Левицкий

Из всех изображений Екатерины, которые писал и продолжал писать по заказам Дворцового ведомства и частных лиц Левицкий, Безбородко выбирает вариант «Екатерины-Законодательницы», но созданная по эскизу картина в целом ряде существенных подробностей не совпадает с первоначальным наброском. Екатерина здесь старше по возрасту, и в основе нового ее изображения лежит тип Р. Бромптона, которым последние три года императрица особенно увлекалась. Выученик Р. Менгса и подражатель Рейнольдса, Бромптон после первого приезда в Россию в 1778 году снова оказывается в Петербурге в 1780-м, усиленно приглашаемый двором. Хотя Грибовский и утверждал, что Екатерина была похожа на всех своих портретах, разница между типами, создаваемыми отдельными мастерами, очень велика.

Бромптон — своего рода англизированный вариант ее внешности, в котором художник подчеркнул удлиненность лица, не скрыл и отпечатка лет. Пышное со сборчатыми рукавами платье эскиза сменяется более строгим по силуэту. Занавес собирается в крупные спокойные складки. Ковер на полу разглаживается. Статичнее становится положение тела и рук. На голове Екатерины маленькая корона перекрывается лавровым венком. И особенно примечательная деталь — андреевский флаг сменяется флагом с жезлом Меркурия. Отказываясь от знаков самодержавной власти — державы, скипетра, большой короны, Левицкий отказывается и от упоминания о военных победах самодержицы. Если она жертвует (обязана жертвовать!) своим покоем ради сохранения законов, то и смыслом ее правления должны стать не завоевания, а процветание мира.

В ответ на восторженные стихи И. Богдановича Левицкий опишет свою картину во всех ее подробностях: «Средина картины представляет внутренность храма богини Правосудия, перед которой в виде Законодательницы ее императорское величество, сжигая на алтаре маковые цветы, жертвует драгоценным своим покоем для общего покоя. Вместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венцом, украшающим гражданскую корону, возложенную на главу ея. Знаки ордена св. Владимира изображают отличность знаменитою за понесенные для пользы отечества труды, коих лежащие у ног Законодательницы книги свидетельствуют истину. Победоносный орел покоится на законах, и вооруженный Перуном страж рачит о целости оных. Вдали видно открытое море, а на развевающемся Российском флаге изображенный на военном щите Меркуриев жезл означает защищенную торговлю». Художник, по-видимому, сознательно не приводит основного символического значения крылатого Меркуриева жезла — кадуцея, который всегда означал науки. Именно так объясняет его значение в примечаниях к «Видению Мурзы» Державин.

В «Видении Мурзы» та же тема решается в поэтическом образе, который, кстати сказать, положил начало славе поэта. Державин впервые выступает в печати с этой одой под собственным именем — все ранние произведения печатались им анонимно, а ода «К Фелице» стала известна Петербургу и императрице в рукописных списках.

Законность и правосудие — с них начинается утверждение, но и попрание человеческих прав. Таково убеждение литераторов Львовского кружка, его они отстаивают и в своих произведениях и в своих высказываниях. Через полвека будущий Александр II спросит своего наставника в вопросах государственного управления графа Д. Н. Блудова, существует ли реальное различие между монархией и деспотией. Существует, ответит Блудов: монарх устанавливает законы, но сам им и подчиняется, деспот, устанавливая те же законы, ими пренебрегает. «Екатерина-Законодательница в храме богини Правосудия» должна была предстать именно монархиней, которой в действительности не была никогда. Екатерина, само собой разумеется, всегда выступает за законы и справедливость. При каждом удобном случае она не преминет провозгласить здравицу «за честных людей». Но прав Кирилл Разумовский, который откажется от этого тоста — много ли останется людей в государстве! — «боюсь, матушка, как бы мор не вышел». Даже для таких влиятельных придворных, как он, не существует никаких иллюзий относительно характера правления Екатерины. На обращенное к гробнице Петра I риторическое восклицание митрополита Платона «Восстань!», чтобы убедиться, какие плоды дали посеянные тобою семена, Кирилл Разумовский заметит: «Чого вин его кличе — як встане, всем нам достанется!»

Прославление Екатерины в аллегорической композиции Левицкого оборачивается гимном несуществующей идеальной правительнице, уроком царям. Именно на этот урок восторженно откликается в своей оде Державин, именно его приветствуют окружающие Левицкого «вольтерьянцы». И две жизненных позиции, два взгляда, слишком противоположные друг другу, чтобы между ними когда-нибудь был возможен компромисс. Записка Екатерины одному из придворных за три года до появления картины: «Моралисты трудятся над искоренением злоупотреблений; но достоверно ли, что род людской способен усовершенствоваться? Они все улучшали, познания, искусство, самую природу, но человек остался на той же точке… Да еще верно ли и то, что между нашими добродетелями и пороками есть такая существенная разница?» И строки «Видения Мурзы», до конца выясняющие позицию художника и его единомышленников, их представление об идеале человека, где понятие счастья неотрывно от следования твердым и неизменным морально-нравственным принципам, из которых и складывается человеческое достоинство:

ИСКУССТВО ПОРТРЕТА

Во всем главою есть разум, который познается из вымысла, ибо ежели все расположено порядочно, натурально, кстате и по свойству действия и особ в нем находящихся, тогда хорошо представление.

Господин Левицкий в рассуждении его долговременной службы и по классу его оказанной пользы заслуживает награжден быть протчим невпример четырех сот рублевым окладом.

«Портретного рода художнику, — писал И. Урванов в своем теоретическом сочинении „Краткое руководство к познанию рисования и живописи“, — должно уметь хорошо делать голову, и сходственно с тем, с кого портрет пишется, а притом в лучшем лица виде и в хорошем всего положении также с той стороны лица, которая выгоднее для красоты частей, и полезнее для сходства; ибо не у каждого человека все стороны и части бывают выгодны для сходства и приятности… Отделывать же надлежит все с большим вкусом и так, чтобы всего видна была причина…». Урванов был прав и неправ. Прав относительно высокого ремесленного совершенства, уровень которого утверждает Левицкий в своем академическом классе. Неправ, если говорить о подлинном существе портретного искусства, как оно представляется тому же Левицкому. «Екатерина-Законодательница» была не случайной удачей, но программной картиной и для самого Левицкого и для литераторов его окружения. Именно поэтому портретный класс под руководством Левицкого начинает приобретать все большее значение в формирующейся методике Академии художеств. «Он портретной» — отзвук системы жанров, предложенной классицизмом, где все определялось емкостью содержания, выраженной художником мысли.

Портрет не мог соперничать в этом даже с живописью «домашних упражнений», иначе — с первыми шагами жанра. Тем более он уступал первенство исторической картине, открывавшей самые большие возможности выражению человеческих убеждений, стремлений, страстей. В портрете оживал единственный человек, простой или сложный, ничтожный или значительный, связанный обстоятельствами своей жизни. В исторической картине человек становится выражением общечеловеческих идей, которыми следовало воспитывать зрителей. Искусство должно было прежде всего пробуждать высокие чувства, поражать воображение наглядными, проверенными историей примерами. И в этом Гектор, оставляющий ради ратного подвига любимую жену и сына, Гораций, лишающий жизни полюбившую врага отчизны сестру, Рогнеда, полная отчаяния и ненависти к насильнику, обладали неизмеримо большей силой воздействия в представлении человека XVIII века, чем современный им полководец, солдат или переживающая личную трагедию девушка.