Цвет ликующий

На иконе один лишь раз изображена женщина в сцене «Рождества», дальше рассказ идет, как положено в Житии и принято на подобных иконах.

Особенно драматично клеймо «Изгнание беса». На белом фоне башни с черными окошками зеленая дуга чуть ли не современного человека в красных штанах. Велико напряжение этого изгиба, усилие, чтобы выскочил бес, и спокойствие Николы на лазоревой стене некоего города.

Боковое правое клеймо — Никола благословляющий, приветствующий — кого? …Только на нашей иконе встретилась такая сцена.

Три князя, стоящие спокойно, по-княжески, в нарядных княжеских шубах и шапках, с легким приветствием святому — на фоне лазоревых горок, где стоит белый храм с черными окошками и луковицей на барабане (может, русский монастырь в горах?). Никола приглашает их посетить монастырь. Кто эти «князья»? Спасенные купцы (по житию)? Вряд ли. Возможно, заказчики? — высказала предположение В. И. Антонова. Может, это три князя: Борис, Глеб и Владимир? — мои домыслы на основании аналогичных икон, где три князя и Никола: одной из Рыбинского музея и двух из Горьковского.

По четкости композиции это клеймо самое удачное и интересное своей чисто русской архитектурой в голубых горах, русскими одеждами. Сцена ласковая, встреча гостей. Но кого и при каких обстоятельствах, для меня остается загадкой.

По сравнению с «Николой» другая наша многоречивая икона «Рождество» — живописнее и ярче. Она вся, как мозаика из кусков то старого письма XV века, то записей XVII, иногда даже непонятных. В сцене «бегство св. семейства в Египет» (нижний правый угол иконы) два раза изображен сопровождающий их юноша — «Иаков, брат Господень», один впереди, другой сзади — вместо Иосифа.

Реставратор (неведомый) еще раньше эти записи оставил, видимо не найдя под ними ничего от XV века. Получили мы ее из собрания В. В. Величко. Сквозь коричнево-желтый слой очень грязной олифы проглядывали кони, горки, воины, Богоматерь на ложе, много всего очень заманчивого. Промыл ее М. И., и своими яркими цветами она превзошла все ожидания.

Белые кони; охряные горки; темно-голубые одежды, крыши домов, шлемы на воинах Ирода. В середине на красном ложе Богоматерь. Лежит она слева направо. Так писали до Рублева, говорил нам Н. Н. Померанцев. Рублев воскресил более древнее расположение роженицы — справа налево.

Это свое открытие Н. Н. еще не опубликовал. Он очень им гордится. Ведь в иконописи каноны, даты, школы далеко еще не изучены.

Своей сложностью наша икона похожа на знаменитое холмогорское «Рождество» из ГТГ, где еще больше всего рассказано.

Иконный стиль позволяет на небольшом пространстве изобразить очень много разных событий. В нашем «Рождестве» сплошное движение вокруг ложа Богоматери и яслей. Соединено все в единое целое только волей щедрого художника. Он не боялся ни яркости, ни контрастов, ни нагромождений. Получился целый каскад красок, фигур, горок, колючих кустов. Похоже на своеобразный угловатый «кубистический» букет.

Именно форму букета напоминает вся эта композиция, суживаясь книзу, будто ее держит невидимая рука, расширяясь в середине веером, концы не равные, как бы цветочные ветки.

При электрическом освещении она даже похожа на лоскутное одеяло.

Лучше же всего ее смотреть в серый день на боковом свете (доска ее с большой горбинкой не любит отблесков), тогда куски сине-голубого, чистого без белил, особенно ярки. Очень ладно расположены охры: на горках, разбитые оживкой, которая как бы стекает сверху вниз, а в середине на равном ее фоне — здесь фоне «скорби», почти незаметно на расстоянии, прорисованы коричневым козы и убиенные младенцы. Эта же охра «скорби» окружает красное ложе Богоматери. Из пророчества Исайи «Позна вол стяжавшаго, и осел ясли господа своего» остался один лишь осел, если я верно прочитала очертания этого животного (правда, больше похожего на коня). История с волхвами трех возрастов, имена которых нам сохранило время: Бальтасар, Мельхиор, Каспар — рассказана подробно. Мне нравятся все три подробности.

Рассматривать икону начинаю с левого верхнего угла. Ангел возвещает волхвам о звезде, о народившемся где-то царе. Волхвы едут «по звезде», по черноте ночи, на Восток. Поклонившись рожденному и принеся ему дары, той же черной ночью они скрытно (что показано щелью в скалах) по повелению ангела, боясь Ирода, уходят из иконы, покидают место действия, которое разворачивается, чем ниже, тем трагичнее.

Мария с сыном «бегут» из Вифлеема, где плач матерей, избиение младенцев по повелению Ирода. Сухие растения по горкам подчеркивают трагедию. Не трагичны лишь краски.

Все события, несмотря на то, что их очень много, хорошо читаются, не мешают друг другу, одно с другим сливается, цвет в цвет отлично вписывается у этого композиционно очень одаренного художника, блестяще решившего такую сложную тему.

Икона, конечно, рассчитана на многочисленных зрителей. Где-то на Северной Двине в небольшом деревянном храме Рождества она, наверное, стояла по правую сторону царских врат, привлекая своим красноречием всеобщее внимание, скорее как картина-рассказ, а не икона для молитвы. Была, наверное, знаменита на всю округу.

Голубая, звук густой, если говорить по-песенному. Густая же охра, неяркая темная красная, кусков белого очень мало, четко читается темный мафорий Богоматери и черные куски ночи, тьмы провалов. Она даже в черно-белом снимке пленяет своей игрой черного и светлого.

Есть у нас еще одна очень сложного рассказа большая доска, тоже северных же писем — «Илья Пророк с житием».

Илью Пророка сравнивают с Перуном.

Почитаю о Перуне: он с золотыми усами, перед ним вечный огонь, в жертву ему приносили волосы и бороды. Можно вспомнить из «Путешествия Афанасия Никитина за три моря» те же обряды культа Шивы в Индии (выводов никаких не делаю, просто вспоминаю аналогичное).

Перун — гром. Литературный «громовержец», Зевс тучеводец, повелитель облаков. Народное «громостреляние». Описание наружности Перуна не всегда совпадает с традиционной темно-коричневой милотью иконного Ильи, подбитой козьим мехом зеленоватого цвета, охряной рубашкой и шейным платком с каймой.

(На нашей иконе платок с красной каймой на одном лишь клейме с вороном.)

Золотые усы Перуна и круглые глаза идола можно, при желании, углядеть на Остроуховском поясном Илье на красном фоне (из ГТГ).

Из детских уроков истории известно, как в летописи описано изгнание Перуна из Киева во времена Владимира Святого. «Выдыбай боже!..» — кричали киевляне с сожалением. А в Новгороде с удовольствием: «…Ты, рече, Перунище до сыти еси пил и ял, а ныне плыви уже проче, и плыви с света в акромешное».

Перуна заменил Илья Пророк. «Илья-пророк — два уволок». Ищу в Библии, почему именно ему отдали во власть небесные явления — дождь, гром, тучи, засуху?

Попутно слежу за рассказом на клеймах нашей иконы; они, по воле художника, идут не по порядку библейского рассказа.

Очень строгий пророк Илья Фествитянин из жителей Галаадских, «Сила и крепость Господня». Само его рождение — божественное. Принимают ребенка два ангела. Дальнейшая жизнь его связана с небесный огнем, с дождем, засухой, пустыней.

Спасаясь от гнева нечестивого царя Ахава, и особенно злой его жены Иезавели — Илья уходит в пустыню «к потоку Хораф, что против Иордана» … «И ворон приносил ему хлеба и мяса по утру, хлеба и мяса по вечеру…»

Второй раз уходит он в пустыню моля смерти. «Лег под можжевеловым кустом и заснул», «И вот ангел коснулся его и сказал: „Ешь и пей“. Сон Ильи и ангел, кувшин и лепешка на нижней части средника выделены крупно. Клеймо же с враном — в ряде других клейм, значит, второе событие важнее. Можжевеловые кусты Библии изображены на охряном фоне пустыни тут и там, как нужные художнику темные мохнатые пятна. Илья живет какое-то время у вдовы из Сарепты Сидонской, воскрешает ее сына. Сказочный эпизод „скатерти самобранки“ — „мука у вдовы не убывает“, „вода в кувшине не иссякает“. Это клеймо на нашей иконе, новой записи, изображает просто сидящую женщину.