Страница 4 из 6
Он услышал, как она повернула ключ в замке, Дамасо повесил одежду на стул, лег и выкурил одну за другой несколько сигарет. Постельное белье вибрировало в такт мамбе. Дамасо не заметил, как заснул. Когда он проснулся, музыки не было, и от этого комната показалась ему еще больше. Девушка раздевалась около кровати.
— Сколько сейчас?
— Около четырех. Ребенок не плакал?
— Вроде бы нет, — ответил Дамасо.
Девушка легла рядом и, разглядывая его слегка блуждающими глазами, начала расстегивать ему рубашку. Дамасо понял, что она изрядно выпила. Он хотел было погасить лампу.
— Оставь, — сказала она. — Мне так нравится смотреть в твои глаза.
С рассветом комнату наполнили звуки утра. Ребенок заплакал. Девушка взяла его в постель, дала ему грудь и запела, не открывая рта, песенку из трех нот. Наконец они все уснули. Дамасо не слышал, как около семи девушка проснулась и вышла из комнаты; вернулась она уже без ребенка.
— Все идут на набережную, — сказала она. Дамасо чувствовал себя так, будто проспал всего час.
— Зачем?
— Посмотреть на негра, который украл шары, — ответила она. — Его сегодня отправляют.
Дамасо закурил.
— Бедняг а, — вздохнула девушка.
— Что еще за бедняга? — взорвался Дамасо. — Никто не заставлял его быть сволочью.
Девушка задумалась, опустив голову на грудь, а потом сказала, понизив голос:
— Это сделал не он.
— Кто сказал?
— Я точно знаю. В ночь, когда забрались в бильярдную, негр был у Глории и провел у нее весь следующий день до самого вечера. А потом пришли из кино и рассказали, что его арестовали там.
— Глория может сказать об этом полиции.
— Негр уже сказал. Алькальд пришел к Глории, перевернул у неё в комнате все вверх дном и пригрозил, что посадит ее как соучастницу. В конце концов все уладилось за двадцать песо.
Дамасо встал около восьми.
— Оставайся, — сказала девушка, — зарежу на обед курицу. Дамасо стряхнул волосы с расчески, которую держал в руке,
и сунул ее в задний карман брюк.
— Не могу, — сказал он.
Взяв девушку за руки, он привлек ее к себе. Она уже умылась и оказалась действительно очень юной, с огромными черными глазами, придававшими ей какой-то беззащитный вид. Она обняла его и повторила:
— Останься.
— Навсегда?
Слегка покраснев, она отпустила его.
— Обманщик.
Ана в это утро чувствовала себя усталой, однако общее волнение передалось и ей. Скорей обычного собрав у своих клиентов белье для стирки, она пошла на набережную посмотреть, как будут отправлять негра. У причалов, перед судами, готовыми к отплытию, гудела нетерпеливая толпа. Тут же был и Дамасо.
Ана ткнула его указательным пальцем в поясницу.
— Что ты здесь делаешь? — подпрыгнув от неожиданности, спросил Дамасо.
— Пришла с тобой попрощаться.
Дамасо постучал по деревянному фонарному столу.
— Типун тебе на язык, — сказал он.
Закурив, он бросил пустой коробок в реку. Ана достала из-за корсажа другой и положила в карман его рубашки. Дамасо не выдержал и улыбнулся.
— Вот дура, — сказал он.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась Ана.
Вскоре появился негр. Его провели посередине площади — руки были связаны за спиной веревкой, конец которой держал полицейский. По бокам шли двое полицейских с винтовками. Он был без рубашки, нижняя губа у него была рассечена, а бровь распухла, как у боксера. Взглядов толпы он избегал с достоинством жертвы. У дверей бильярдной, где, чтобы наблюдать обе главные фигуры спектакля, собралось больше всего зрителей, молча стоял и смотрел на него, укоризненно покачивая головой, хозяин заведения. Люди пожирали негра глазами.
Баркас поднял якорь. Негра повели по палубе к цистерне с нефтью и привязали к ней за руки и за ноги. Когда на середине реки баркас развернулся и дал последний гудок, спина негра ярко блеснула.
— Бедняга, — прошептала Ана.
— Преступники, — сказал кто-то рядом с ней. — Разве может человек вынести такое солнце?
Дамасо увидел, что голос, сказавший это, принадлежит какой-то страшно толстой женщине. Он начал пробиваться через толпу к площади.
— Много болтаешь, — прошипел он на ухо Ане. — Ты бы еще заорала на всю площадь.
Она проводила его до бильярдной.
— Хоть бы переоделся, — сказала она, прежде чем уйти. А то прямо, как нищий.
Новость собрала в заведении шумную толпу посетителе!! Стараясь обслужить всех, дон Роке подавал на несколько столиков одновременно. Дамасо ждал, чтобы он прошел около него.
— Хотите, вам помогу?
Дон Роке поставил перед ним полдюжину бутылок пива с надетыми на горлышко стаканами.
— Спасибо, сынок.
Дамасо разнес бутылки по столикам, принял заказ и продолжал приносить и уносить бутылки до тех пор, пока посетители не разошлись по домам обедать. Когда на рассвете он вернулся к себе в комнату, Ана поняла, что Дамасо пьян. Она взяла его руку и приложила к своему животу.
— Пощупай, — сказала она. — Слышишь?
Дамасо не обнаружил никакого энтузиазма.
— Шевелится, — продолжала она. — Целую ночь бил ножками.
Но он не выразил никакого интереса. Занятый своими мыслями, Дамасо ушел -;а другой день очень рано и вернулся только после полуночи. Так прошла неделя. В те редкие минуты, которые он, лежа на постели и покуривая, проводил дома, он избегал разговоров. Ана стала вдвое внимательней к нему. В начале их совместной жизни был случай, когда он вел себя так, а она не знала его характера и надоедала ему. И тогда, сев на нее в постели верхом, он избил ее в кровь.
Теперь она не проявляла нетерпения. Еще с вечера клала у лампы пачку сигарет — знала, что ему легче вынести голод и жажду, чем отсутствие курева. И вот, как-то во второй половине июля, Дамасо пришел домой вечером. Ана подумала, что он, должно быть, уже успел здорово перебрать, раз вернулся так рано, и встревожилась. Поели молча, но, когда ложились спать, у Дамасо, какого-то отупевшего и потерянного, вырвалось вдруг.
— Уехать хочу.
— Куда?
— Куда-нибудь.
Ана обвела комнату взглядом. Журнальные обложки, которые она сама отрезала и наклеивала, пока не заклеила все стены цветными фотографиями киноактеров, выцвели и порвались. Она потеряла счет мужчинам, которые, глядя с ее кровати на эти фотографии, постепенно поглощали их цвет и уносили его с собой.
— Тебе со мной скучно, — сказала Ана.
— Дело не в этом, — сказал Дамасо, — а в городке.
— Наш городок такой же, как все другие.
— Невозможно продать шары.
— Забудь ты о них, — сказала Ана. — Пока бог дает мне силы стирать, тебе не нужно заниматься всякими темными делами. — И, помолчав, добавила осторожно: — Не могу понять, как тебе пришло в голову это сделать.
Дамасо докурил сигарету и ответил:
— Так легко было, что я понять не могу, почему никто другой не додумался.
— В смысле денег — да, — согласилась Ана. — Но чтобы прихватить шары — другого такого дурака не нашлось бы.
— Просто я не сообразил, — сказал Дамасо. — Мне это пришло в голову, когда я увидел их в коробке за стойкой и подумал: так трудился, а уйти придется с пустыми руками.
— Несчастливая твоя звезда, — сказала Ана. Дамасо ощутил облегчение.
— А новых не шлют, — сказал он. — Сообщили, что они вздорожали, и дон Роке говорит, что теперь ему невыгодно.
Он закурил новую сигарету и, рассказывая, почувствовал, как сердце его очищается от чего-то темного.
Дамасо рассказал, что хозяин заведения решил продать бильярдный стол. Этот стол теперь ничего не стоит. Сукно на нем из-за неумелой игры начинающих сплошь в дырах и разноцветных заплатах, и надо заменять его новым. А пока для любителей, состарившихся вокруг бильярда, единственным развлечением остаются передачи чемпионата по бейсболу.
— Вышло так, — закончил Дамасо, — что мы хоть и не хотели, а подложили всем свинью.
— И никакой пользы не имеем, — добавила Ана.
— А на следующей неделе и чемпионат кончится, — сказал Дамасо: