощная звукоусиливающая аппаратура. И исламисты использовали минареты для наблюдений, а через звукоусиливающую аппаратуру — передавали приказы. Сейчас — с минаретов города Сокото передавали то же самое, что не раз слышали американские морские пехотинцы в Кандагаре, в Багдаде… в других затраханных местах. Кто-то кричал через мегафоны — Джихад, Джихад, Джихад.

Джихад…

— Мисс Бунт!

Делайла повернулась, ее лицо было измазано кровью как у языческой богини.

— Что?!

— Сейчас будет взрыв! Надо вывести заложников! Помогите нам!

— Есть!

Она действовала так, как действовал бы любой морской пехотинец, детство на базе не прошло даром. Только сейчас, оказавшись на грани смерти, посреди враждебного города — она начала кое-что понимать в этой жизни. Что служить своей стране, гордиться своей страной, быть морским пехотинцем, воевать с врагами, убивать врагов — это нормально. А бунтовать против страны, в которой ты родился, против семьи, в которой ты вырос, ненавидеть отца, который дал тебе жизнь — нет, это ненормально. Ехать в страну, где тебя готовы убить, оправдывать творимые зверства неграмотностью и убогостью, называть дикостью национальным своеобразием, оправдывать преступления и мракобесие культурными особенностями — это ненормально. Делайла поняла, наконец, главное, что должна было понять — не существует нескольких вариантов нормы. Есть норма — так, как живет она как американка, так как живет ее народ. И есть отклонения от нормы — так живут здесь, гадят на улицах, трахают детей и убивают других людей просто за то, что они другие. Это отклонение нельзя оправдывать, с ним можно бороться, если силы есть или мириться, если сил нет — но его нельзя принимать за еще один вариант нормы.

И так Делайла Бунт примирилась сама с собой…

— Отойдите! Сейчас будет взрыв! Откройте рот и не закрывайте.

Одна из сотрудниц ООН, светловолосая сучка, которая любила строчить жалобы — не подчинилась и Делайла пихнула ее ногой.

— Хватит орать! Делай то, что я говорю! Делайте, что я говорю, и останетесь живы!

— Запал подожжен!

— Приготовились!

Бухнул взрыв, больно ударил по ушам, маленький дворик затянуло дымом и пылью…

Сержант пробежал через двор. Его уже обстреляли, но не попали — он не стал стрелять в ответ, проскочил двор и спрятался за стеной. Стреляли уже по всему городу — очевидно, сигнал возымел свое действие, правоверные схватились за стволы.

Он пробежал дальше, выглянул из-за угла — никого. Еще одна перебежка — на улице пыль, дым. Увидев выскочившего боевика, он несколько раз выстрелил из винтовки от бедра и все таки снял его. Потом — бросился к машине, крича «friendly!».

— Быстрее! Быстрее!

Пикап был большим для этих мест — но недостаточно большим для целой группы заложников. Делайла отвечала за своих людей до конца — она повела своих людей через проделанный взрывчаткой пролом, приказала лезть в машину. Кто заартачился — наградила парой пинков. Ее жестокость и грубость была как раз кстати — люди, которые шли в ООН храбростью не отличались и подчинялись силе…

Потом — она хлопнула одного из спасателей, простреливавшего улицу по плечу — и тот понял. Погрузка завершена.

— Иди в машину!

— Где отец?

— В машину сказал!

Делайла повернулась — и увидела бегущего отца с винтовкой…

— Давай в машину! Быстро!

— Отец!

— В машину сказал!

Она подчинилась.

— Отходим! Птенцы в гнезде!

— Откуда это у тебя?!

— Нашла…

— Молодец…

Один из спасателей ввалился на место водителя.

— Сейчас резко — направо! Как скажу!

— Сэр, это не та дорога!

— Делай, что говорю!