Проклятая книга

Харузин с жадностью ухватился за «первоисточники» и притащил их домой (к ужасу своей чистоплотной бабушки). Разложил на полу в комнате, принялся изучать. Сейчас он прочитает все в подлиннике! Сейчас он узнает, что волновало тогдашние умы!

И… оказалось, что тогдашние умы волновали совершенно иные проблемы. Газеты были наполнены докладами «Изображение советского воина в эпическом романе» и «Новый образ материнства в литературе Страны советов». Мелькали совершенно незнакомые имена. Причем именно эти, прочно забытые спустя двадцать лет, не сходили тогда с газетных полос. Те, кого в школьной программе считали «ведущими публицистами» и «выдающимися критиками», светились еле-еле. Так, мелькнет статеечка Корнея Ивановича Чуковского про детскую литературу, но она настолько мала и так загромождена какими-то эпохальными разборами эпоса из жизни коровниц, что ее почти не видать.

Если такое могло случиться в двадцатом веке, когда великих писателей и поэтов, можно сказать, в упор не видели — хотя те добросовестно состояли членами Союза Писателей, — то на что можно надеяться в шестнадцатом? На то, что где-нибудь на углу Стренда и Пикадилли они встретят Билла Шекспира и вместе с ним споют:

Нет, на такое, граждане, надеяться нам нечего. Все возбуждены памфлетом, в котором описываются странные поступки лорда К. (кто такой этот К., очевидно, здесь знали все, кроме наших героев). Сами поступки, впрочем, не описывались — на них только намекалось. Понимай как знаешь. Да еще на полусредневековом английском. Когда в школе у тебя твердя тройка по современному американскому. Ужас.

Спасибо хоть картинки более-менее внятные. Неприличные.

Флор Наталье смотреть не позволил. Да и немного она потеряла, честно сказать.

Они вышли из города на удивление быстро — все-таки Лондон был городок небольшой и считался сущей дырой, похуже Парижа. Париж успел расцвести, а Лондон был на пути к этому. В условиях вечных туманов и изливающихся помоев — задача не из легких.

Предместья произвели на Наташу более благоприятное впечатление. Здесь уже начинались те самые симпатичные английские домики в окружении той самой симпатичной английской зелени, которая достигается шестисотлетним подстриганием лужаек. Двести лет уже прошли, впереди четыреста, но результаты налицо и вполне положительные.

В одном из таких домиков и обитал доктор Джон Ди.

Решено было, что к нему явятся Флор с Натальей — русский купец, путешествующий с супругой. Оба интересуются прогнозами на будущее. Прежде всего, конечно, в сфере торговли. Готовы заплатить за консультацию у ученого астролога. О да, конечно, разумеется — в России все это строжайше запрещено, но Флор с супругой — люди чрезвычайно прогрессивные, они доверяют звездам и учености доктора Ди. Естественно, слава о докторе Ди разошлась повсюду. Говорят, даже царь Иоанн заинтересовался его работами.

Харузин с Тенебрикусом будут изображать духовных лиц из разных орденов, которые просто сопровождают новгородцев — отчасти из любопытства, отчасти потому, что их путь лежит дальше, за Лондон.

Все это предполагалось сообщить Джону Ди, когда гости постучат в ворота его дома.

Но получилось совершенно не так, как планировалось.

Им открыла немолодая женщина, одетая в плотный фартук, как солдат в броню. Настоящая английская домохозяйка, «мой дом — моя крепость», подумала Гвэрлум и ощутила легкий укол зависти. Сама она вела хозяйство Флора, как умела, но хозяйство это оказалось для нее слишком большим и чересчур непривычным. У себя дома, в Питере, она полагала, что нет ничего проще, чем вести дом. Нужно просто иметь квартиру и следить, чтобы там регулярно мылись полы, вытиралась пыль, не скапливалась грязная посуда и чтобы вовремя покупался хлеб. Собственно, больше ничего и не требуется.

А лошадь содержать? Сено на зиму? Следить, чтобы ее выгуливали каждый день, дабы избежать того, что называют на конюшнях «синдром выходного дня»: застоявшуюся (после выходного) лошадь очень легко загубить любой, даже небольшой нагрузкой! А куры, свиньи? А подготовки ко всем многочисленным церковным праздникам? Это вам не в «современном» (то есть будущем) Питере забежать в храм на Пасху и воткнуть пару свечек, а дома поставить букет вербочек с бантиком. Каждый праздник, каждый пост (даже каждый день поста!) — это совершенно особенное меню. И к этому меню в доме должны иметься запасы.

Да еще мебель, одежда, прочие пожитки, вроде посуды! Да еще заготовки на зиму ягод, грибов, всяких там кореньев. И попробуйте, граждане мои, готовить «типично русскую еду» без картошки, без баклажан, без огурцов и помидоров! Все эти излишества были привезены на Русь из Америки и Ближнего Востока. Сначала их доставили в Европу — крестоносцы. Затем, после открытия Америки Колумбом, хлынули кукуруза (о, как не хватает подчас попкорна!) и картошка.

До России все это доползет еще очень нескоро. Россия пока что время от времени балуется табаком да кофием. Английский колониальный товар, хе-хе.

Поэтому Гвэрлум нередко попадала впросак и чувствовала себя уязвленной. Спасибо Флор все понимал и никогда не упрекал ее за допущенные ошибки. Сам все время подсказывал, а то и делал за нее. И Настасья, кроткое создание, выручала не раз.

А вот эта английская домохозяйка очень хорошо разбирается в своем небольшом царстве-государстве. И держится перед пришельцами как истинная королева.

— Что вам угодно, господа?

Ни Гвэрлум, ни Харузин ее речи не поняли, хотя интонация, с которой были произнесены эти слова, сказала им почти обо всем. Здесь прозвучала и досада на вторжение незваных гостей, и легкий страх: вдруг они принесли дурную новость, и в то же время любопытство, ибо новость вполне могла оказаться и доброй.

Тенебрикус заговорил от лица всех присутствующих, хотя он все время указывал на Флора, а тот стоял подбоченясь и посматривал на госпожу Уэлшмен с чуть высокомерной доброжелательностью, как и положено богатому человеку в гостях у простолюдинов.

Однако Ди не были такими уж простолюдинами. И госпожа Уэлшмен сразу дала это понять.

— Мой сын занят. Он не может принимать у себя первых встречных.

— Мой друг, — Тенебрикус показал на Флора, который еще выше задрал подбородок, — готов хорошо заплатить за консультацию. У моего друга… возникли затруднения, и он очень рассчитывает на помощь высокоученого доктора. Поверьте, он хорошо знает, к кому обращается. Доктор Ди пользуется широкой известностью и повсеместным уважением.

Произнеся все это, Тенебрикус вдруг уставился на госпожу Уэлшмен ледяным взором и чуть искривил рот, так что его подвижное обветренное лицо сделалось завораживающе-уродливым, и от него невозможно было отвести глаза. Затем он вдруг улыбнулся.

Госпожа Уэлшмен вытерла со лба внезапно выступивший пот.

— Прошу вас, — промолвила она и провела гостей в дом.

Джон Ди был у себя в лаборатории. Там царил полный разгром. Повсюду валялись книги, обрывки рукописей, какие-то разбитые сосуды хрустели под ногами. Наталья осталась в гостиной госпожи Уэлшмен. Хоть ей и любопытно было взглянуть на знаменитого астролога, однако правила приличия не позволяли проявлять этот интерес так явно. В конце концов, она лишь сопровождает супруга.

Она устроилась поудобнее в кресле и уставилась на стену, где висела небольшая мутная картина религиозного содержания. Смысл картины от Натальи ускользал. Она поняла, что там идет речь о чем-то библейском, потому что персонаж в центре стоял с воздетыми к небу руками, а остальные изображали ужас; при этом сверху на действующих лиц падали молнии. «Впечатляет, — подумала Наташа. — Конечно, не Гюстав Дорэ, но очень впечатляет».

Харузин, понимая, что Гвэрлум изнывает от желания хоть одним глазком увидеть самого Джона Ди, ловко устроил так, чтобы астролог вышел в гостиную.