Вкус убийства

– Вот почему у тети Ивги не было своей семьи и своих детей. Она постоянно была с нами, – вздохнула Алиса.

– Но годы шли, а ничего не менялось. Ваш отец не переставал любить свою жену. Он вообще не замечал Жениных достижений. А она бредила им. Ей так хотелось, чтобы он ее заметил! Постепенно любовь к Павлу Илларионовичу превратилась для Ивги в главную жизненную цель, в сверхзадачу. И тогда началась череда этих несчастных случаев. Я убеждена: все четыре попытки по устранению со своего пути Ксении Николаевны были предприняты ею.

– Но ведь тогда, на озере, ее не было! Мы с мамой были одни, – удивилась девушка.

В разговор вступил Двинятин:

– Разве трудно просверлить в лодке дырку, сверху замаскировать какой-то щепкой и спокойно уехать? Причем зная, что ваша мама любит катать своих детей по озеру. – Логические построения Андрея звучали убедительно.

– А сосулька на масленицу? – спросила Алиса. – Ведь они обе стояли под ней. И ледышка могла с таким же успехом упасть на тетю…

– Нет, не могла, – отрицательно покачала головой Вера.

– Почему? – хором спросили Джон, Алиса и Виктор.

– Потому что именно ваша тетя Ивга подвела Ксению под сосульку. Наверняка она ее предварительно еще и подпилила. Небось все рассчитала, но, к счастью, лед упал не на голову вашей маме, а лишь на руку.

– Предположим, эти случаи… Допустим, вы нас убедили. Но как же быть со смертельным диагнозом у здоровой женщины? – словно очнувшись, потребовал объяснений Голембо.

– В том-то и дело! – Лученко посмотрела на сосредоточенные лица собравшихся в комнате людей. – Ложный диагноз и был попыткой номер пять! И на этот раз она удалась.

– Но Ксения испытывала нестерпимые боли. Если она была здорова, то как же… – «Дядя Слава» не решался озвучить свою догадку, потому что это было не просто страшно. Это было ужасно.

Вера вздохнула. Она чувствовала себя, как хирург, которому необходимо сейчас сделать пациенту больно, чтоб потом он выздоровел. Она повернулась лицом к директору фирмы «Фарма-ліки». При этом она заметила, как побледнела Алиса и как Джон взял ее руки в свои.

– Вам как фармацевту о чем-нибудь говорит название препаратов «окситоцин» или «метилэргометрин»?

– Это что-то из гинекологии, – не очень уверенно сказал Голембо. – Я не знаю всех наименований.

– Они приводят к сокращению матки. А при длительном их применении страдают почки. Вплоть до полного отказа.

– Но вы сказали, что Ксения была здорова. Как же можно делать инъекции здоровому человеку?

– А, действительно, – сказала Вера. – Но дело в том, что Ксения прибегла к маленькой женской хитрости. Павел пропадал на работе, у него был аврал, а ей хотелось, чтобы муж больше был рядом с ней. И она сказалась нездоровой. Это безошибочный женский прием. Она даже в поликлинике побывала, УЗИ сделала – это был первый анализ. Вот тогда-то Евгения ей и предложила обследоваться у себя в институте. Вначале Ксения не соглашалась, отмахивалась. Через полгода сделала вновь УЗИ в поликлинике – все в норме. Но потом… Мы никогда не узнаем, как Бурау ее все-таки уговорила. Дальше – дело техники и преступных инъекций.

– Боже мой! Какой садизм! – Голембо в ужасе смотрел на Веру, приоткрыв рот. – Ведь она испытывала боли, сравнимые разве что с родовыми муками! Каждый день на протяжении нескольких месяцев! Это немыслимо!

– Не понимаю. Перестаньте говорить загадками! – Бабушка Влада требовательно постучала кулачком по столу. – Вы можете объяснить старому человеку толком? Что за уколы?

– Объясни ты! – попросила Вера своего друга. Ей хотелось хоть немного передохнуть.

– Ваша невестка испытывала постоянные спазматические боли, как при родах, – сказал Двинятин. – Понимаете? От препаратов, которые ей вводила Бурау. От этих уколов у Ксении в конце концов отказали почки.

– Как она могла? Как могла?! – прошептала Владилена.

У старухи мелко задрожал подбородок, слезы полились из глаз. Спустя целую жизнь она пожалела нелюбимую невестку.

– А откуда вам это известно? – спросил Виктор, теряя невозмутимость.

– Хочу напомнить, Витя, я все-таки доктор. Хоть и психотерапевт, но все же разбираюсь в болезнях и лекарствах. Кроме того, меня проконсультировали коллеги.

Словно только что осознав все, о чем говорила доктор, Виктор посмотрел на нее испуганно. В глубинах его внутренней мешанины что-то задвигалось, зашуршало. Глухая, слипшаяся в комья душа как будто на секунду проснулась. Лученко наблюдала, как Бессонов «становится на первую ступень лестницы». Такая у нее была метафора внутренних движений человеческого духа.

Жизнь человека Вера представляла себе как множество разнообразных лестниц. У кого-то это эскалаторы, везущие вверх, у другого крутые ступеньки, спускающие вниз, или самодвижущаяся дорожка, везущая по прямой. Лестница вниз – падение, пьянство, пустая жизнь, отсутствие осмысленной деятельности, депрессия… Эскалаторы по горизонтали – обычное существование обывателя: просиживание у телевизора, сплетни, зависть… Лестница вверх – это полная самореализация в профессии, в любви, в материнстве, в творчестве.

Виктор с внезапной ясностью, забыв свой хипповый сленг, произнес:

– Значит, Ивга убила маму. А потом сказала папе, что это сделал я. И он, чтобы спасти меня от тюрьмы, признался в том, чего не делал. – Он сглотнул ком в горле.

– Предполагаю, что она предложила Павлу Илларионовичу сделку, показав ему два пути. Первый: если он женится на ней, она замнет дело. И вы, Виктор, останетесь на свободе. Второй путь: вас сажают за эвтаназию. – Вера подошла к Бессонову и села рядом с ним. Ей показалось, что в уголках его глаз мелькнули слезы.

– Но он выбрал третий путь. Взял на себя мой грех. Но ведь на самом деле я этого не делал…

– Она его шантажировала судьбой моего внука! – выкрикнула Владилена с горечью. – Где она? Я хочу посмотреть ей в глаза!

– Боюсь, это невозможно… – сказала Лученко, поднимаясь и подходя к Двинятину. Она сжала его ладонь, и мужчина без слов понял ее просьбу.

– Сегодня утром она умерла. С ней произошел несчастный случай. – Андрей произнес эту фразу, ставя последнюю точку в Верином расследовании.

– Есть Бог на свете! – проговорила бабушка Влада и перекрестилась.

– И все-таки мне не до конца понятно, – сказал Виктор. – Если это сделала тетя Ивга, как она могла оставить такую улику, как медицинская карточка?

– О! Это вполне объяснимо! Она всегда могла бы сказать, что в районной поликлинике ошиблись. Она забеспокоилась, только когда я начала заниматься этим делом. Возможно, как и Вячеслав Голембо, навела обо мне справки и поняла, что я обязательно докопаюсь до сути. Кстати, Бурау настойчиво советовала мне лечь к ней в онкологический институт на обследование. Лично к ней. Дескать, не очень хорошо я выгляжу, а ранняя диагностика – залог здоровья и все такое. Так вот, вчера я специально сделала несколько анализов. Слава Богу, они показали – я абсолютно здорова. Как вы думаете, что собиралась делать тетушка Ивга с такой пациенткой, как я, в своем отделении, где она царица и богиня? Кто бы усомнился в моем смертельном диагнозе?..

Слушатели онемели.

– А сам документ, старый результат УЗИ Ксении Бессоновой она не принимала во внимание, – продолжала Вера. – Во время нашей встречи в онкоинституте Евгения Борисовна распекала мужа какой-то больной. Дескать, его жене нужно переделать анализы и обследоваться заново. То есть это была ее врачебная позиция: чтобы все делалось под ее присмотром, в ее больнице. Понимаете?

– Это давало ей возможность подделать Ксюшин диагноз… – Голембо не выдержал и сжал ладонями голову.

– Работа закончена, – устало произнесла Вера. – Ваш отец, Павел Илларионович Бессонов, не причастен к эвтаназии. Это доказано. Вы не дочь убийцы. Это сделала ваша двоюродная тетка, Евгения Бурау. Это тоже доказано.

Лученко подумала: «Если бы не Дельфин, я бы сейчас никому ничего не доказывала…». От воспоминаний об утренних событиях на ипподроме ее передернуло, как от озноба.