Страница 11 из 39
Несколько хлестких очередей ударили позади, а потом зарычал пулемет, и ничего не стало слышно.
— Ну, вперед, — сказал сам себе Николай Степанович и быстро пошел, почти побежал, к темневшей вдали котельной.
…Живые лежали справа, а мертвые слева. Мертвых было значительно больше.
Бляди жались к стене и даже не всхлипывали: понимали. Николай Степанович пересчитал Левкино воинство: одного не хватало. Всего только одного.
— Я Вовика у шоссейки положил, — сказал, подходя, разгоряченный Левка. — С пулеметиком. Если ментура в городе загоношится…
Лицо Левки было по низу обмотано серым в клеточку шарфом. Николаю Степанович удалось убедить русское воинство, что прятать лицо от внутреннего врага не позор, а прозорливость.
— Хорошо сработано, парни, — сказал Николай Степанович. — Всякое дело следует начинать с победы. В двух словах: как?
— А здорово! Гусар, наверное, сучкой прикинулся, все псы за ним помчались, а потом грызться начали, а охрана их растаскивать давай. водой, то-се.
Бдительность ослабили. Ну, тут и мы — помогли. Разняли, больше не грызутся!
— Мой старикашка-ниндзя еще не появился?
— Здесь я, Степаныч, — сказал из дверей Коминт. — Мне люди нужны, детишек нести. Они не все ходить могут.
— Возьми блядей. Лев, выделите двух своих ребят — на всякий пожарный. А я пока взгляну на наших аманатов… Вы знаете, кто такие аманаты, Лев?
— Я кандидат исторических наук! — обиделся Левка.
— А чем же занимаетесь помимо сражений?
— Да так… депутатствую.
Николай Степанович посмотрел на него с уважением.
— Крепкий депутат нынче пошел. Куда там булыгинской Думе… У меня тоже сын был историк. И тоже Лев.
— Был?
— Да. Умер недавно.
— Своей смертью?
— Да уж не чужой.
— Что-то молодые часто помирать стали. Эх, времечко.
Николай Степанович встал над лежащими мордой в ковер аманатами. Носком сапога заставил крайнего в ряду перевернуться. Это был одесско-восточного вида молодой человек с тонкими усиками и щедрыми бланшами по всей физиономии.
— Дато, — с гордостью подсказал из-за спины Тигран.
— Имя меня интересует менее всего, — сказал Николай Степанович.
— Маму я твою мотал, — тускло заговорил Дато, — папу я твоего мотал…
— Ну-ну, — поощрил его Николай Степанович. — Продолжайте.
— Ты покойник, понял? Вы все покойники. А ну, пустите меня!.. — он сорвался на визг.
— А мы и так все покойники, только в затянувшемся отпуске, — пожал плечами Николай Степанович. — У вас есть что добавить?
— В эмвэдэ хочу звонить! — потребовал Дато.
— Незалэжной Украины? — уточнил Николай Степанович. И, оборотясь к воинству, сказал с укором: — Я же велел пленных не брать…
— Да вот, батько… произошло. Допросить, может, надо…
— Где товар прячут? — поднял бровь Николай Степанович.
— Как бы в том числе.
— Вот уж нет, господа, — сказал Николай Степанович. — В этом деле я вам не помощник. А если у вас хватит смысла прислушаться к доброму совету, то вот он: не торгуйте во Храме.
— Но, батько, ведь дело требует денег…
— Так берите деньги. Но — не торгуйте. Я многое повидал и знаю, что говорю. Эй, Дато — или как там тебя? Сколько выложишь за свою шкурку?
— Думаешь, я тебя покупать буду? — сказал Дато. — Я тебе кишки мотать буду, яйца резать буду, ты кушать их будешь… Двадцать тонн.
— Скоки-скоки? — прыснул Левка. — А мы-то танк размахнулись купить…
— Базар будет, если… — начал Дато, но тут сам, не дожидаясь приглашения, подал голос его сосед по ковру.
— Да что вы от мальчишки хотите? Он здесь по найму. За слово не отвечает.
Давайте поговорим как солидные люди.
— Представьтесь, солидный, — сказал Николай Степанович.
— Вениамин Сергеевич Птичкин, президент банка «Пантикапей-кредит»…
— Он же Гвоздь, — уточнил Тигран.
— Ну, это понятно, — сказал Николай Степанович. — Все банкиры — истинные разбойники. Хотя… Итак, господин Птичкин Гвоздь, сколько бы мы могли взять, взломав сейфы вашего банка?
— Ну, я не могу назвать точную цифру…
— Унести на себе можно — или надо с машиной подъезжать?
— Лучше, конечно, с машиной.
— С катафалком, — уточнил Дато.
— Будем считать, что мы забили стрелку , — сказал Николай Степанович.
Веселый этот разговор ему надоел. Тем более, накатывало что-то, он спиной это чувствовал… — Где у нас третий?
— Да вот же он.
Третий вставал из угла, бесформенно-белый, как раздерганный ком ваты: седой, бородатый и страшно испуганный.
— Ба… тяня? Батяня, ты? Н-николай С-степпа… Товарищ командир…
Левкины глаза, и без того навыкате, решили окончательно покинуть родные глазницы. Он переводил взгляд с Барона на Николая Степановича, и Барон получался заметно старше:
— Илюха? — не сразу пришел в себя Николай Степанович. — Агафонов? Боец Агафонов? Какого хера вы делаете здесь, в этом… — он сдержался.
— Да я… вот тут это… Дело у меня тут.
— А, так это, значит, твое дело? Тесен мир… Что ж, Илюша, ты закон знаешь…
— Да, — сглотнул старый цыган.
— Овцу, если ты помнишь, я тебе простил.
— Простил, батяня.
— Этого, уж извини, простить не могу…
— Понимаю, батяня…
Пронзительный вопль, в котором живой души не было, донесся издалека.
— Тогда — пошли, — Николай Степанович снял с плеча автомат, кивнул на дверь.
— Прямо… сейчас? — цыган сгорбился.
— А чего тянуть?
— Да, чего тянуть… — согласился Барон. — Веди, батяня. А этим не верь, обманут. Всех всегда обманывают. Даже меня хотели обмануть.
— Да я и не верю, — сказал Николай Степанович.
Они вышли из столовой и свернули налево, в сторону от освещенной стоянки.
Вопль, теперь уже многоголосый и яростный, накатывался.
— Стой здесь, — велел Николай Степанович, поднимая руку. — И ни шагу.
Сам он вернулся к крыльцу, встал сбоку.
Разъяренные, как кошки, неслись к столовой четверо девиц. Не кошки, нет: тигрицы. Эринии. Демоны ада. Два пацана с автоматами не успевали за ними, а последним шел Коминт с девочкой на руках.
Ком тел, грохоча, ворвался в помещение. Там — взорвалось…
— Вот — наша, — сказал Коминт. — Еще почти нормальная. Бляди как там все увидели…
— Я понимаю, — сказал Николай Степанович. — Давай девочку — и помоги им, если хочешь.
— Всех кончать?
— Да, наверное. Всех.
С министром внутренних дел республики Крым Николай Степанович беседовал минут сорок, и они расстались, вполне довольные друг другом.
Левка и Тигран ждали внизу в трофейном «датсуне». Номера уже стояли новые.
— Командир, могу я задать нескромный вопрос? — спросил Левка. За этот день он приободрился и смотрел на всех несколько свысока.
— Извольте, пан депутат.
— Вы из уголовных или наоборот?
— А между ними есть какая-то разница?
— Ну, все-таки…
— Вообще-то я из Александрийских гусар.
— Понятно, — кивнул Левка.
— Лев, вы меня очень обяжете, если не будете трепаться о встрече со мной хотя бы со своей высокой депутатской трибуны.
— Никола-ай Степанович!.. — обиженно протянул Левка.
— Давайте за моими — и на вокзал.
Вовик-пулеметчик жил в симпатичном белом двухэтажном доме на углу квартала. Во дворе возле высохшего фонтана на скамейке сидели и ждали Коминт и Ирочка. Ручка ее была в новом гипсе, сложенная теперь уже правильно.
— Коминт, на два слова, — попросил Николай Степанович.
— Она меня не отпускает, — улыбнулся Коминт. — Только в сортир согласилась, и то под дверью скреблась.
— Ладно. Дело вот в чем… Короче, наш налет дал очень мало. Всего одну дозу.
Этот Гвоздь месяц назад вывез практически все… Эх, был ведь у меня когда-то этого дерьма полный чемодан!
— Им-то оно зачем?
— Золото делать. Идиоты. А новое поступление, как сказал наш друг Илья, ожидается не раньше марта. Понимаешь?
— Еще нет.