Соль земли

Бенедиктин прошёлся по кабинету, остановился около Марины и посмотрел на неё долгим, упорным взглядом.

– Ты удовлетворена? – спросил он.

Его напористость не раз ошарашивала и обескураживала её.

– Ты удовлетворена? – повторил он, и так, чтобы вызвать у неё ответную улыбку.

Губы Марины дрогнули. Это была не улыбка, а скорее судорога – отражение её нестройных, противоречивых дум и чувств.

Но Бенедиктин не стал гадать об этом.

– Ну, вот и прекрасно, вот и замечательно! – воскликнул он. – Я знал, что ты не будешь мелочиться. Я верил, что ты останешься большим человеком!

Бенедиктин опустился перед ней на колени, забормотал что-то ласковое, невнятное, очень напоминая в этот момент мурлычущего кота. Марина сидела не двигаясь. Бенедиктин приподнялся, слегка толкнул её головой. Он вызывал её на ласки, и Марина поняла это. Она положила руку ему на голову, и Бенедиктин затих. Марина по-прежнему сидела спокойно, и пальцы её руки не чувствовали его тепла, как будто лежали на неживом предмете.

Глава седьмая

1

Самолёт, сделав круг над зелёной тайгой, опустился на продолговатую поляну, сжатую с двух сторон лесистыми холмами.

Из посёлка со звучным названием Главная Гавань, расположенного в сосновом бору, бежали люди. Они размахивали руками, бросали вверх шапки, криками приветствовали пассажиров, выходивших из самолёта. Его появление всегда было в этом таёжном углу большим праздником. Самолёт привозил газеты, письма, кинокартины; с ним прилетали из областного центра лекторы, представители треста и различных ведомств, новые работники на лесоучастки, разбросанные по всему верхнему течению реки Таёжной.

Анастасия Фёдоровна вышла из самолёта последней. Она задержалась, договариваясь с командиром экипажа о возвращении в город. Вылет намечался на утро. Этот срок вполне устраивал Анастасию Фёдоровну. Вечером она предполагала произвести медосмотр рабочих, направлявшихся на плотах в далёкий рейс – в устье Таёжной, снабдить их аптечками, популярными медицинскими брошюрами, наставлениями о мерах первой помощи, поинтересоваться работой фельдшерского пункта, а наутро вылететь домой. Правда, где-то здесь, в этом районе, находился Максим. Он был, вероятно, в Притаёжном, у брата. Хорошо бы повидать мужа, Артёма с Дуней, но до Притаёжного было далеко, и Анастасия Фёдоровна старалась об этом не думать.

Когда она вышла из самолёта, вокруг него собралась уже толпа. Над поляной стоял говор. Пассажиров сразу же окружили, горячо расспрашивали о жизни города. Окинув глазами людей, Анастасия Фёдоровна увидела в толпе худенького сутулого старичка с обвисшими украинскими усами. Это был местный фельдшер Галушко.

– Демьян Романыч! Милый! – кинулась к нему Анастасия Фёдоровна.

Разговаривая в самолёте с командиром экипажа о вылете обратно, Анастасия Фёдоровна подумала: "Единственно, что меня может задержать, – это отсутствие Галушко", но фельдшер был на месте, и Анастасия Фёдоровна, увидев его, обрадовалась. Желание её как можно скорее вернуться домой имело свои причины: на днях у детей должны были начаться экзамены. Хотя дочка училась хорошо и для тревог оснований не было, Анастасия Фёдоровна всё-таки беспокоилась за неё. Учёбу девочка начала в Новоюксинске, где все военные годы, вплоть до приезда Максима, Анастасия Фёдоровна работала заведующей райздравом.

Галушко знал Анастасию Фёдоровну не первый год. Много раз они встречались в области на совещании работников здравоохранения. Кроме того, в годы войны Галушко изредка навещал Анастасию Фёдоровну в Новоюксинске, зная, что запасливая, распорядительная заведующая райздравом может ссудить его кое-какими дефицитными лекарствами и материалами. И хотя Главная Гавань входила в другой район, Анастасия Фёдоровна помогала старику всем, чем могла.

Из приказов по облздравотделу Галушко уже знал, что доктор Анастасия Фёдоровна Соколовская-Строгова назначена инспектором лечебного сектора. Поэтому, увидев Анастасию Фёдоровну, старый фельдшер не удивился её появлению и радостно пошёл навстречу. На всю огромную таёжную округу Галушко был единственный медик и, как всякий специалист, преданный своему делу, мучительно тосковал по разговорам на свои специальные темы. "Как хорошо, что она прилетела! Уж теперь я все свои вопросы и сомнения перед ней выложу", – подумал Галушко, приближаясь к Анастасии Фёдоровне.

– Милый Демьян Романыч! – торопливо заговорила Анастасия Фёдоровна. – Вы всё такой же! Ни капельки не постарели, стали даже свежее! А ведь не видались мы два года.

Анастасия Фёдоровна крепко сжала жилистую, сухую руку фельдшера, задерживая её в своей руке.

– Родная Анастасия Фёдоровна, бесконечно рад видеть вас! – воскликнул Демьян Романыч, снизу вверх заглядывая ей в лицо. – А вы ещё больше расцвели и похорошели. И лет вам ваших никак не дать! Ну, прежде всего поздравляю с возвращением мужа…

Они направились к посёлку. Когда аэродром и самолёт скрылись за лесом, выяснилось, что улететь утром Анастасия Фёдоровна не сможет: три дня тому назад с верховий Таёжной начался молевой сплав, и люди уже вышли в рейс.

– Как же это могло случиться, Демьян Романыч? В такой долгий путь рабочие ушли без медикаментов и медицинского осмотра, – обеспокоенно сказала Анастасия Фёдоровна.

– Осмотр был, – несколько обиженно ответил Галушко. – Я не зря получаю тут государственные деньги. А вот лекарствами снабдить людей я не смог. Задерживать отправку рабочих из-за лекарств я тоже не вправе. Люди вышли в плавание на пять дней раньше срока. У вас там, в области, не понимают, что ли, что люди сами вносят в жизнь серьёзные поправки?

– Ах, Демьян Романыч, как вам только не стыдно говорить такие слова: "У вас там, в области"! Да я в области работаю, как вам известно, без году неделя, – рассмеялась Анастасия Фёдоровна.

– Вот потому-то я и говорю вам об этом. Вы свежий человек там, и вам легче учесть требования низов, – с улыбкой сказал Галушко и, вздохнув, добавил: – Будем верить, Анастасия Фёдоровна, в счастье людей, которые ушли в долгий путь. Это крепкие, отборные люди, выросшие в лесу и в воде, и да минует их горькая участь болящих!

– О нет, Демьян Романыч, в счастье "на авось" я не верю. Это самое непрочное счастье. Давайте думать, как и где перехватить нам сплавщиков и сделать всё, что мы не сделали здесь.

Галушко посмотрел на Анастасию Фёдоровну с изумлением. Он многое слышал о её настойчивости, но никак не предполагал, что Анастасия Фёдоровна не отступит и в этом случае.

Вместо того чтобы идти к маленькому аккуратному домику медпункта, она направилась в сплавную контору. Галушко последовал за ней. Спустя час они вновь показались на улице посёлка. Шли они быстрее прежнего и разговаривали озабоченно. Возле домика медпункта Галушко покинул Анастасию Фёдоровну, и та ещё более торопливо направилась к почте. Тут она попросила у кассира бланк для телеграммы и поспешно, как давно обдуманное, написала:

"Высокоярск областной, научно-исследовательский институт, Марине Строговой.

Неожиданно командировка затягивается. Отправилась в тайгу. Прошу последить экзамены Оли, не забыть Серёжу. Целую. Настя".

2

К исходу дня Анастасия Фёдоровна с трудом передвигала ноги. Впереди устало вёл коня за повод мешковатый Галушко. Конь был нагружен высокой пирамидой из коробок и ящиков с лекарствами.

– Очень длинные у вас, Демьян Романыч, километры, – сказала Анастасия Фёдоровна жалобно.

– Теперь уже скоро, – отозвался фельдшер. – А насчёт длины таёжных километров вы справедливо заметили. От Главной Гавани до стана Лисицына считается пятнадцать – восемнадцать километров, да только счёт этот ведётся не по затратам сил человека. Километр асфальта и километр тайги – это величины для пешеходов неравнозначные. Видела, какая дорожка тут! На каждом шагу колоды, кочки, чаща. Одно надо обойти, другое перешагнуть, третье взять приступом – ведь на всё это нужны силы. Вот и выходит, что вместо пятнадцати километров мы прошли с вами по меньшей мере тридцать.