Страница 38 из 49
? Чего же вы хотите от меня? ? спросил Загоскин, силясь скрыть усмешку. ? По полицейской части я не служил, не мне судить о возможной пригодности индейцев к подобной службе. Да уж не такие они и дикие, как вы их представляете… ? «Что это я вздумал полицейского убеждать?» ? подумал он и замолчал.
Молчал и капитан-исправник. В тишине слышалось, как тяжело, с глухим сипеньем он дышит.
? А хорошо они плавают? ? вдруг спросил капитан-исправник. ? Я слышал, что у них большие способности к пребыванию в воде и нырянию. В реке Мокше у нас ? обильные подводные завалы мореного дуба. А черный речной дуб незаменим для всякого рода поделок. Подумайте, сколько выгод принесла бы фабрикация дубовой казенной мебели для мест присутственных! Какая польза империи! Возьмите перышко в руки, прикиньте, я вам говорить буду…
? Я вам, господин капитан-исправник, и так верю…
? Мечтаю давно об учреждении подобного рода художеств… Сами посудите. Убелен сединами в службе отечеству, в деле под Шенграбеном получил жестокую контузию, годы уходят. Пенсион нашему брату не так велик. А дуба в Мокше хоть отбавляй. Но как его оттуда добывать? Мордва ловит дуб баграми, веревкой и петлей, по все это ? не дело. Может, земноводные американские дикари пригодны были бы и для этой цели? Определить их на Мокшу, перевести в крепостное состояние или лучше устроить в поселение по образцу военного. Тогда и дубообрабатывающую мануфактуру учредить можно… Какая польза отечеству!.. Что же? Или вы не хотите помочь тому, чтобы науки и художества расцвели в нашей губернии? ? спросил уже недовольным тоном капитан-исправник, переставив саблю.
? Собственно говоря, я очень занят, ? объяснил спокойно Загоскин, ? и надеюсь, что вы меня за это извините. Хотелось бы знать с большей точностью ? каким прямым делом мог бы я вам служить?
? Слуга отечества открывает вам душу, ? воскликнул полицейский чин, ударив себя по широкой груди так, что зазвенели все медали, ? а вы не изволите слушать! Конечно, различные соблазнительные слова, направленные против устоев, вы слушали бы с большим вниманием. Потрудитесь изъяснить ? выбрали ли вы надлежащий вид на возможную отлучку из губернского города, как полагается лицу, в службе не состоящему? Какие средства имеете к пропитанию?
? Господин капитан-исправник должен бы знать, что эта комната не съезжая изба, а мой ? пусть временный ? кров. Если полиции требуются какие данные обо мне, ? пусть она меня пригласит, и я приду и все изъясню. Вид мой в полицию явлен. Поэтому и прошу оставить подобный тон в обращении со мной.
? А это ? как еще сказать! ? угрожающе просипел капитан-исправник.
Он вытащил огромные очки и нацепил их на нос. Затем вынул из-за обшлага шинели какую-то бумагу.
? Вы же из нашей губернии происходите, ? сказал капитан-исправник. ? И возможно, здесь и на жительство будете определяться. Дабы предупредить возможное сеяние плевел, я оглашу полученную мною бумагу от господина министра внутренних дел. Вот, извольте.
Капитан-исправник, значительно подчеркивая каждое слово, прочел, что Загоскин, бывший флота лейтенант, по высочайшему повелению разжалованный в матросы второй статьи, ныне возвратился в пределы Пензенской губернии после службы в российско-американских владениях, где показал себя неблагонадежным поведением и дерзким образом мыслей. О бывшем лейтенанте Загоскине, о его занятиях должны иметь суждение местные полицейские власти.
? Это что же ? отдача под надзор? ? спросил Загоскин.
? Не прямая, а косвенная. Написано: «Должны иметь суждение». Об отдаче под надзор полиции иначе пишется. А как же я могу иметь суждение, не узнав, какое направление имеют ваши мысли?
? А теперь узнали?
? Как же-с! С меня хватит… В короткий срок успели подвергнуть безмолвному, но явному осмеянию мысли мои о дубодобывающей мануфактуре и о пользе устрашительного индианского ополчения, с усмешкой слушали слова об образе жизни насекомых, чем и выразили недоверие к проявлению высшего промысла в природе.
? Нам, кажется, больше не о чем говорить! ? решительно сказал Загоскин. ? Я попросту попрошу вас оставить меня.
Гость опешил. Он медленно поднялся с места и спрятал бумагу. Очки он даже позабыл снять. У порога он немного помедлил, как бы собираясь с мыслями, но, махнув рукой, сильно толкнул дверь.
? Еще ответите за крамолу! ? проревел капитан-исправник уже в коридоре. Он ушел, считая концом длинной сабли ступени лестницы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Загоскин шагал большим туманным проспектом столицы, разглядывая вывески на высоких и сумрачных домах. Он с трудом разыскал подъезд, где тускло светилась медная дощечка с глубоко вырезанной на ней надписью, обозначавшей название журнала. Загоскин дернул ручку звонка. Двери открыл старик в рабочей блузе. Руки его были покрыты свинцовой пылью. «К редактору?» ? коротко спросил наборщик и провел гостя в тесную и темноватую комнату, где стояли наборные кассы и печатные машины.
Несколько рабочих проворно брали свинцовые буквы из касс, вставляли их в верстатки и размеренно выкладывали готовый набор на блещущие вытертым железом столы.
В глубине комнаты у широкого окна сидел невысокий человек в куртке из фланели. Наборщик безмолвно показал на него Загоскину.
? Чем могу служить? ? спросил редактор, подняв глаза на гостя.
Загоскин уже успел разглядеть человека во фланелевой куртке. У него был большой бледный лоб, впалые виски и утомленные работой глаза. Яркие пятна цвели на худых щеках, они были красны, как фуляр, которым было закутано горло человека.
? Я принес рукопись, ? с какой-то робостью сказал Загоскин и переложил из левой руки в правую тяжелую бумажную трубку.
? Ну что же, давайте ее сюда! ? сказал редактор, мельком взглянув на старую флотскую шинель гостя ? холодную и без воротника, ? и отодвинул в сторону недопитый стакан чая, груду корректур и горшочек с цветущим померанцем, стоявший подле чернильницы.
Загоскин силился снять синий шнурок с бумажной трубки. Узел был туго затянут.
? Зачем же рвать руками? Вот извольте ножницы. Долго работали? ? спросил редактор.
? Более года…
? Ого! Эпиграф из пушкинского «Джона Теннера», ? с удовлетворением произнес человек во фланелевой куртке. ? Вы знали, что «Обозреватель» ? это Пушкин?
? Нет, впервые слышу из ваших уст об этом, ? ответил Загоскин, чувствуя, что первая робость его прошла и он может разговаривать с этим человеком спокойно.
? Пушкин ? солнце наше и гений, которому равных нет и не будет, ? сказал редактор, ? под конец своей удивительной жизни обратил свой взор туда, на Восточный океан. Я сам видел у него на столе книгу Шелихова. А занятия Пушкина историей Камчатки? Свяжите эти звенья. Случайностей не бывает. Мне кажется, что в вашем сочинении скрыто что-то примечательное, но надо прочесть его все. Долго ли вы пробудете в столице?
? Еще сам не знаю. Хочу определиться в службу.
? Вам придется заглянуть ко мне дня через три. Я успею прочесть все и дать вам ответ. Вы что ? из флотских офицеров?
? Да… бывший лейтенант, ? нехотя проговорил Загоскин.
? В прошлом году в своем журнале я давал оценку запискам одного лейтенанта кругосветного плавания… Что же… не все морские офицеры у нас увлекаются лишь зуботычинами и линьками. Были среди них и люди, которыми Россия еще будет справедливо гордиться… Но это будет не скоро. Лет через сто…
Загоскин невольно подумал о людях, сковавших железное кольцо. Имена Бестужева, Кюхельбекера и других декабристов были готовы слететь с его языка. Но он решил промолчать.
? История народа нашего на просторах Восточного океана начинается еще там, в старинном Новгороде, ? говорил редактор. ? Идут удальцы на Двину, Мезень да Печору, а там и до Обского устья недалеко. Идут тундрой, плывут на кочах под ветрилами кожаными среди ледяных гор… Ищут Теплое море, Индию синюю, желтое Китайское царство. Новгородцы, Строгановы, Ермаки, Атласовы и Дежневы ? глядишь, уж и Америка открыта, самый дикий ее берег, ? не мне вам про Аляску рассказывать! Вот где народ наш показал свой могучий дух! От Новгорода до Сандвичевых островов, от Обдорска до Юкона пролегли пути русского человека… Слава ему!